* * *
Эмилию Перкинс, единственную дочь полковника Перкинса, в семье звали просто Эми и считали совершенно беспомощным существом. Во-первых, она была близорука, но очками, лорнетом или пенсне пользовалась редко и неохотно, потому что думала, что всё это её уродует. Ну и во-вторых, в свои восемнадцать лет она выглядела от силы на пятнадцать — маленькая, белокурая, голубоглазая и кудрявая. Кудряшки эти никак не хотели укладываться в причёску, достойную леди, и топорщились вокруг её лица пушистым облаком, как ни билась с ними сперва нянька, старуха-негритянка Бетси, а потом горничная Маргарет.
И нянька, и горничная отчаянно баловали Эми, так же как и отец, который был весьма строг к своим солдатам и офицерам. Но при виде дочери его стальное сердце превращалось в настоящий кисель, о чём Эми, конечно же, отлично знала. Едва научившись ходить, она вертела своим суровым отцом, как хотела. Она была его куколкой, его ангелочком, его ненаглядным сокровищем.
Своей матери Эми не помнила — та погибла, когда дочь была совсем крошкой. Девочку растила кормилица, нянька и гувернантка, а последние пять лет Эми провела в Англии, в пансионе суровой миссис Аткинсон. Она тоже баловала Эми, как никакую другую из своих воспитанниц, и прощала ей любые шалости, едва только огромные голубые глаза напроказившей девчушки наполнялись слезами раскаяния.
Но вот наконец Эми стала совершеннолетней и, простившись с расстроенными и проливающими обильные слёзы пансионерками, а также с не менее расстроенной миссис Аткинсон, возвращалась на родину, к своему отцу.
Эми тоже была весьма опечалена и горько рыдала, расставаясь с подругами по пансиону. Но ей не терпелось снова оказаться в Америке, да ещё и в новом отцовском доме. За время её отсутствия отец получил новое назначение. Его полк направился усмирять краснокожих близ самой границы с Канадой близ Дедвуда, города золотоискателей и промышленников. Через него должна была вот-вот пролечь железная дорога, а вокруг уже поднялись телеграфные столбы. И железную дорогу, и сам город требовалось защищать от набегов неукрощённых краснокожих, которые никак не желали принять блага христианской цивилизации. Что ж, им предстояло смириться или умереть, как патетически писали газеты. Эми, залпом прочитывавшая все американские новости, готова была с этим согласиться, хотя и не желала гибели наивных гордых детей природы, какими описывал индейцев в своих романах мистер Фенимор Купер. Читая о смерти Ункаса, Эми горько плакала.
Но тем не менее, её отец выполнял свой долг перед страной, Богом и цивилизацией. И как же она гордилась им, как же безумно хотела его увидеть, кинуться ему на шею, погладить высокий лоб под седеющими волосами, вдохнуть родной запах трубочного табака и пороха, который, казалось, пропитал всю его одежду, будь то форменный синий мундир или простой домашний халат!
Эми всхлипнула, подумав об этом, и в очередной раз нетерпеливо выглянула в окно раскачивающегося на ухабах дилижанса. Она тут же встретилась взглядом с лейтенантом Кэлхоуном, лихо гарцующим неподалёку на своём гнедом коне. Тот, заулыбавшись, отсалютовал ей, прикоснувшись двумя пальцами к полям своей шляпы, а Эми опять спряталась в глубину кареты, чувствуя, как щёки заливает румянец.
Иногда она досадовала на собственную чувствительность — ей казалось, что такая буря переживаний характерна скорее для малого ребёнка, нежели для окончившей пансион молодой дамы… но она точно знала, что окружающих её чувствительность не раздражает, а умиляет.
Эми хотелось, чтобы её любили.
И её любили. Вот и юный лейтенант, которого отец прислал для её сопровождения вместе с пожилым сержантом Мартином. Генри Кэлхоун так явно был в неё влюблён, что она могла заметить это, даже не надевая пенсне!
Эми взволнованно вздохнула и рассеянно пошарила в своей дорожной сумке, ища зеркальце. Вечно разные мелочи куда-то теряются как раз в тот момент, когда они бывают нужны!
Горничная Маргарет, устало дремавшая в углу кареты, молча взяла из рук Эми сумку, сразу же нашла зеркальце и умилённо улыбнулась, глядя, как её подопечная придирчиво рассматривает свои румяные щёки и золотистые кудряшки.
Эми тоже счастливо улыбнулась своему отражению. Как прекрасно, когда тебя все любят!
На ночь Эми, Маргарет и их сопровождающие остановились в форту Эдмонт. До отцовского гарнизона оставались почти сутки пути, и безопаснее всего для ночлега были именно военные поселения. Ибо на равнине близ канадской границы хватало опасностей в лице незамирённых дикарей и рыщущих в поисках лёгкой наживы бандитов, как объяснил лейтенант Кэлхоун. В ответ Эми горячо заверила, что полностью полагается на его опыт и благоразумие.
Бедняга так и просиял.
«Как легко всё же управлять мужчинами!» — удовлетворённо подумала Эми, направляясь вслед за горничной в отведённую им комнату. Предстояло привести себя в порядок и сменить платье перед обедом, чтобы произвести неизгладимое впечатление на других офицеров форта, раз Кэлхоун уже был ею сражён.
Но когда Эми в сопровождении Маргарет спустилась вниз по лестнице, придерживая пышный подол своего лучшего голубого шёлкового платья, так красиво оттенявшего цвет её глаз, она с сокрушительным ошеломлением обнаружила, что никто из собравшихся внизу военных не обращает на неё ни малейшего внимания.
Ни малейшего!
Причиной этому был человек, неподвижно стоявший перед комендантом форта Расселом, в то время как остальные офицеры толпились вокруг, возбуждённо галдя и даже непристойно богохульствуя. Они явно не помнили себя от ликования.
Эми так и замерла на ступеньках лестницы, а позади неё возбуждённо ахнула Маргарет:
— Иисусе! Это же индеец!
Человек, застывший перед комендантом — неподвижно, будто каменный, несмотря на то, что его заломленные за спину руки были нещадно скручены сыромятным ремнём, — действительно был индейцем, насколько Эми могла судить по его обличью. Она невольно сощурилась и вытянула шею, с ужасом и восторгом впиваясь взглядом в его высокую крепкую фигуру в одежде из замши. Боже, да он же был настоящим благородным дикарём из захватывающих романов мистера Фенимора Купера, которые она взахлёб читала в дортуаре пансиона по ночам, переводя казённые свечи и окончательно портя себе зрение.
Его волосы, иссиня-чёрные, цвета воронова крыла, в точности как описывал мистер Купер, свободно рассыпались по его широким плечам. А его профиль, насколько могла судить Эми с высоты лестничного пролёта, был чётким и резким, словно отчеканенным на медали. А голос… этот голос, Боже, низкий, рокочущий и в то же время мелодичный! Но что же он произнёс?
— Не понимать язык васичу, — вот что он сказал.
«Васичу» — это, очевидно, белые, догадалась Эми.
Солдаты после нескольких мгновений молчания принялись ругаться ещё пуще — право, они совсем забыли о присутствии дам! — а потом вдруг разом замолчали, уставившись на громадного чёрного мастифа, который неожиданно возник из-за спины довольно улыбнувшегося коменданта.
Эми завизжала бы, если б смогла, но её горло словно сжала беспощадная рука. Она вспомнила, что ей рассказывал лейтенант Кэлхоун про коменданта Рассела — будто бы тот привёз этого огромного зверя размером с телёнка из южных штатов, притравливая собаку уже не на негров, а на краснокожих.
Солдаты расступись и попятились.
«Не надо! Не надо! Он же связан!»
Эми показалось, что она прокричала это во весь голос, но из горла её вырвался только жалкий писк. Она хотела зажмуриться, но тоже не смогла.
Она могла только стоять, прижав крепко стиснутые кулачки к груди, и широко открытыми глазами взирать на происходившее внизу. Позади неё тихонько поскуливала Маргарет.
Вздыбив шерсть на мощном загривке, похожем на бычий, и рыча низким вибрирующим рыком, зверь всё ближе подходил к индейцу, цокая когтями по полу. В полной тишине — даже Маргарет уже не всхлипывала — это звучало особенно зловеще.
Индеец чуть повернулся к собаке, и Эми наконец смогла получше разглядеть его бронзовое лицо с плотно сжатыми губами и корявым шрамом, перечеркнувшим левую скулу. Странно, но она видела это лицо так чётко, будто стояла всего в паре шагов.
Эми показалось, что пронзительный взгляд глаз индейца — не тёмных, а скорее янтарных, тепло-золотистых — на миг скользнул по ней, дрожавшей на ступеньках, а потом вновь устремился на приближавшегося мастифа.
Утробное рычание пса стало громче. Эми всё-таки зажмурилась, не в силах смотреть, как он прыгнет и вцепится в горло беспомощному связанному человеку. Но она с невероятным изумлением услышала, как этот грозный рык понемногу стихал, переходя в жалобный скулёж наказанного щенка.
Эми застыла в полном ошеломлении, как и все остальные в этой комнате. Индеец стоял спокойно и безмолвно, не спуская глаз с мастифа, который, как завороженный, смотрел на него, медленно приседая, словно у него подгибались лапы. И наконец, пёс совершенно распластался на дощатом полу.
Пленник медленно отвёл взгляд и — Эми была готова в этом поклясться! — посмотрел прямо на неё. И опять же она могла бы поклясться, что в янтарных глазах его при этом вспыхнули смешинки.
Дальше все заговорили одновременно. Комендант Рассел, выхватив хлыст из-за голенища сапога, с размаху полоснул по спине взвизгнувшего пса, а потом, оскалившись, повернулся к пленнику, вновь занеся хлыст для удара, но замер, впившись яростным взглядом в его невозмутимое лицо.
Тут Эми пришла в себя и горячо вскричала:
— Остановитесь, майор Рассел! Что вы делаете?!
— Прошу прощения, мисс Перкинс, — с досадой проворчал комендант, опуская хлыст. — Ох уж мне эти сердобольные европейские барышни! Да будет вам известно, дикари признают только силу. Все они разбойники, которые снимут с вас скальп безо всякой пощады. А этот — вдвойне разбойник и негодяй. Это же Ша Тате — Красный Ветер, военный вождь оглала. Он со своими молодчиками подстерегает наших кавалеристов в Чёрных Холмах. Я узнал тебя, мерзавец!
Он опять торжествующе потряс хлыстом перед лицом индейца, но тот и бровью не повёл. Словно стоял не в центре толпы своих заклятых врагов, а на вершине какой-нибудь скалы, глядя вдаль прищуренными глазами.
У Эми по спине пробежала дрожь. Странное предчувствие близкой беды охватило её. Она всегда доверяла не только своим чувствам, но даже предчувствиям.
Она не могла сейчас сказать, что этот Ша Тате, Красный Ветер, пугает её. Но ощущение исходившей от него силы заставляло вибрировать самый воздух в этой комнате и болезненно сжиматься её сердце.
Она вздохнула с облегчением, только когда двое солдат увели пленника в каземат форта, подталкивая его в спину прикладами своих ружей. Но всё равно кусок не лез Эми в горло, и она провела за накрытым на ужин столом коменданта от силы четверть часа. После чего, сославшись на невыносимую головную боль, она вместе с горничной вновь удалилась в отведённую ей комнату. Там стояли две простые походные койки, но зато горел камин, заботливо растопленный сержантом Мартином.
Повинуясь всё тому же настойчивому предчувствию, Эми не стала раздеваться на ночь, а лишь сменила голубое шёлковое платье на
