Просто… просто так положено. Нужно спросить позволения у… дамы. Тем более у такой… чистой, как вы…
Л.Е.: Чистой?! А на самом деле хотели сказать: «глупой»?!
В.М.: Нет, просто беда с вами! Даже и в мыслях не имел сказать «глупой»? Вы именно чистая… Вот сейчас я скажу «неиспорченная», и вы перевернёте на свой лад. Даже не знаю, как тут быть? Знаете что? Позвольте мне, всё-таки встать, одеться, совершить гигиенические процедуры… Я сейчас не слишком витиевато говорю?
Л.Е.: Не слишком. Только зубы чистить и умываться придётся в дальнем конце коридора. Умывальник там направо в женском туалете.
В.М.: Почему в женском?
Л.Е.: Мужской туалет и умывальник на третьем этаже, но там сейчас какой-то ремонт. Говорят часа на два.
В.М.: Прекрасно! Тогда я попрошу вас принести в чайнике воды, и поспособствовать мне, в смысле, полить на руки.
Л.Е.: Ага! Я уйду за чайником, а с вами опять что-нибудь случится!
В.М.: Боже! Вы удивительная всё-таки! Чуткая, добрая. Не волнуйтесь за меня. Я прекрасно выспался, чувствую себя замечательно. Жаль только, что разбудили вы меня в самый интересный момент. Мы с Эмилией Марковной только собрались… Фух! Умоемся и будем пить чай. Согласны? Ведь чай у меня…?
Л.Е.: Угу. Чай у вас просто потрясный. (Поколебавшись, выходит).
В.М.: Потрясный!? Замечательно! Неужели всё-таки придётся осваивать новый русский язык? А что, это даже любопытно!
Бодро выскальзывает из-под одеяла.
Делает несколько гимнастических движений.
Вот как хорошо! И так хорошо! И так! Ой! (Присаживается.) Как всегда! Стоит только сказать, что у меня всё замечательно… (Пробует снова делать гимнастику, напевает «Сердце моё сердце» Д.Тухманова.) Herz, mein Herz, was soll das geben? Was bedranget dich so sehr? Вот так, mein Herz, уже гораздо лучше. А то что же мне – обманывать юное существо? Нет, так не пойдёт! Никакого обмана! Всё просто замечательно! (Заканчивает гимнастику). Однако, помнится, я вчера вечером распаковывал чемодан и халат повесил на спинку стула. Вопрос: где халат? Ну конечно! Добрая душа его, вероятно, убрала в шкаф? (Подходит к шкафу, пытается открыть дверцу). Странно. Кажется, закрыт, а ключа я что-то не вижу. Не унесла же его Лариса Евгеньевна с собой? (Снова пытается открыть дверцу, тянет изо всех сил).
Ножка шкафа подламывается. Шкаф накреняется и начинает падать на В.М.
Ого! (Подпирает шкаф плечом). Вот это новости! Глупее положения не придумаешь! Главное, на помощь звать стыдно! (Пробует вернуть шкаф в вертикальное положение). Хороший шкаф, тяжёлый!
Входит Л.Е. с чайником.
Л.Е.: Оба-на! Я так и знала! Опять! (Бросается на помощь). Зачем вы уронили шкаф? Стойте, стойте! Сейчас я… (Пробует выпрямить ножку шкафа).
В.М.: Вы будете удивлены, Лариса Евгеньевна, но он сам начал падать…
Л.Е.: Сейчас, сейчас… (Ищет, чем бы подпереть шкаф).
В.М.: Вы, Лариса Евгеньевна, читать любите?
Л.Е.: Не-а! Я кино больше люблю… (Находит под умывальником кусок трубы). Во! Класс! Это нам и нужно! У меня в планшете куча фильмов, из И-нета накачала!
В.М.: Откуда накачали?
Л.Е.: Из Интернета.
В.М.: Простите, насосом накачали?
Л.Е.: Ой! Не смешите меня, Василий Михайлович! А то у меня с трубой не получается!
В.М.: А я и не собирался вас смешить! Падающий шкаф к этому не располагает…
Л.Е.: А к чему располагает?!
В.М.: Лариса Евгеньевна, давайте поиграем с вами!?
Л.Е.: Оба-на! Сейчас как раз время поиграть!
В.М.: Не, вы не поняли, я не про сейчас…
Л.Е.: Почему не пОняла? Даже очень пОняла! Тем более что падающий шкаф к этому располагает!
В.М.: Да. Мне тоже так кажется… Прочищает, знаете ли, мозги…
Ставят наконец-то шкаф на место. Садятся передохнуть.
У меня вначале только один вопрос: «потрясающий» это лучше или хуже, чем «потрясный»
Л.Е.: Потрясающий, это отстойно! Потрясный круче!
В.М.: То есть, лучше?
Л.Е.: Стопудово! Лучше!
В.М.: Ух ты!
Л.Е.: Не «ух ты», а «вау»!
В.М.: Значит, вау!? Да! Занимательно! Кстати! Мы же про фильмы не договорили. Какие вам нравятся?
Л.Е.: Ой! Разные! Не волнуйтесь, я не отстойная, мне олдовые тоже нравятся!
В.М.: Не понял… какие?
Л.Е.: Олдовые! Ну… старые, значит. Советские там, буржуйские разные… Вчера вот я такой рулезный фильм смотрела! Вы наверно знаете, вы меня так называли… э… «Моя прекрасная леди»
В.М. (чрезвычайно удивлён): Что-что? Вы сказали…
Л.Е.: «Моя прекрасная леди»
В.М.: Ах вот что?! И как вам фильм?
Л.Е.: Потрясный! Одри Хёпберн, просто душка, эта, Элиза! А тот… ну, папаша её… классный! А который учил её, ну, профессор… этот… Хиггинс. Не, зануда, конечно, он, но тоже дядька такой… ничего себе.
В.М.: Вот-вот, про это я и хотел с вами поиграть.
Л.Е.: Василий дорогой мой Михайлович! Какие тут игры?
В.М.: Самые обыкновенные, моя фея, простые и естественные, как в этом фильме. Я хочу, чтобы вы меня научили говорить по-русски.
Л.Е.: Оба-на! А я хотела попросить вас научить меня говорить по-русски…
Темнота.
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ.
Туманное пространство. В.М. и Эмиля Марковна пьют кофе.
Тихая спокойная музыка. Мягкие голоса. Шикарная обстановка.
Эмилия Марковна молчит, словоохотлив лишь Василий Михайлович.
В.М.: Не терзайте моё сердце, дорогая моя, прошу вас! Очень вас прошу! Тем более что, несмотря на ваш иронический прищур, далее, к несчастью, всё было исключительно целомудренно. А немножко даже жаль, честно говоря! Шучу!
Эмилия Маркова тихонько смеётся.
Вы правы, моя единственная, как всегда! (Эмилия Маркова снова тихонько смеётся). Что ж, я скажу вам… я имею право… я давно думал об этом… Я очень много об этом думал. У меня было достаточно времени, даже слишком достаточно… Но сначала… Извольте, я вам представлю всё «в лучшем виде», как сейчас положено… Кем положено и когда положено – сие неизвестно… Просто модно так говорить.
Дурацкая мода следовать моде. Не хочу и не собираюсь моде следовать. Мода, это нечто преходящее, сиюминутное. Завтра всё это никому не будет нужно… Более того, все будут считать это устаревшим, замшелым, плесневелым, «олдовым»… Это слово вам, вероятно, незнакомо? Так же, как и «стопудово», «отстой», «вау», «потрясно»? (Эмилия Маркова снова посмеивается). Хотел бы вас ещё чем-нибудь удивить, очень хотел бы, но, к несчастью, это всё, что я успел постичь за краткий период обучения.
Не надо считать меня неспособным учеником! Наоборот, всё это я успел познать очень быстро, всего лишь за несколько часов...
Эмилия Марковна иронически смотрит на него.
Ну вот! Вы снова мне не верите? Так я и знал. Ну что ж! Придётся на бис сыграть всю финальную сцену с начала... Нет! Начало было затянутым, пропустим его, и начнём с кульминации. Слышите? (Возникает звук аплодисментов). Так мне аплодировали после этого триумфа. (Крики «браво!») Я, конечно, не стал томить уважаемую публику и немедленно вышел на поклон ещё раз! Потом ещё раз и ещё раз...
Встаёт, идёт на авансцену к микрофону, кланяется, прижимает руки к груди.
Гром оваций.
В.М.: Спасибо, друзья мои, спасибо! (Уходит в кулисы, обращается к Л.Е.). Вот, Лариса Евгеньевна, а вы ещё смели сомневаться! Возьмите этот букет, это вам! Нет-нет, не вздумайте протестовать, вы его заслужили! Тем более что у вас сегодня дебют!
Л.Е.: Василий Михайлович… Василий Михайлович…
В.М.: Да, я Василий Михайлович! Что у вас с лицом, почему оно такое странное!? Всё прекрасно, моя прекрасная леди!
Л.Е.: Сейчас… Только вы не переживайте… Сейчас Лизунов придёт на сцену…
В.М.: Э-э... Не понял, кто придёт, какой Лизунов? (Пауза, в ужасе). Лизунов?
Л.Е.: Да, тот самый, Матвей Викторович…
В.М.: Но, позвольте, как же так, откуда?
ГОЛОС ПО ТРАНСЛЯЦИИ: Почётный адрес вручает председатель комитета по культуре Матвей Викторович Лизунов!
Звучат фанфары. На авансцену к микрофону выходит человек, как две капли воды похожий на администратора Хорькова, только значительно старше. Одет богато, на пальце сверкает тяжёлый перстень. В руке букет и приветственный адрес.
ЛИЗУНОВ: Позвольте мне от вашего имени, от имени всех жителей нашего города, всех поклонников таланта, поприветствовать дорогого гостя, нашего земляка, гордость и славу нашего города! (Аплодирует, зал подхватывает).
В.М.: Нет я не пойду, я не могу… (Ларисе Евгеньевне). Возьмите букет
Бешеные овации, крики «браво!», «просим!».
Л.Е.: Я тогда цветы в гримёрку заберу? (Собирается уходить).
ЛИЗУНОВ: Браво, Василий Михайлович, браво! Дорогой наш! Просим вас! Просим! (Аплодирует).
В.М.: Нет, постойте! Не уносите цветы... Они могут здесь понадобиться, хотя, впрочем… (Неожиданно). Я иду! (Идёт на сцену).
Л.Е.: Василий, дорогой мой, Михайлович! Что вы делаете?
ЛИЗУНОВ (прикрыв рукой микрофон, тихо): Ну что, Кот Базилио! Встретились? Улыбайся! Улыбайся, давай, люди же смотрят!
В.М. беспомощно оглядывает зал, прикладывает руку к груди, морщится от боли.
Затем подходит к Лизунову и, преодолевая боль, даёт ему увесистые пощёчины с одной и с другой руки.
Темнота.
Звучит ноктюрн Шопена до-диез минор №20.
© С.Кочнев, 2014 г.
