Забытые имена Коминтерна.М.Н. Рой.Историческая роль Ислама

гнетущую тьму невежества и суеверий, предрассудков и нетерпимости и показало европейским народам путь к материальному процветанию, интеллектуальному прогрессу и духовному освобождению. Благодаря арабским философам и учёным, богатое наследие греческих знаний дошло до отцов современного рационализма, а пионер научного исследования, Роджер Бэкон, был учеником арабов. По мнению Гумбольдта, арабов нужно считать «истинными основателями физических наук в том значении этого термина, которое мы сегодня привыкли ему придавать» ("Kosmos", Vol. II).

Эксперимент и измерение были великими инструментами, с помощью которых они проложили путь прогрессу и поднялись до положения связующего звена между научными достижениями греков и научными достижениями нашего времени.

Аль Канди, Аль Хасан, Аль Фараби, Авиценна, Аль Газали, Абубакр, Авемпаце, Аль Фетрагиус (арабские имена укорачиваются таким образом в исторических работах, написанных на европейских языках) – это незабываемые имена из летописей человеческой культуры, а известность знаменитого Ибн Рушда увековечена как память о человеке, познакомившем предвестников современной цивилизации с гением Аристотеля, тем самым дав неоценимый толчок борьбе европейского гуманизма за освобождение себя от парализующего влияния богословского фанатизма и оторванного от жизни бесплодного умствования. Эпохальная роль великого арабского рационалиста, который был на пике в 1-й половине 12-го века при просвещённом покровительстве султана Андалузии, красноречиво описана знаменитым высказыванием Роджера Бэкона: «Природа была истолкована Аристотелем, а Аристотель был истолкован Ибн Рушдом».

Знамя духовного мятежа против власти христианской церкви и господства богословия было поднято в 13-м и 14-м вв. Бунтари-рационалисты черпали своё вдохновение из научных учений великих философов античной Греции, а узнавали они о них от арабских учёных, в особенности от Ибн Рушда.

Фанатизм набожного Юстиниана в начале 6-го века окончательно очистил святой мир христианского суеверия от остатков языческого знания. Последние греческие учёные были вынуждены покинуть античные центры наук. Они эмигрировали из Римской Империи и искали прибежище в Персии, но там нетерпимость священников оказалась такой же враждебной к языческому знанию. В конце концов, брошенная наука афинской культуры нашла гостеприимный дом при дворе халифов Багдада Аббасидов, которые были так поражены мудростью этих иностранных неверных, что не предложили им ни Коран, ни меч. Наоборот, все оставшиеся приверженцы античных знаний, чьё знание высмеивало веру и снисходительно улыбалось надо всей религией, были приглашены принять свободомыслящее гостеприимство Командира правоверных.  

Халифы не только взяли изгнанных греческих учёных под своё покровительство. Они отправили сведущих людей в разные части Римской Империи с инструкцией и средствами для сбора всех доступных работ мудрецов древней Греции. Большой ценности работы Аристотеля, Гиппарха, Гиппократа, Галена и других учёных были переведены на арабский язык, и халифы всячески поощряли распространение этих нерелигиозных учений по всему мусульманскому миру. Школы, созданные за счёт государства, распространяли научное знание среди тысяч студентов, принадлежащих всем классам общества, «от детей знати до детей ремесленников». Бедные студенты получали образование бесплатно, а учителя щедро вознаграждались за свою службу, которая пользовалась высочайшим уважением. Арабский историк Абул Фарагиус свидетельствует о следующих взглядах халифа Аль Мамона относительно людей науки: «Они избраны богом, они – его лучшие и наиболее полезные слуги, чьи жизни посвящены улучшению их мыслительных способностей. Учителя мудрости – истинные светила и законодатели мира, который без их помощи вновь погрузился бы в невежество и варварство».

Современное представление о нетерпимости и фанатизме Ислама лишается всякой исторической достоверности, когда мы узнаём, что люди науки так высоко ценились преемниками пророка, которые по большей части были свободны от какого-либо религиозного пыла, немалое их число имело взгляды откровенно еретические, и общей сутью их учений было утверждение разума человека как единственного стандарта истины. История показывает критически настроенному человеку, изучающему её, не много примеров, когда глава религиозного ордена поощрял «развитие мыслительных способностей», как это делал халиф Аль Мамон. Ибо развитие мыслительных способностей полностью несовместимо с верой. А ведь Аль Мамон был далеко не единственный из знаменитого рода халифов Аббасидов, кто не только поощрял распространение научного знания, но и сам участвовал в нём.  

За политическую власть, материальное процветание, так же как за покровительство над распространением знаний с ними соперничали Фатемиты Африки и Омминады Испании. Библиотека Каира содержала более 100 тысяч томов, тогда как библиотека Кордовы могда похвастаться тем, что у неё в 6 раз больше книг. Этот факт уличает во лжи другое клеветническое обвинение, изображающее рост Ислама как вспышку дикого фанатизма, а именно, сплетню о разрушении знаменитой библиотеки в Александрии. Нужно иметь ханжеский ум или быть доверчивым, чтоб поверить, что те, кто получали удовольствие от создания и поддержки таких выдающихся научных центров, будут грубо сжигать библиотеку Александрии; те, кто располагали признательностью человечества за спасение наиболее ценного его наследия, могли начать с того, что внесли вклад в разрушение этого сокровища. Когда беспристрастное и научное исследование истории развеет легенды и опровергнет злобные россказни, рост Ислама выступит не как бич, а как благо для человечества.

В то время как книги, написанные в 11-м и 12-м веках с негодованием описывают в деталях шокирующую сплетню о сожжении библиотеки в Александрии, историки Эустичиус и Элмацин, оба египетские христиане, писавшие вскоре после завоевания сарацинами их страны, не говорят ни слова об этом диком деянии. Первого из них, патриарха Александрии, вряд ли можно подозревать к пристрастности к врагам христианства. На порядки халифа Омара обычно ссылаются как на доказательство варварского деяния, приписываемого его военачальнику. Было бы намного легче не заносить в архив сведения о тех порядках, чем замалчивать какую-либо историческую работу, сочинённую христианскими прелатами (высокопоставленными духовными лицами), которые имели бесконечные возможности утаить свои сочинения. Тщательная проверка всех относящихся к делу свидетельств позволила Гиббону прийти к следующему мнению по этому вопросу: «Жёсткое осуждение Омара противоречит прочному и ортодоксальному правилу поведения из основных положений Магометанства; в них категорично заявлялось, что религиозные книги евреев и христиан, приобретённые по праву войны [т.е., очевидно, захвачены, приобретены в качестве трофея и т.п.], ни в коем случае нельзя сжигать, и что работы светских учёных, историков или поэтов, медиков или философов, могут использоваться правоверными на законном основании» ("RiseandFalloftheRomanEmpire").

С тех пор, как историю начали записывать с непредвзятой критичностью, байка о разрушении александрийской библиотеки была или опровергнута, или подвергнута серьёзному сомнению. В любом случае, во время сарацинских завоеваний александрийская библиотека перестала быть хранилищем ценных записей греческих знаний. Задолго до этого, место научного знания и философской мудрости в Александрии занял христианский фанатизм. В соответствии с этим наверняка изменился и характер содержимого библиотеки. Языческие учёные, которых христианская нетерпимость прогнала из центра античных знаний, наверняка забрали с собой сокровища, которые они ценили больше всего остального. Если и был действительно зажжён огонь по приказу Омара, он уничтожил увесистые тома богословских споров, которые принесли человечеству намного больше вреда, чем добра. Огонь Ислама, может быть, и истребил не имеющие особой ценности записи пустых и бесполезных богословских споров, но выдающийся энтузиазм свободомыслящих халифов собрал, сохранил и развил ценные архивы античного знания, которые покинули александрийскую библиотеку, прежде чем её бесполезное и вредное содержимое было предано огню.  

Византийское варварство погубило достойную похвалы работу Птолемея. Реальное разрушение александрийского центра науки было делом рук Святого Кирилла, который осквернил богиню знания на знаменитой выставке Гипарии. Это было уже в начале 5-го века. Христианский Святой не желал терпеть, что философские лекции и математические доклады устраивались молодой язычницей, которой элита александрийского общества должна была бы покровительствовать, в то время как набожные, но лишённые ясности проповеди архиепископа посещались только повстанцами. Но если он был не ровня в интеллектуальном плане, он обладал властью, чтоб устранить конкуренцию раз и навсегда. При его подстрекательстве повстанцы под руководством монахов, распалённых религиозным безумием, атаковали центр александрийской науки и, именем религии, совершали преступления, слишком тяжёлые, чтоб про них писать и слишком позорные, чтоб о них помнить.

«Таким образом, в 414-м г. н. э. позициям философии в интеллектуальной столице мира был положен конец; с этого времени науке пришлось погрузиться во тьму и подчинение. Ей больше не позволялось публично существовать. В самом деле, можно сказать, что, начиная с этого периода, она полностью исчезла на несколько веков. Свинцовая булава фанатизма разбила вдребезги закалённую наилучшим образом сталь греческой философии. Поступок Кирилла, бесспорно, имел место. Сейчас выяснилось, что по всему римскому миру, должно быть, больше не было свободы мысли… Такие притязания, возможно, очень хорошо соответствовали своему назначению, поскольку победители удерживали свою власть в Александрии, но они явно стали неудобны для применения, после того как сарацины завладели городом. В последующие 2 унылых и скучных века положение дел оставалось прежним, пока иностранные завоеватели не положили конец угнетению и насилию. Это было хорошо для мира, что арабские завоеватели открыто признали своим истинным аргументом саблю, не претендуя на сверхчеловеческую мудрость. Они, таким образом, остались открыты знаниям, не погружаясь в богословские противоречия, и смогли вновь сделать Египет одной из самых знаменитых наций на земле, вырвав его из отвратительного фанатизма, невежества и варварства, в которые он погрузился» (Draper, "TheHistoryoftheIntellectualDevelopmentofEurope," Vol. 1, p. 325).

Работы мудрецов античной Греции не только были спасены, собраны и сохранены арабами. Они были обильно прокомментированы и улучшены ими. Полные собрания сочинений Платона, Аристотеля, Евклида, Апполония, Птолемея, Гиппократа и Галена были доступны отцам современной Европы сначала только в арабских переводах, сопровождаемых эрудированными комментариями. Современная Европа научилась у арабов не только медицине и математике.