уменьшает свои шансы на выживание, так как сопротивление рассматривается как социальная аномалия.
Жизненный успех требует приспособления, приспособления к различным обстоятельствам и к множеству людей. Необходимо проигрывать разнообразные типовые роли, установленные общественным этикетом, деловые контакты требуют гибкости, мастерства, Но это не мастерство социального хамелеона прежних времен, прятавшего за масками свое истинное существо. Это также и не мастерство актера, импровизирующего в рамках своих человеческих ресурсов.
Актер черпает материал из богатства и разнообразия своей индивидуальности. Актер создатель образа, а человек дела, конструктор, собирающий себя из готовых образов-клише, созданных массовой культурой. В нем нет ни спонтанности чувств, ни той уникальной эмоциональной ауры, которая характеризует личность. Его внутренний мир хранилище стандартных образов, готовых для употребления, в процессе воспитания он утрачивает свое уникальное «Я», он сырая глина, которой придает форму любая внешняя сила.
«Вполне возможно, что при нашей способности приспосабливаться, нас можно превратить в кого угодно. Многие до сих пор помнят тот шок, который Америка испытала, узнав, что китайцы, захватив в плен наших солдат в Корее, провели с ними успешную операцию по промыванию мозгов, превратив их в коммунистов....», писал автор книги «Europe in blood».
То, что произошло с американскими солдатами в Корее экстремальная ситуация, но она наглядно показала, как легко американец отказывается от своих представлений и взглядов, если они не соответствуют принципам выживания. Шок, который испытала во время Корейской войны Америка, особенно остро ощущала американская интеллигенция, ее «больное сознание». «Больная совесть» прокричала себя в произведениях искусств, предупреждающих об угрозе, которую нес в себе широко распространившийся в обществе конформизм.
Фрэнсис Капра, Элиа Казан, Скорсезе и Сидней Люмет в кинематографе 50-х - 60-х годов показывали бунтарей, отстаивающих свои убеждения, борцов со всем строем жизни, готовых идти до конца, способных сопротивляться внешнему давлению, способных отстаивать свои убеждения и свою личность в экстремальных условиях.
Но в конце 70-х годов появилась целая обойма фильмов, в которых у героев нет никаких других убеждений, кроме убеждения, что нужно жить и жить хорошо, они борются не за высокие идеи справедливого общества, а за право на личный успех, на персональный комфорт.
В фильме «Graduate» герой, Бенджамен, собирается после окончания колледжа заняться производством пластика, нового химического материала, который в будущем вытеснит традиционные материалы. Само слово пластик, т.е. гибкий, бесцветный материал, приспообляемый к любой ситуации, стал символом начала новой эры, показателем качества, необходимого для успеха, пластичности.
Этим качеством обладает герой фильма «Being There», Квинси, чье имя можно перевести как королевский, камердинер и садовник миллионера, человек с интеллектом дебила. Он шаг за шагом превращается в видную политическую фигуру, друга президента и его возможного преемника. Его ошеломляющая карьера не имеет ничего общего с его деловыми способностями. Своим взлетом он обязан умению приспосабливаться к любым заданным условиям.
Мир, как его видит Квинси, понятен и прост, он владеет необходимым набором клишированных мыслей и идей, которые позволяют ему чувствовать себя уверенно в любой ситуации. Он произносит ординарные фразы, плоские, как сама повседневность, но произносит их с необычайной непосредственностью и глубоким убеждением, как внезапное открытие новой истины, как вечную мудрость, также, как дети, рассказывая анекдот с огромной бородой передают его с ощущением необычайной свежести и ослепляющей новизной открытия. В заключительной сцене фильма герой, как Христос, идет пешком по поверхности озера.
Христа называли королем Иудеи, Квинси можно назвать королем американской жизни, его банальность, посредственность, одномерность и есть королевская истина, высшая истина. Последняя фраза, которую произносит Квинси в фильме: «Реальность - это состояние ума». Его состояние ума полностью запрограммировано, и им можно управлять также легко, как и компьютером, при необходимости можно сменить программу. Квинси карикатура на среднего человека с упрощенным, одномерным сознанием, мастера приспособления.
Герои фильмов Вуди Аллена живые, легко узнаваемые социальные типы, образованный средний класс, живущий в конкретных реалиях Нью-Йорка, с его улицами, кафе, сабвеем. И, в то же время, персонажи выглядят как марионетки, которых какие-то мощные, полностью анонимные силы дергают за ниточки, но сама манипуляция настолько совершенна, что сами герои уверены, что они полностью свободны и независимы.
Хотя фильмы Вуди Аллена принято называть комедиями, это скорее трагикомедии, трагикомедии самообмана.
Герои Вуди Аллена действуют, но действуют неосознанно, внутри принятых в их среде трафаретов, что-то чувствуют, но их чувства банальны и бесцветны, много говорят, но все их разговоры не больше, чем сотрясение воздуха претенциозными словесными клише. У них нет того, чем принято определять личность, убеждений, нет ауры внутреннего мира, человеческой уникальности. Их общение внешне чрезвычайно интенсивно, но каждый из них отдельный атом, сомнамбула, замкнутая на себе, самодостаточны, как и герой фильма Being There.
Самодостаточность принято называть словом self-reliance, опора только на себя, она возникла как реакция на условия жизни еще в период освоения Америки. В течение первых двух столетий население Нового Света добывало средства существования фермерством и скотоводством, одну ферму от другой отделяли десятки, а то и сотни миль, помощи просить было не у кого, одиночкам или отдельному семейному клану можно было надеяться только на себя.
В последующий, индустриальный период, американское общество сформировало сложные организационные структуры, и отдельный человек уже не мог добиться своей цели в одиночку, он должен был примкнуть к какой-либо группе, компании, корпорации. Любой деловой союз между людьми, однако, не предполагал ни человеческого интереса друг к другу, ни лояльности к партнеру. Союз с другими мог существовать только до того момента, пока существовала взаимная необходимость друг в друге. Такая форма отношений предполагает что каждый использует возможности других людей или организаций для достижения собственных целей, кто кого переиграет.
Выживают в конкурентной борьбе только те кто верит в свои силы и в правильность системы, кто сталкиваясь с препятствиями не теряет своего оптимизма. В других странах мира оптимизм качество индивидуальное, в США это национальная черта, она воспитывается всей атмосферой динамичного общества в котором у каждого есть свой шанс.
Но это качество имеет и негативную сторону. Оптимизм нейтрализует любую критику. Сомнения в правильности системы являются угрозой личному благополучию, они не конструктивны, опасны, разрушительны для принятого порядка вещей, поэтому воспринимаются как форма асоциального поведения, что-то среднее между хулиганством и подрывной деятельностью.
«Даже те, кто проиграл в жизненной игре, впадая в критицизм, делают это в безопасных стенах своего дома», Социолог Абель.
Оптимизм специфическая черта всех общественных систем, ставящих своей задачей тотальную поддержку существующего статус-кво. Пропаганда тоталитарных обществ 20-го века создавала монументальные образы всенародного счастья и оптимизм стал общественным долгом. Тот, кто не разделял это чувство, мог ожидать визита гестапо или НКВД.
В тоталитарном обществе «1984» Оруэлла было запрещено иметь недовольное выражение лица, нельзя было даже хмуриться, отсутствие оптимизма считалось вызовом обществу, антиобщественным поступком.
«В Америке и в Советском Союзе для каждого гражданина обязательно быть счастливым. Если он публично заявляет, что несчастлив, это означает неприятие всего социального порядка в целом. Граждане этих двух стран обязаны быть счастливы, таков их общественный долг», Социолог Роберт Варшоу в начале 50-х годов.
В Советской России социальный оптимизм выражался бесформенно, аморфно, в русской культурной традиции выше всего ценилась свободная импровизация. В Америке, с ее традицией законченности и ясности форм, оптимизм выражается в стилистически отточенных формах, взвешенных и отработанных клише, результат многих десятилетий работы массовой культуры, предоставляющей большой выбор стандартных форм поведения и общения.
Оптимизм когда-то был индивидуальной чертой, в массовом обществе он должен был стать всеобщим, так как индивид сам по себе ничто, он лишь часть коллектива. В Советском Союзе «оторваться от коллектива», следовать собственным убеждениям, значило стать отщепенцем, «индивидуалистом», противопоставляющим себя обществу.
Но социолог Вильям Уайт в своей работе 50-х годов «Organization Man» показал, что американский индивидуализм это также коллективизм, просто другая форма. Уайт описывает жизнь в комплексе,
| Реклама Праздники |