понять, кто и чем конкретно занимается, кто за что отвечает, расцвела поголовная не наказуемая безответственность. Объединившись в единый закрытый административно-бюрократический клан, чинарики и бюроманы ощетинились длинными и цепкими когтями и крепкими клыками и принялись безудержно и нагло рвать на куски государство, славя везде и по всякому поводу псаря, не ожидавшего, вероятно, такой рваческой прыти от послушных сограждан, но и не очень-то мешавшего им загребать под себя неправедно нажитый капитал, очевидно, полагая, что замаранные чинуши никогда всерьёз не покусятся на его власть. Если вначале девизом государственных рвачей было скромное: «Хватай сам, но не мешай и другим!», то скоро он сменился на «Хватай всё сам!». Всё, что мог сделать Власт, а может быть, всё, что хотел сделать, это насадил всех на обвинительные крючки. Образовалась гигантская снасть, и когда он опомнился и принялся вытягивать хотя бы малых пираний, вместе с ними в туго переплетённой снасти вытягивались и крупные барракуды, знающие много тайного о власти. Пришлось ограничиться аккуратным выборочным ловом, нечаянно попавших крупных хищниц отпускать на волю, обновив крючок. Вот так! – Микрар снова устало плюхнулся в кресло, а Рамир оглупело молчал, не зная, что сказать. Он никогда не задумывался о государственном устройстве Энтеррии, воспринимая всё, что есть, как должное и близко его не касающееся. Его дело – руды, и пусть другие занимаются тем, что им определено, так ему вдалбливали с юности, и не о чем думать. – И одновременно, - продолжал тягучий монолог, отдающий запахом сортира, взбудораженный биохимик, - разрешена была полная свобода слова и печати, абсолютная гласность. Писать и говорить можно было всё, что угодно, кроме одного – нещадно каралась любая мало-мальская потуга посягнуть на вершину власти. – Микрар хмыкнул. – А на неё и посягать-то не стоило, она и так, отделённая бюроманами от общества, островной пирамидой высилась на фундаменте, всё более и более разрушаемом корыстными административно-бюрократическими хапучими отношениями. Джинн был неосторожно выпущен на свободу, чинарики и бюроманы плодились как снежный ком, наращиваясь всё новыми непонятными структурами, переслаиваясь, и как убийственная инфекционная плесень разъедали основание пирамиды, и никто не хотел думать, чем вся эта разудалая вакханалия кончится, а незыблемая власть рухнет. Вместо этого были пафосные постройки и пафосные речи. И скрытое, глухое, нарастающее недовольство простых энтериков-рабариков, задавленных массой начальничков. Пока порознь, пока втихую. Власт и сам не чурался толпы, не боялся встреч с недовольными и колеблющимися, окружив себя надёжной бронёй сподвижников, выбранных не по профессиональным качествам, а по неоднократно проверенной личной преданности. Он вообще не любил нового окружения, тасуя помощников, закрепившихся во власти, и передвигая тех, кто завалил дело, на параллельные властные должности, никак не соответствующие профессиональной подготовке преданных помощников. Настойчиво заставляя их чаще выходить на контакты с народом, он и сам много и красиво говорил. Говорил правильно и вдохновенно, обещая в общих обтекаемых чертах всё, что народу хотелось, но на практике, когда обещания доходили до реализации, общие правильные черты хороших дел как-то рассыпались, утрачивались, стирались нехорошими деталями, отшлифованными властариками то ли по собственному умыслу, то ли с его негласной подачи. А он всё неустанно и призывно повторял и повторял, словно заклиная: давайте дружно делать всё вместе, мы должны работать на своё благо дружно – это был его красный лозунг. Жалко, что блага у всех были разные и средства добычи тоже. В стране разразилась словесная буря, словесный тайфун: говорили все, говорили много, самозабвенно, говорили по делу, а больше для тумана. Джинн не хотел лезть обратно в бутылку, перестал пугаться устрашающих, но щадящих щипков и легко отделывался, принося в спасительную жертву придавленные щупальца-присоски. Установилось нечто новое в общественных формациях – демократическая монархия с олигархической подкладкой. Я бы мог ещё много чего порассказать об огрехах выпестованной Властом, вольно или невольно, государственной системы, оправдываемой им тем, что при другой нашему специфическому энтерийскому обществу не выжить. – Обвинитель сделал передышку, обрадовав Рамира, который решил, что политлекция кончена. Но не тут-то было: фонтан прорвало: - Но все его ошибки и недочёты, заблуждения и болезненные перегибы с лихвой перекрыл подземный мегаполис, в котором мы с тобой худо-бедно живём, тогда, как почти всё население Планеты погибло. Это он сразу же, как только утвердился во власти, настоял на сооружении гигантского убежища от атомных бомбардировок, использовав природный пещерный комплекс. И начал мудро со строительства атомной электростанции, перевода большей части высокотехнологичных производств и всех научно-исследовательских учреждений, сохранив тем самым впоследствии мозг государства, а уж потом начали строить административные объекты и, в последнюю очередь, жильё. Это он, преодолевая скепсис романтических тупиц с разнузданной психикой и рыхлым разумом и вязкое сопротивление соратников, упорно не желавших погружаться в подземную темь, возвёл, по сути дела, новую столицу, сначала дублирующую старую, а потом и получившую первенствующую роль.
Наконец-то и безмолвный слушатель смог включиться в исторический экскурс:
- Когда же он всё это успел? Он что, бессмертный?
Микрар снова обратился к монитору, высветившему молчаливого Власта, затаённо и задорно улыбающегося из глубины давно ушедших времён.
- Не зна-а-ю… - протянул задумчиво, вглядываясь в фотолицо обычного молодого энтерика, словно ожидая от него ответа. – Во всяком случае, я помню, что в очень далёкую бытность мою пацаном, он был уже довольно пожилым, если не сказать - старым, человеком. И с тех пор мало изменился. Не исключено, что и меня переживёт.
- Удивительно! – воскликнул Рамир, подвигаясь ближе к компьютеру и тоже с интересом вглядываясь в двойника. – Как ему это удаётся? Да ещё с запредельной психологической нагрузкой?
- Вполне может быть, что она и есть основная причина его долголетия. – Микрар увеличил фото так, что на экране осталось одно лицо, и засмеялся. – Хоть убей, но это твоё лицо – ты Властов клон.
Рамиру от его предположения и от лицезрения копии себя в чужом лице стало неприятно и тревожно.
- Не ерунди городню, - еле выговорил, запинаясь скребущим нёбо языком, и оба засмеялись от его нервного косноязычия.
- Думается, - раздумчиво добавил Микрар, - что его долголетию способствует и неутолённая до сих пор, всё поглощающая страсть властвовать, поддерживающая нервную систему в постоянном мажорном настрое. – Чуть помолчал. – Ходят, правда, упорные слухи, что в нём не осталось ничего живого, все органы заменены на биопротезы, родными остались только нормально подвижные руки и голова. Когда-то, даже не очень давно, он был заядлым спортсменом, успевавшим и стремившимся побывать везде, а теперь – не то. То ли отяжелел с возрастом, то ли, на самом деле, протезы не дают разогнаться.
- Выходит, он и сам весь биоробот? – спросил испуганно, утверждая, Рамир. – Страшно, что такой нами управляет.
Микрар живо повернулся к нему.
- Страшно, говоришь? А до сих пор, пока не узнал, не было страшно? Было нормально? – Улыбнулся успокаивающе. – Может, и к лучшему, что над нами властвует один только разум, избавленный от влияния переменчивых увлекающихся чувств. Не знаю, каким был Власт человеком, хорошим или плохим, но правитель он отменный, достойный власти даже теперь, когда, возможно, собран из биодеталей. За ним – спокойно, он – всему голова, он – всё знает и может, только он явно предвидел катастрофу и вовремя увёл нас под землю. Уже за это не стыдно славить его при жизни, другого я не хочу. Да ладно о нём. Ты всё же пойдёшь?
- Обязательно! – Рамир быстро встал, будто побоялся, что его удержат силой. Поднялся и Микрар, подошёл к молодому другу, ставшему самым близким человеком во всём громадном разобщённом мегаполисе, взял за руки.
- Ты должен победить, ты должен остаться в живых, - произнёс как заклинание, глядя пронзительно и требовательно в самые зрачки Рамира, - ты должен встретиться с самым великим Энтериком, ты не имеешь права проиграть, - отпустил похолодевшие руки дуэлянта. – Постой-ка, - воскликнул обрадованно, - кажется, в старую не протезную ещё башку забежала дельная мысля. – Снова вернулся к бездонному информационному прибору, нашёл нужный файл, предложил: - Присаживайся поближе. – На экране возникла горловина глубокого карстового колодца шириной порядка трёх человеческих ростов с перекинутым через середину пластико-бетонным брусом шириной чуть больше человеческой ступни. Точно по центру он был разделён красной чертой. – Сам снимал, - пояснил оператор. – Как-то после очередного успешного поединка Аллара задался целью выяснить, чем он берёт, и скрытно заснял три последних поединка. Вот, смотри, - Микрар уменьшил скорость воспроизведения вдвое. – Он всегда встаёт на брус первым. Левая нога немного выдвинута вперёд, а ступня поставлена поперёк бруса – на неё вся опора, правая - сзади и облегчена. Чувствует себя уверенно. А вот к барьеру, боязливо ступая по узкой перекладине и невольно вглядываясь в бездну, продвигается противник – здоровый малый, не меньше Аллара, но слаб нервишками. Наверное, сдуру вздумал оспаривать лидерство. Встал-то как: левая нога впереди, ослаблена, ступня вдоль бруса, опора на правую, которую оставил далеко сзади, и ступня её тоже вдоль. Теперь самое интересное. – Рамир обратил внимание на то, что драчуны были без шлемов, хотя бой проходил на поверхности, и без обуви, очевидно, для устойчивости. – Смотри, смотри – раз! Аллар резко выкинул левую ладонь с растопыренными пальцами, словно хотел проткнуть противнику глаза, и тот, естественно, вскинул обе руки к лицу, защищаясь, чуть откинувшись назад и, тем самым ещё больше ослабляя переднюю ногу. И тогда опытный дуэлянт правой свободной ногой подцепил ослабленную ногу врага и резко поднял её, заставив противника потерять равновесие. Парень, не удержавшись, стал заваливаться на сторону, и осталось только помочь ему коротким толчком руки в плечо. Хватать руками и цепляться правилами запрещено. Всё! Победно вскинутая рука молодёжного лидера и ликующие серые лица «своих». Запомнил? – Рамир молча кивнул головой, ощутив неприятное холодное чувство страха под сердцем, как будто это он сверзился в бездну. – Смотрим второй поединок. – Последовало почти полное повторение первого за исключением другого поверженного. – И третий. – И этот был копией первых двух. – Как видишь, победитель не очень-то обременяет себя новизной тактики. Да и зачем, если она раз от разу приносит успех. – Микрар повернулся к четвёртой жертве. – Нам нужно использовать его задубелость и разуверить мерзавца раз и навсегда в том, что она всегда выигрышна. – Инструктор поднялся, добавил в архиве свет, позвал: - Давай выходи, разучим наш ответ, - и принял боевую стойку
