далёкому и чистому обзору знакомого рельефа, и снова надел шлем, тщательно застегнув герметические застёжки.
Пожалуй, руководство Совета знает, что творит, и не следует вмешиваться в судьбу тех, кто обречён ради тех, кто должен выжить. Тезис справедлив хотя бы тем, что и так уже на всех не хватает органической пищи, и всё больше приходится дополнять её минерально-химическими заменителями. А число голодающих всё растёт, и увеличивается, в основном, за счёт мигрантов с холодной и тёмной стороны Планеты, где не осталось ни одного целого города, ни одного целого здания. Приходят потомки мутантов ядерной бойни, изувеченные наследственными болезнями и приобретёнными уродствами, но ещё пригодные на какое-то время для физических работ на рудниках и стройках, и их принимают, загоняя в сборники. Тех же, кто смог только доковылять или доползти, ужасая культями или громадными опухолями, отстреливали на подходах к люкам и сбрасывали в могильные ракетные шахты, где залежи трупов медленно разлагались в слабо окисленной воздушной среде и постепенно истлевали, послойно пересыпанные наносным песком. Большинство пришельцев пополняло каторгу, и лишь немногие, озверевшие, но более-менее сохранившие профессиональные технические навыки и знания, переводились в реабилитационную лабораторию и если восстанавливались, то пополняли низшее звено технариков взамен умерших или проштрафившихся. И уж совсем единицы после длительной проверки попадали в замкнутый круг бюроманов, но свободных вакансий и среди технарей, и среди организаторов было немного потому, что Совет строго регламентировал численность жителей подземной Энтеррии, сохраняя баланс между количеством едоков и стратегическим запасом пищи. Потому-то большинство мигрантов и попадало на тяжёлые изнурительные работы, но они и этому были рады, лишь бы сохранить жизнь.
И всё равно вкрапленность чужаков в энтерричное общество росла, они умело и неназойливо адаптировались в новой среде, не высовываясь и не качая права, которых у них фактически не было, наращивая присутствие и избегая конфликтов со старожилами. Они были злы, мстительны, упрямы и уж точно не испытывали жалости ни к кому. Их скрытый напор пока сдерживало понимание того, что у энтериков власть, удерживаемая силой оружия и более высокими знаниями и интеллектом, позволяющими сохранять жизнь всем в критических условиях существования Планеты. Рамиру всё чаще приходилось сталкиваться по делам службы с этими людьми другой расы, и каждый раз от такого общения оставалось неприятное чувство опасности и недоброжелательства, исходившее от чужаков. Они и внешне отличались от энтериков более тёмным, почти серым цветом кожи с коричневым отливом, суженным разрезом тёмно-карих глаз и очень чёрной короткой щетиной, венцом окружающей гладко отполированную лысину. Но, как бы ни были заметны различия и во внешности, и в характере, приходилось приноравливаться друг к другу, особенно энтерикам к серым, тем более что рождаемость у старожилов в последнее время катастрофически падала. Не помогали никакие ухищрения медиков, навострившихся выращивать младенцев в стерильных лабораторных условиях, выправляя недоброкачественный генетический материал. Дитяти медленно и нехотя дорастали до сидячего образа жизни, а потом быстро хирели, бесполезно и безразлично поглощая массу витаминов и лекарств, и, наконец, сворачивались по-звериному в клубок, отказываясь от всего, и умирали. Редко кто выживал, да и те были физически надорваны. Совет попытался вернуть женщин, уже не отличавшихся по формам от мужчин, к естественному деторождению, но потенциальные мамы умирали при родах вместе с младенцами или разрождались мёртвыми выкидышами и, в конце концов, категорически отказались от родов и секса, заменив их наркотиками. И мужчины тоже не возражали, равнодушно взирая на каждую младенческую смерть. Воспроизводство почти прекратилось, заглушённое сплошными стрессовыми ситуациями, для него не было стимула. Только серые продолжали плодиться, не прибегая к услугам лабораторных гинекологов, но и то зря, поскольку большинство потомства рождалось с явно выраженными опухолями, костной патологией и телесными уродствами, и его приходилось уничтожать, оставляя более-менее здоровых, которым из-за врождённой лейкемии всё равно не светила долгая жизнь. Спасшееся население планеты неумолимо вымирало, подкошенное ядерными бомбардировками и планетарными катастрофами. И только энтерики старшего поколения, чьи родители избежали пагубного излучения в подземном полисе, выглядели в сравнении с молодняком здоровыми и жизнерадостными, полными сил и энергии, цементируя всё общество в жёстких испытаниях апокалипсиса, созданного самими людьми.
Рамир тоже не чувствовал себя ущербным и не раз мысленно благодарил медиков и неизвестных доноров, отдавших для его рождения здоровые сперму и стволовые клетки, образовавшие в его организме здоровое генетическое ядро. Радуясь жизни, он присел, сильно оттолкнулся ногами и вспрыгнул на невысокий береговой обрыв вблизи дельты. Играючи, побежал по выступающим гребешкам скальных пород, перемахнул, не замедляясь, через неглубокую тёмную расселину и запрыгал дальше, но вдруг остановился, соображая, что его могло насторожить. Медленно и внимательно огляделся: всё - то же, ничего нового и опасного. Звезда всё так же мерно и успокоительно пошатывалась, серебряные звёздочки приветливо и ярко мерцали в её свете и иногда срывались в экстазе и улетали в космос, сильный ветер всё так же неутомимо ваял причудливые и изменчивые формы ребристых барханов, и тускло отсвечивало далёкое фиолетовое пятно умирающих водорослей – всё старо. Не поверив, Рамир развернулся и уже медленно пошёл назад, пока не дошёл до расселины. Внимательно вгляделся и увидел: на самом донышке, спрятавшись от прямого света за скалистыми обрывами, в рыхлом массиве почвы, ещё не сплошь переработанной в песок и влажной от конденсата, стекающего каплями с гладких стен, торчал тонкий стебелёк травинки с оранжевой шапочкой, тянущейся к свету. Рамир спустился к нему, чтобы разглядеть новинку, присел на корточки, упершись в тесноте в стенку обрыва, протянул руку, чтобы взять незнакомое чудо, но в последний момент раздумал, решив вначале повнимательнее рассмотреть так, только чуть-чуть дотронулся пальцем до светло-зелёного стерженька, оказавшегося чуть шероховатым и влажным. Ближе к шапочке на тонюсеньких ответвлениях прилепились маленькие овальные и тоже светло-зелёные листочки с серыми прожилками. А оранжевая шапочка была усеяна серыми волосками с коричневыми окончаниями и обрамлена светло-светло-голубыми сильно вытянутыми лепестками, тесно прижавшимися друг к другу. Что это? Такого Рамир ещё не видел, хотя изрядно исходил свою светлую часть Планеты. Не было ничего похожего и в подземной оранжерее, где выращивались витаминные травы. Он снял шлем и слегка дунул на шапочку, та закачалась, ожив, а Рамир чему-то обрадовался и одновременно испугался, как бы она не оторвалась от стебелька, не потеряла бы голубое ожерелье. «Что же нам с тобою делать?» - подумал, улыбаясь. – «И кто ты? Живой или мёртвый?» Опять протянул руку, решив всё же извлечь незнакомца из земли и унести с собой, чтобы внимательнее изучить в лаборатории, наведя справки в электронном архиве. И опять раздумал. «Если живой, то, забрав, я убью его. Пусть поживёт, пока разыщу его родословную, а там видно будет, как поступить». Но он уже не сомневался, что в любом случае оставит красавца нетронутым. Рамир вообще старался избегать конфликтных ситуаций и с сожалением наблюдал, как соотечественники с неразумным легкомыслием, ослеплённые злобой, прибегают к оружию для разборки любых ссор, не жалея ни чужой, ни своей жизни, не сознавая в ослеплении, что убивая недруга, они убивают и частицу себя. Он осторожно, стараясь не задеть, не потревожить франтоватого хиляка, поднялся на ноги, выкарабкался из расселины, ещё раз взглянул на маленькую оранжевую звёздочку, слегка помахал, прощаясь, рукой и резво побежал в город, удерживая в памяти облик найдёныша.
---------------
Допрыгав до узкой сухой долины, зажатой в отрогах высоких скалистых гор, он, употев от непривычных усилий так, что запотело и стекло шлема, снял его и, часто дыша широко открытым маленьким ртом, стараясь как можно больше вдохнуть жиденького воздуха, безошибочно нашёл замаскированный вход и набрал на замке цифровой код, который менялся каждые три дня по известной ему формуле. Базальтовая глыба легко сдвинулась в сторону, Рамир вошёл в тесную переходную камеру, подождал, пока внешний люк закроется, чтобы исключить потери воздуха изнутри, набрал новый код на второй стальной двери, и та тоже послушно сдвинулась, впуская своего. Чужаки не раз пытались найти и взломать входы, но массивные двери не поддались никакой взрывчатке, надёжно охраняя подземный мегаполис от незваных гостей. Ну, а если кто особенно настырный, сдуру, в отчаяньи, не дорожа проклятой жизнью, всё же попытается взломать замок, то к его услугам чуть выше по склону располагался в бронированной каменной нише охранный секрет с постоянным дежурством ментариков, вооружённых снайперским лазерным оружием. Они никогда не промахивались, свидетельством чему служили полуистлевшие трупы и скелеты серяков, громоздившиеся поодаль как предостережение наглецам.
Войдя в город, Рамир глубоко и уже свободно вдохнул живительного воздуха, насыщенного кислородом, вырабатываемым мощными электромагнитными установками, разделяющими воду на кислород и водород под воздействием интенсивного радиационного излучения. Освобождённый таким образом кислород мощными компрессорными установками и промежуточными насосами разгонялся по трубопроводам во все отдалённые уголки подземного мегаполиса. Сложная система аэрации с автоматикой следили за состоянием воздуха и выводили вредные газы, скапливающиеся в верхних естественных камерах, на поверхность. Хорошо надышавшись, коренной энтерик-технарик взял стоявший в нише-парковке велосипед – единственный вид разрешённого экологического городского транспорта – и покатил к центру города, легко передвигаясь по гранитным плитам центральной улицы, встречаемый и провожаемый автоматически срабатывающими электрическими лампами с фотоэлементными «глазами». Улица причудливо виляла, преодолевая небольшие подъёмы и короткие спуски и подчиняясь рельефу громадного пещерного комплекса, который и послужил вместилищем подземного мегаполиса, обустроенного мозгами и руками многих архитекторов и строителей ещё задолго до последней катастрофической атомной бойни, приведшей к массовому разрушению городов и гибели цивилизации Энтеррии. А подземный город устоял, лишь частично пострадав от ядерных ударов, но эти шрамы были быстро заделаны, и спрятавшийся город продолжал жить, принимая к себе тех, кто ему нужен и кому посчастливилось уцелеть на поверхности планеты. Жил и работал, не сдаваясь, даже развивался, расширяя границы и увеличивая, по мере возможностей, население. Работали все, непрерывно и поспешно, забываясь на
