Причина смерти Т.Г.Шевченко.

субъективизме своего любимого «Я», не способные на того или иного рода измены ближним и Богу, но живущие интересами земли и истории Рода человеческого.

                                Приведём в заключение Молитвы Пушкина и Шевченко, они будут естественным и непреложным завершением сего последовательного изложения:

   Отцы пустынники и жёны непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв;

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не даждь душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.(1836 г.)

           

Как же внимательно нужно вчитываться в лишённые предубеждений и всякой тенденции стихи Пушкина, чтобы приблизиться к пониманию их удивительно точных богословских и философских,  высоко нравственных смыслов. Привычные для религиозного сознания слова у Пушкина получают иной, ещё более глубокий смысл, но не в плоскости, отрешённой от земного бытия, но в контексте реальной деятельной творческой Веры.

                             И у Шевченко, также как и у Пушкина, главное разобраться в смыслах, токмо тогда, уж после того как свершена сия необходимая работа, возникает праведная, очищенная тонкостью мысли эмоция, которая становясь чувством в сознании воспринимающего их творения, будит в нём уснувшую в нём Волю к добру, не суетную эгоистичную мирскую, привычную ко злу маленькую волю («лядача воля усыпила маленьку душу»), но Волю Добрую. Под воздействием наших гениальных славянских мыслителей искренние люди, какого бы роду-племени они ни были, также как и славянские гении становятся миротворцами – людьми Доброй Воли, угодными земле и Небу, входят в «семью едину» Рода Праведного.

                В точности также, как Пушкин, Шевченко не просто перевёл и дал стихотворное звучание XIпсалму, но переосмыслил и дополнил его:

    Мий Боже милый, як то мало,

Святых людей на свити стало.

Один на другого кують

Кайданы в серци. А словами,

Медоточивыми устами

Цилуються и часу ждуть,

Чи швыдко брата в домовини

З гостей на цвинтар понесуть?

А Ты, о Господи Единый,

Скуешь лукавии уста,

Язык отой велеречивый,

Мовлявший: - Мы не суета!

И возвеличимо на диво

И розум наш, и наш язык…

Та й де той пан, що нам закаже

И думать так и говорить?

- Воскресну Я! – той «Пан» вам скаже. –

Воскресну ныни! Ради их,

Людей закованных моих,

Убогих, нищих…Возвеличу

Малых отых рабив нимых!

Я на сторожи коло их

Поставлю Слово. И поныче,

Неначе стоптана трава,

И думка ваша и слова. –

Неначе срибло куте, бите

И семикраты перелите

Огнём в горнили, - Словеса

Твои, о Господи, такии.

Розкинь же их, твои святые,

По всий земли. И чудесам

Твоим увирують на свити

Твои Мали убоги дити!

( С-Петербург, 1859 р.).

               Приведём прозаический перевод, чтобы разобраться в смыслах: «Боже, вот пред Тобой я в умилении! Но как мало стало на свете святых людей! Куют один на другого кандалы в глубине сердца . А лживыми словами  лукавых медоточивых уст льстиво целуются и в это самое время ждут, чтоб поскорее брата своего отнесли в гробе из гостей своих на кладбище? А Ты, Единый Господин, ведаю, закуёшь лукавые уста, язык тот велеречивый, сказавший: - Мы не суета! Мы сами без Твоей, Боже, на то святой Воли возвеличим на удивление простакам и разум наш и наш язык… Но что-то не видно пана, который бы нам заказал за деньги и положение в обществе думать так и говорить? Воскресну Я! – скажет вам единый Пан, кому дана власть на земле, Воскресну ныне, ради закованных ложью моих людей, убогих, нищих… Возвеличу этих немых рабов! Я на страже около них поставлю Слово Небесное! И поникнут, как стоптанная трава и мысли ваши и слова. – Как серебро, разделённое и битое и перелитое семикратно огнём в горниле, - так свершены будут во Истину Твои Словеса. Раскинь же их, такие святые Словеса по всей земле. И чудесам Твоим уверуют на свете Твои не возвышающие самих себя, убогие дети».

                             Псалом одиннадцатый изложен весьма туманно как на церковнославянском, так и на русском языке в синодальном переводе тем более. Та высочайшая правда и поэзия, что явлена перед нами у Шевченко, только слегка брезжит, лишь зачинается в этом кратком псалме всего лишь из 9 коротких стихов.

                                 Но как же похож в переложении  Шевченко на Пушкина. Здесь тоже отношение к Слову Небесному, Вечному, Творящему, к Слову из Мира Прави, которым созидался и созидается мир. Такую же полноту понимания Слова мы находим только в Евангелии Иоанна и в пушкинском «Пророке». Шевченко вслед за Псалтырью противопоставляет слово мирское, суетное, лукавое и лживое Божественному Глаголу, противопоставляет Бога Единого мирским панам, противопоставляет поэта и пророка лукавым, продажным господам, ждущим заказа от своего хозяина.

                                  Можно и нужно было бы привести не только Шевченково подражание XIпсалму, но дать осмысление и всего его уникального стихотворного цикла «Псалмы Давидовы», но в пределах сего исследования нет возможности это сделать. Насущное это дело может и должно стать задачей отдельной работы, которую хотелось бы увидеть на Украине у тех поэтов, кто достоин продолжить в полноте дело Великого Кобзаря, решая поставленные им задачи в пределах родной Шевченко украинськой мовы.

                                  А может быть стоит вновь обратиться вслед Кобзарю к смыслам его «Букваря Южнорусского» и дать на основе Давыдовых псалмов и церковнославянского языка общие для русских и украинцев православные славянские молитвы, которые соединили бы нас друг с другом и Богом, во всяком случае, помогли бы нам преодолеть культивируемую на нашей общей земле Европою ненависть, ложь и злобу!

                             Чтобы было ясно, что Т.Г.Шевченко понимал с кем рядом на Украине он живёт, приведём в заключение лишь несколько из многих и многих его стихотворений, где он пишет весьма критично и трезво о своих «ближних»:

……………………….

Жаль и батька, жаль и матир,

И верну дружину,

Молодую, веселую,

Класти в домовину,

Жаль великий, брати мои;

Тяжко годувати

Малых диток неумытых

В нетоплений хати, -

Тяжке лихо, та не таке,

Як тому дурному,

Що полюбить, побереться,

А вона другому

За три шаги продаеться

Та з його й смиеться.

От де лихо! от де серце

Разом розирветься!

Отаке-то злее лихо

Й зо мною спиткалось:

Серце люди полюбило

И в людях кохалось,

И воны його витали,

Гралися, хвалили…

А лита тыхенько крались

И сльозы сушили,

Сльозы щирои любови;

И я прозривати

Став потроху…Доглядаюсь, -

Бодай не казати.

Кругом мене, де не гляну,

Не люди, а змии…

И засохли мои сльозы,

Сльозы молодии.

И тепер я розбитее

Серце ядом гою,

И не плачу, й не спиваю,

А выю совою.

Отаке-то! Що хочете,

То те и робите:

Чи голосне зневажайте,

Чи нышком хвалите

Мои думы, - однаково

Не вернуться знову

Лита мои молоди,

Веселее слово

Не вернеться…И я серцем

До вас не вернуся.

И не знаю, де динуся,

Де я пригорнуся,

Из ким буду розмовляти,

Кого розважати,

И перед ким мои думы

Буду сповидати?........(Вьюнища,1845 р.)



И знов мени не привезла

Ничого пошта з Украины…

За грешнии, мабуть, дила

Караюсь я в оций пустыни

Сердитым богом. Не мени

Про тее знать, за що караюсь,

Та й знать не хочеться мени.

А серце плаче, як згадаю

Хоч невеселии случаи

И невеселии ти дни,

Що пронеслися надо мною

В мойий Украине колысь…

Колысь божились та клялись,

Братались, сестрились зо мною.

Поки, мов хмара, розийшлись

Без сльоз, росы тийи святои.

И довелося знов мени

Людей на старости…Ни, ни,

Воны з холеры повмирали;

А то б хоч клаптик переслали

Того паперу………………….(Кос-Арал, 1848 р.)





Хиба самому написать

Таки послание до себе

Та все дочиста розказать,

Усе, що треба, що й не треба.

А то не диждешься його,

Того послания святого,

Святои правды ни од кого,

Та й ждать не маю од кого,

Либонь, уже десяте лито,

Як людям дав я «Кобзаря»,

А йим неначе рот зашито,

Нихто не гавкне, не лайне,

Неначе й не було мене.

Не похвали соби, громадо! –

Без неи, може, обийдусь, -

А ради жду соби, поради!

Та, мабуть, в яму перейду

Из москалив, а не диждусь!

Мени, було, аж серце млило, -

Мий Боже милый! як хотилось,

Щоб хто-небудь мени сказав

Хоч слово мудре; щоб я знав,

Для кого я пишу? для чого?

За що я Вкрайину люблю?

Чи варт вона огня святого?...

Бо хоч зостариюсь затого,

А ще не знаю що роблю.

Пишу соби, щоб не миняти

Часа святого так на так,

Та иноди старый козак

Верзеться гришному, усатый,

З своею волею мени

На чорним ворони-кони!

А бильш ничого я не знаю,

Хоч я за це и пропадаю

Тепер в далекий сторони.

Чи доля так оце зробила?

Чи мати Богу не молилась?

Як понесла мене? Що я –

Неначе лютая змия

Розтоптана в степу здыхае,

Заходу солнца дожидае.

Отак-то я тепер терплю

Та смерть из степу выглядаю,

А за що, ей-Богу, не знаю!

И все-таки йи люблю,

Мою Украйину широку,

Хоч я по ний и одинокий

(Бо, бачте, пары не найшов)

Аж до погибели дийшов.



Ничого, друже, не журися!

В дулевину себе закуй,

Гарненько Богу помолися,

А на громаду хоч наплюй!

Вона – капуста головата.

А втим, як знаеш, пане-брате,

Не дурень, сам соби миркуй. (Кос-Арал, 1849 р.)



Думы мои, думы мои,

Вы мои едини,

Не кидайте хоч вы мене

При лихий години.

Прилитайте, сизокрили

Мои голубьята,

Из-за Днипра широкого

У степ погуляти

З киргизами убогими.

Вони вже убоги,

Уже голи…Та на воли

Ще моляться Богу….(Орська крипость, 1847 р.)



………………………

От и братия сыпнула

У сенат писати

Та пидписывать – та драти

И з батька, и брата.

А меж ними и землячки

Де-де проглядають.

По-московський так и рижуть,

Смиються та лають

Батькив своих, що змалечку

Цвенькать не навчили

По-нимецкий, а то тепер

И кисни в чорнилах!

Пьявки! пьявки! може, батько

Остатню корову

Жидам продав, поки вывчив

Московськоий мовы.

Украйино! Украйино!

Оце твойи дити,

Твойи квиты молодийи,

Чорнилом полыти,

Московською блекотою

В нимецьких теплыцях

Заглушени!...Плач Украйно!

Бездитна вдовице! (поэма «Сон», 1844 р. С.-Петербург)



Неначе праведных дитей,

Господь, любя отых людей,

Послав на землю йим пророка;

Свою Любовь благовистить!

Святую Правду возвистить!

Неначе наш Днипро широкий,

Слова його лились, текли

И в серце падали глыбоко!

Огнём невидимым пекли

Замерзли души. Полюбили

Того пророка, скризь ходили

За ним и сльозы, знай, лили

Навчени люди. И лукави!

Господнюю святую Славу

Розтлили…И чужим богам

Пожерли жертву! Омерзились!

И мужа свята…горе вам!

На стогнах каменеем побили.

И праведно Господь Великий,

Мов на звирей тых, лютых, диких,

Кайданы повелив кувать,

Глыбоки тюрьмы покопать.

И роде лютый и жестокий!

Воместо кроткого пророка…

Царя вам повелив надать!  (Кос-Арал,1848,С.Петербург,1859 )

       

 Эта