Дети Белого океана

дерево больше дымилось, чем горело, но всё-таки это был огонь, дававший немного тепла человеку, который всё ещё был вождём.
Вечером прошлого дня они провожали Тафу. Вождь лежал на снегу и думал, сто жрецы поют так же, как и тогда, он не забыл звучанья песни с тех пор. Жрецы уходят под другие песни, а простые люди – в тишине. Сын подошёл и опустился на колени рядом с ним. Тафа обнял сына, на мгновение привстав, а затем снова опустился на снег. Утром он сказал жрецам, что не нужно затрат на то, чтобы связать ему руки и ноги. (Иногда с теми, кто уходил добровольно, случалось, что тело в последний момент не хотело отпускать душу в мир Ульма, и жрецам стоило большого труда преодолеть его сопротивление, не опозорив человека лишением сознания). Тафа был спокоен и знал, что его тело в согласии с душой.
Сын, наконец, отошёл в сторону. Тафа закрыл глаза и услышал, как жрец произносит то, что должен был.
- Пусть все, кто здесь, вспомнят о добрых делах Сул Тафы, чтобы они провели его в лучший мир. А сам он пусть вспомнит о своих ошибках, чтобы они не отяготили его путь.
Тафа почувствовал, как жрецы поднимают его и несут к окну. В голове вертятся лишь какие-то несвязные обрывки воспоминаний, как это неправильно… Холод обжёг тело лишь на мгновение, а потом он чувствовал лишь тепло, какого не знал никогда. Ему вдруг представилось, что он плывёт в тёплой воде, и, не встречая никакой преграды, поднимает из неё голову и видит огромный остров, невиданного в жизни зелёного цвета. Он понял, что ничто больше не будет стоять между ним и океаном, а океан един с землёй. И ещё он успел подумать, что это, наверное, и есть рай.
Тело Тафы скрылось подо льдом мгновенно. Ульм принял его и проведет в рай. Маир знал, что он должен что-то сказать, обратившись ко всем, и он заговорил, произнося то, что, как оказалось, обдумывал уже давно, иногда сам не осознавая этого. Голос его разносился над белым полем,  племя, пришедшее проводить вождя и встретить вождя, замерло, слушая его.
- Я решил. Я теперь вождь и я решил, - ему не сразу удалось справиться с волнением. Хотя говорить его отец тоже учил, - я решил, что нам не нужно больше идти.  Здесь невдалеке большой остров. Даже не ступая на него, мы соберём достаточно, чтобы построить лучшие дома. Здесь достаточно пищи, а если не хватит, мы пошлём нескольких искать, но они вернутся сюда. Нам больше не нужно будет провожать против воли тех, кто не может идти достаточно быстро.
Маир замолчал, увидев, что вперёд вышел верховный жрец. Он начал говорить, сразу найдя слабое место в словах вождя.
- Что знает «даже не вступая на острова»?  - его голос был таким же громким, как и речь Маира, и в искренней ярости он не убеждал, а приказывал. – Ступать на землю грех, а сын вождя смеет об этом думать! Никто не уходит против воли, ведь все понимают закон. Никогда нельзя останавливаться на пути океана, или мы погибнем!
Жрец тоже замолчал, и несколько минут они молча смотрели друг на друга. Люди безмолвствовали, оглушённые словами. Потом послышался чей-то робкий шёпот, постепенно превращающийся в гул голосов. «Устали… никогда на месте не жили… оба с ума сошли… доброе место…остров близко…страшно…»
- Так! – голос жреца перекрыл шум и снова заставил всех замолчать. Маиру показалось, что жрец сейчас набросится на него, и он торопливо заговорил:
- Жрец Халь Фатан, слушай, и все, слушайте. Пусть те, кто хотят остаться, останутся. Я буду их вождём по праву рода. А ты поведешь тех, кто захочет пойти дальше, если, конечно, справишься. Уйдёте на рассвете и всё.
Жрец медленно кивнул и сказал:
- Я справлюсь. Уйдём на рассвете, вот увидишь, все.  – и, признавая власть, спросил. – А что сейчас, вождь?
- Сейчас – как обычно.
В ночь Маир почти не спал, боялся, что Фатан пришлёт кого-нибудь его убить или даже явится сам. Но последняя ночь племени осталась в его памяти такой же мирной, как и сотни других.
На рассвете Фатан говорил с простыми людьми:
- Идите со мной, мы нигде не остановимся больше, чем на сутки. Я знаю правильные пути, я слышу голос Ульма. Оставьте грех пропащим грешникам. Я же каждого, кто заговорит со мной о прекращении пути. сам убью и отправлю к Ульму вниз головой!
С Фатаном ушло чуть больше половины людей и все жрецы, кроме двух. Забрали почти все колья, но ничего, дерева здесь много. Маир думал, что он всё же не причинил большого вреда, оба племени должны выжить, ведь и среди ушедших и среди остановившихся остались и женщины, и дети, и молодые. Молодых, как это ни странно, с Фатаном ушло не так уж и много.
Когда идущие отошли на большое расстояние (при ясной погоде они ещё не скоро скроются из вида), оставшиеся столпились вокруг Маира. И вождь сказал им:
- Всё как обычно, делайте всё как должно. Есть жрецы, пусть они открывают окна. Добывайте пищу. Несколько пусть пойдут со мной. За деревом. К острову.

В течение десятков, а потом и сотен лет, поселение, под властью сначала Маира, потом его сына, и так дальше – под властью рода Снежных Вождей, которых простецы по старинке называли вожаками, то есть ведущими, исподволь перемещалось всё ближе к острову, с трудом преодолевая страх отделённости от океана – ближе к острову лёд  становился всё толще.
Несколько человек, из самых бедных и непутёвых, осмелились ступить на землю. Да, они стали отверженными и ещё более презираемыми, и когда они умерли, а они прожили не так уж и долго, их отправили к Ульму головой вниз. Но они успели рассказать тем, кто не побрезговал их слушать, множество интересных историй. Они говорили, что даже видели вблизи жителей островов, и что они действительно похожи на людей. Чтобы отделить хорошие истории, которые могли пригодиться тем, кто будет жить после, от нечистых, непоправимо грешных рассказчиков, которые приносили их, пришлось придумать знаки и письмена. Может быть, и другим племенам когда-нибудь доведётся прочесть их.
О судьбе тех, кто ушёл, не известно ничего, осталось лишь несколько смутных преданий о том, что было другое племя. Они исчезли, растворились во времени и пространстве, на путях Ульма, Бога Белого Океана.