щелканье выключателей. Оказывается с самого пробуждения и весь последующий день до отказа был заполнен звуками. Сплошной кошмар: ни секунды тишины!
Где-то на десятый день лежки не выдержал, отбросил одеяло, пошел ста¬вить чайник. Съев сайру, оделся, выбросив пистолет, глушитель и обойму из курточки на кровать, закрыл за собой дверь и поплелся к "Жигулю", добросо¬вестно ожидающего хозяина. Завел двигатель, прогрел и покатил куда глаза глядят, подальше от города. Заехал в дремучий лес, выключил мотор и решил здесь дожидаться трех ночи, под успокоительный шелест не успевшей опасть листвы.
Утром вновь оказался на своей кровати. Повторил поездку в лес. Через неделю Петру надоело и это. Тогда он принялся гонять по улицам, нарушая правила дорожного движения. Его останавливали сотрудники ГИБДД, штрафова¬ли, отбирали удостоверение, перечеркивая корочки и фотографию крест нак¬рест, ленивым голосами втолковывая, что удостоверение устарело и нужно пе¬ресдавать экзамены на новое, если он хочет остаться автомобилистом. Однаж¬ды, около одиннадцати ночи даже задержали машину и загнали на штрафную площадку. Петр оказал сопротивление, но лишь чуть-чуть, для вида, из вред¬ности.
ГИБДДешники сдали его в медвытрезвитель, подозревая не алкогольное, а наркотическое опьянение. В отделе вытрезвителя у него взяли кровь на ана¬лиз для завтрашнего дня и сунули в камеру с бомжами. Петра это немного развлекло: довольно любопытный народ бродяги, до трех часов они наперебой рассказывали самые невероятные приключения из своих жизней. Но уж больно они сильно воняли аммиаком и еще черт знает чем. Однако через час Петр попривык к запахам и перестал их замечать.
Один рассказ его почему-то заинтриговал, своей необычностью. Повество¬вал грязнющий бомж, с синюшной разбитой мордой, о сегодняшнем происшест¬вии.
- ...Я ее еще на вокзале приметил. На Казанском. По утряне. А мы уже навострились ехать впятером на электричке в Подсосенки: там есть подъемчик и поворот, где поезда ход сбавляют километров до сорока, в час.
Стоит она околь игральных автоматов, на периллы облокоченная и скуча¬ет. Белобрысенькая такая, блонд энд без перекиси водорода, то-есть - нату¬ральная. Не подкрашенная, Личико ангельское. Куртка богатая и джинсы с бахромой над лаковыми сапожками. Картинка!..
И вдруг смотрю, упорно давит на нас косяка. Я не врубаюсь. Толкнул Стаса и на нее показал. А он у нас фраер: любую бабу окрутит. Стас к ней, и без всяких выебонов прямо в лоб:"Интересуетесь?"- а она в ответ:"Если бормотуху глушить, то нет". Стас тогда объяснил, что мы на задании от спе¬циальных органов, и нужно нам кое-что провернуть на сто двадцатом километ¬ре. А она:"Вербуете?"- а он:"Мы подбираем кадры на будущее - организация новая. Так что любой может в один день стать товарищем по работе".
Я, правда, подергал Стаса за рукав, что мол ты - прекращай. На что нам эта фря? Мы уже месяц путем не ели. А тут навернулась возможность, и даже тросик японский, всего в палец толщиной, но крепкий!.. И кошку железную на каком-то заводе сперли у раззяв. А он ни в какую. И дамочка заинтересова¬лась. Подхватывает Стаса под локоть и прет вместе с нами к электричке. Са¬мый настоящий провал: представляете - мы то одеты ничего, нормально, а она как пугало в огороде. На нашу компанию весь вокзал пялился. Наверное пото¬му и попались,- с тяжелым вздохом сожаления закончил свой рассказ бомж.
- А делали то вы что?- поинтересовался кто-то.- Или не успели?
- Да успели. Около семи вечера, когда стало темнеть, подошли к подъем¬чику и поворотику, и эта чувырла с нами по лужам топает. Привязали один конец тросика за опору бетонного столба, дождались поезда с контейнерами на открытых платформах и закинули кошку. Один контейнер сверзили на землю. Поезд ушел, будто ничего и не было. А в контейнере всякая дребедень, лучше были бы шубы или дубленки. Но еще лучше - консервы. А там компьютеры, черт бы их побрал. Сплошное крошево.
Покопались немного. Кое-какие платы уцелели. Мы набили ими мешок и только лыжи навострили рвать когти, как - раз!.. Менты! Всех замели.
- А дамочка где? Может она и навела?
- Может быть и она,- равнодушно согласился рассказчик.- Нас сунули в одну машину, а ее со Стасом в другую. Больше я их не видел.
- Значит порожняк?
- Следователь пообещал года три, может и все пять общего режима,- уби¬то пробурчал бомж, и патетично воскликнул:- Прощай свобода!
- Эй вы!- донеслось через решетку обезьянника из дежурки, в которой беспрерывно верещали телефонные звонки:- Кончай орать и бузить, а не то засуну в холодный душ.
- Сам ты не умывался,- негромко буркнул рассказчик:- И сестра твоя трахается с кем попало на Тверской. Недоразумение ходячее...
Но дежурный не услышал оскорблений бомжа.
В три ночи на Петра наехал серый туман.
Утром, в темпе проглотив сайру и чай, Петр помчался на "Жигуле" к Ка¬занскому вокзалу. Излазил его вдоль и поперек, искал эту дамочку. Но ниче¬го похожего не обнаружил. Среди дня съел две сардельки в кафе и запил лит¬ром Коки. А к двум ночи, пристроился в углу одного из залов и задремал.
На следующий день он снова ринулся на Казанский. И опять ничего. Петр сам не понимал: для чего ему нужна была эта девица или женщина. Про ее возраст он как-то не догадался спросить у бомжа. И на третий день порож¬няк, как выразился один из завсегдатаев медвытрезвителя.
На четвертый день после пребывания в камере, Петр решил не трогать ма¬шину, стал ходить пешком по городу, заговаривал с самыми разными людьми, заходил во все встречные магазины и лавочки. В общем, стал отвлекаться. По городу ходил каждый день, как на работу. Лавировал в толпе, сидел на ска¬меечках, ел сардельки, кормил хлебом лебедей в пруду: делал вид, что как все живет полноценной жизнью. Но примерно через три месяца наступил пре¬дел: ему стали попадаться знакомые. Люди были знакомы для него, а не он для них. И это было противно. Осточертело!
Петр вновь поехал на Казанский, купил билет до самого конца самого длинного маршрута и уехал. Утром проснулся у себя в квартире. Он стал ез¬дить со всех вокзалов, пока вновь не стал встречать знакомых людей в пов¬торяющихся ситуациях.
Однажды купил в аптеке сильный яд от крыс, для всего подъезда, сказал, что живет в двадцати-двухэтажке. Ему отвесили приличный пакет. Вечером с чаем ложкой ел желтоватый порошок до тех пор, пока не почувствовал чудо¬вищные боли в желудке, тошноту в горле и гул в голове, будто она стала пустой, как церковный колокол. Терпел, потихоньку подвывая, пока не поте¬рял сознание. Но утром поднялся как ни в чем не бывало - словно новая ко¬пейка. Осталась лишь страшная, бросающая в пот память о содеянном.
Ему надоело общаться с обычными людьми и он решил уйти в подполье, ту¬да, где обитают бомжи. На всякий случай прихватил с собой кусок веревки, если вдруг захочется подвесится в каком-нибудь приглянувшимся закутке.
Исследование подвалов он начал с соседнего девятиэтажного дома, но ни¬чего примечательного там не обнаружил. К ночи побывал в пятнадцати домах, и даже лазил на чердаки, если двери, ведущие наверх, не были закрыты на замки. Уснул в самом дальнем углу подвала, спрятавшись за обернутые рубе¬ройдом трубы отопления, в одном квартале от своей квартиры,
На следующий день пошел в противоположную сторону от своего дома. Про¬хожие, после первого подвала, не обращали на него никакого внимания, такой он был вымазюканный, похожий на делового сантехника, торопливо перебегаю¬щего от дома к дому, устраняющего опасную утечку газа или прорыв канализа¬ции.
На третий день, где-то в двенадцать ночи, в двух кварталах от своей квартиры, в одном из подвалов, Петр неожиданно услышал в самом дальнем уг¬лу приглушенный разговор. Выглянув из-за бетонной сваи вбитой в землю, он увидел в пятнадцати метрах слабый отсвет электрических ламп. Петр краду¬чись подошел к дверному проему без двери, за которым кто-то очень уверен¬ным, хорошо поставленным голосом вещал:
- Если это явление рассматривать с точки зрения сохранения энергии, то этот закон явно нарушается. Мистику и эзотерику я отметаю, как не имеющие под собой никаких доказательств. Остается искать чисто научные объясне¬ния...
- А божественное?..- поинтересовался глубокий женский голос.
- Под знаком вопроса,- ответил лектор.- Мне кажется, что человечество не может заблуждаться в вере в Бога в течении тысячилетий. И веру испове¬дуют почти восемьдесят процентов населения земли, а оставшиеся двадцать подозревают, что Бог, возможно, есть. Хотя человеку свойственно заблуж¬даться, так же как и всему человечеству.
Вот, например, взять возникновение Земли, Солнца и неба со звездами, а так же человека с остальной живностью. Все было создано, по преданиям и по религиозным трактатам, шесть-семь тысяч лет назад. Но наука уже доказала, что нашей Земле не менее четырех с половиной миллиардов лет, Солнцу около семи-восьми, а вся вселенная существует около пятнадцати-восемьнадцати миллиардов лет... И это не...
- Ошибается твоя наука,- прервал тот же женский голос оратора, но без недовольства или злости.
- Возможно,- легко согласился лектор.- Но меня заинтересовало иное: именно шесть-семь тысяч лет назад люди стали строить на Земле мегалиты, гиганские сооружения - то ли первобытные астрономические комплексы, то ли храмы для поклонения. И именно этот период определен практически всеми ре¬лигиями как создание мира. Отсюда вытекает следствие, что осознавать само¬го себя и окружающий мир человек стал именно шесть-семь тысяч лет назад! Но воспринял свое осознание не как пробуждение из бессознательной спячки, а как создания мира и его самого кем-то на небесах.
- Враки все это,- вновь возразила та же женщина, голосом без всяких эмоций.
Петр понял, что попал в какое-то тайное общество, решающего мировые проблемы. Возможно у собравшихся здесь людей просто не было другого поме¬щения, поэтому они выбрали подвал. Шныряя по городу, он неоднократно слы¬шал о всяких семинарах и сборищах, но не придавал этому большого значения. Он сам не знал, что искал.
Решившись, Петр шагнул в дверной проем и оказался в довольно обширном помещении, с низким бетонным потолком, правая часть которого освещалась тремя стоваттными лампочками, над головами не менее двенадцати человек. Они все сидели кто на чем: на ящиках из-под бутылок, на стопках кирпичей, увенчаных лежащей поперек доской. Собрание состояло в основном из мужчин, чье суровое общество скрашивали лишь две женщины, восседавших на старых стульях с обивкой.
Лектор на секунду замолчал, равнодушно взглянул на Петра и продолжил свою речь. Пока он доказывал, что реально трудно доказать есть Бог или его нет, Петр рассмотрел слева у стены два столика, а в углу какой-то мешок. Но нет! То был человек, сидевший тихо на корточках, поминутно посматриваю¬щий на наручные часы.
Один дальний столик пустовал, хотя его окружали три стула. А за ближ¬ним сидел бородатый громадный дядька. Перед ним стояли две бутылки водки и банка маринованных огурцов. Дядька мельком взглянул на Петра и не торопясь налил из початой бутылки пол-стакана водки. С удовольствием выпил и зах¬румкал огурчиком. Тот что съежился в углу, шевельнулся и опять посмотрел
