светилась молодая трава, а на песке лежало всё неохваченное трудом население от самых маленьких до почтенных старцев. Иногда появлялись и рабочие люди, но они, не в пример остальным тунеядцам, томящимся под жарким солнцем, быстро сбрасывали с себя одежду, прыгали в тёплую воду, старательно полоскались и также быстро уходили. Все солдаты находились в группе тунеядцев. Уборка ещё не началась, и половину взвода Сугробин отпускал с утра, вторую половину с обеда. Но объём работ каждой группе давался дневной и никто не обижался. И скоро никто не мог угадать в загоревших мужественных телах недавних бледнозадых северян.
Ребята в сугробинском взводе основном, молодые. Поэтому Сугробин ничуть не удивился, когда увидел молодых девчонок в их кругу. Ребята все старались напропалую. Звонкий смех стоял над прудом не переставая, иногда сменяясь визгом очередной невинной жертвы, которую волокли и с размаху кидали в воду к всеобщему удовольствию. Может, кому-то из местных ребят и не нравилось нашествие пришельцев, но станица была крупна сама по себе, чтобы кому-то девчонок не хватало. А ссориться с организованным воинством, возможно было только крупной организованной группе.
- Казачки, - деловито и с заметным оттенком гордости за необычайное знакомство, пояснил лейтенанту Коля Импортный. Импортный – кличка, пришедшая с ним из гражданки, которую он не раскрывал, но отзывался. С абсолютно белыми густыми волнистыми волосами и голубыми глазами он был заметно красив, и походил на Есенина по книжным портретам поэта. Знал об этом, гордился и не расставался с томиком стихов Есенина. Только отросшая за время службы тоже белая борода и отличала его от образа. «Вдвоём с Серёгой мы шагаем по Петровке, - повторял он каждому новому лицу, видевшему в нём сходство с Есенины. И тут же раскрывал при этом книгу на странице с портретом. « Не жалею, не зову, не плачу…», читал Коля наизусть. « А ты поплачь, - советовал ему очередной местный шутник. И Коля бросался на обидчика с кулаками, крича тому, что он кретин и что тому надо читать только сказку про золотую рыбку и затем идти её ловить, чтобы попросить чуточку масла для смазки мозгового аппарата. Вот и сейчас, вдохновлённый знакомством с казачками, он достал из кабины книгу и сказал: «Пойду, почитаю».
До ужаса приятно быть молодым. Сугробин понимал, что он тоже по всем параметрам ещё не старый – до тридцати ещё жить да жить. Но чувствовал себя совершенно взрослым под тяжестью прожитого, когда смотрел на своих ребят, в которых кровь бродит как молодое вино, на их искреннее волнение, переживания, которые они не в силах скрыть, на их радость открытий и переживаемых чувств. И хотелось самому быть как они. Зайти в общий круг, сказать несколько красивых слов, зная, что обожгут тебя ждущие любви девичьи глаза, и неспокойно дрогнет в груди сердце. И зная, что это не его поле, отходил Леонид по быстрее от пылающего огня, остывал в сторонке. И только грусть лёгкая и спокойная скользила по телу расслабляющим импульсом.
Казачки все как на подбор: крепкие, красивые, самолюбивые и своенравные. Язык, оттянутый вековыми казацкими устоями, остёр и нестеснителен и не один солдат обрезался в кровь, пытаясь пройти по краешку. Но они были молодые женщины и души их девичьи тянулись к любви и неспокойно им быть одинокими. И скоро жизнь Сугробина как командира, отвечающего за состояние, здоровье и жизнь своих подчинённых, стала неспокойной. По вечерам ребята окружали его и начинали говорить о девчонках, о том, как они их ждут, какие они красивые, пригожие, ласковые, что они не могут обмануть ждущих казачек. «И да простит мне моё начальство за нарушение приказов и инструкций», - говорил сам себе Леонид. И отпускал пару машин в станицу под ответственность своего зама или кого-то другого.
Ночи были короткими, прогулки длинные и с каждым днём становились длиннее. Некоторые из ребят вообще возвращались лишь к началу работ. Сугробин начинал отчитывать их, а они его уверяли, что с работой не подведут.
- Всё путём будет, - не раз говорил Володя Кривоносов, который мог гулять ночь и работать целый день не уставая.
- Не беспокойся, командир, мы всегда всё сами сделаем, - убеждал меня командир отделения Василий Иванович, и кучерявая голова с военной фуражкой делала его похожим на казака с лубочной картинки, улыбалась и хитро подмигивала.
Так и шла военная любовь. На пруду лейтенант бывал вместе с группой солдат, а иногда только с сержантом Володей. Навещал станицу и вечерами для полного знания и контроля обстановки. Там в сквере городского вида под развесистыми тополями была бетонная площадка с музыкальной раковиной, которой заведовал местный диск-жокей и ежедневно с десяти вечера крутил танцевальные мелодии. По аллеям стояли лавочки, и на все время танцев работала в маленькой будочке продавщица мороженого. Неяркий свет лампочек, развешанных среди ветвей, создавал уютный полумрак, скрывая тех, кто стоял в стороне от площадки. Тут –то и было место встреч и свиданий. Танцы проходили спокойно и лишь когда группой появлялись мои воины, на несколько минут возникало оживлённое волнение. Но знакомые находили друг друга и только кирзовые сапоги увеличивали шарканье на бетоне. Сугробин обычно сидел в тени на лавочке и уезжал, когда площадка редела. Уезжал один, так как Володя задерживался.
А ребята ошалели от южного солнца и горячей крови казачек. Светила ли по ночам луна и блестели крупные в кулак звёзды или было пасмурно и ночь -–хоть глаза выколи, уходили и уезжали ребята в станицу. Когда началась страдная работа и заставляла задерживаться в полях допоздна, машины стали уходить индивидуально, не заезжая в парк. Но случаи, когда командира не предупреждали, были редки. И командир не досаждал их упрёками – куда денешься, любовь!
Возвращались солдаты из станицы и поздно, и рано, весёлые и грустные. Валерий Бурунов, симпатичный весёлый брюнет, доверчивый и простодушный, за что ему часто перепадало от шуток Володи, ворвался однажды в лагерь в два часа ночи и заорал диким от восторга голосом:
- Парни, парни! Она меня любит! Ура! Она сказала, что жить без меня не может.
А утром проснулся раньше всех и к командиру:
- Леонид Иванович, на сегодня давайте самую трудную работу, только вечером я на своей машине уеду.
Бывало и наоборот. Виктор Гранолин, высокий, стройный и сильный, бочку с маслом один ворочает как хочет, лежит утром с горящими глазами и постнейшей физиономией. Сугробин подходит, спрашивает:
- Виктор! А кто работать за тебя поедет? Уговор ведь дороже всего – кто гуляет, тот и работает. Не так ли?
Он поднимает умоляющие глаза:
- Леонид Иванович, хоть убивайте, не могу. Одно расстройство кругом.
Хлопнет лейтенант такого по плечу и пойдёт искать запасного.
Гордые были казачки, не всем по плечу. Три дня весь взвод хохотал над любителем поэзии Колей Импортным. Трое казачек, не мудрствуя, взяли этого маленького Дон – Жуана в солдатской робе и отлупили в укромном месте своими нежными, но оказавшимися тяжёлыми ручками за то, что он по очереди объяснился всем троим в своей необычайной поэтической любви. Коля так больше и не появился в Краснобатайской.
Среди казачек, контактирующих с молодой солдатской массой, была одна девушка, на которую Сугробин обратил внимание в первый же раз, когда появился на пруду и никаких контактов ни с кем ещё ни у кого не было. Все на пляже занимались чем угодно, а она одна читала книгу, прикрываясь широкой полупрозрачной шляпой. «Читает и читает, - подумал он. – Может выпендряется, а может привлекает к себе внимание отличным от других поведением». И забыл про неё. Но когда она прошла в воду мимо, его внимание вновь вернулось к ней. Стройная по классике, с большими выразительными чёрными глазами она походила на гречанку, турчанку, арабчанку, но только не на славянку. Сразу же вспомнился роман М.Шолохова «Тихий Дон», где отмечался род Мелеховых нездешней красотой, оттого, что дед Григория привёз с войны пленную турчанку и сделал её своей женой. Тосковала турчанка и умерла быстро. А род Мелеховых пошёл сильный и горячий характером с резко выраженными восточными чертами лица. На вид ей было двадцать – двадцать два года. Турчанка – гречанка прошла туда и обратно никого не замечая. Даже на возглас Володи « посмотрите, какая » бровью не двинула. Раза два глаза турчанки встретились с глазами Сугробина, и он подумал, что следует познакомиться. Но тут же отогнал крамольную мысль. Уже позднее Нина скажет, что она ждала его внимания.
Познакомился Сугробин с Ниной совсем не как герой. Он увидел её вместе с другими девчонками в кругу своих ребят и его представили как своего командира. Начались приветствия и небольшие беседы. Нина была постарше первого впечатления, в разговоре чувствовалась образованность и опыт общения. Никого из ребят она не осчастливила особым вниманием, была ровна со всеми и остро подкалывала настойчивых. Так что она получила кучу друзей, уже не старавшихся завлечь её в романтические отношения. Была на пляже в кругу внимания и на танцах кружилась со всеми приятными ей кавалерами.
Сугробину нравилась её добрая хорошая улыбка, которая делала её красивое лицо очень привлекательным, и живость мысли, мгновенно реагирующая в разговоре на любые темы. Она была по делам в Горьком несколько дней, и это делало знакомство более близким. Часто на реке беседы скатывались с ровного берега общих тем на острую кромку чувств, но Леонид всегда старался уйти от них, и его старания не были неуспешными.
Как – то он спросил её, не от Мелеховых ли идёт её род. Она рассмеялась и отрицательно покачала головой. Леонид сказал, что жаль, т.к. с Доном и его людьми в настоящей мере вся Россия познакомилась по роману Шолохова. И значит, они были бы старыми знакомыми. А старое знакомство не забывается и обязывает быть добрыми друзьями. Она улыбнулась на это как – то не весело.
Володька резко тормознул. Сугробин сорвался с сиденья и влетел головой в стекло. Несильно. Сержант захохотал довольный:
- Задумался, командир. Я смотрю, не спит ли, и решил разбудить. Столовая скоро. Неплохо бы и отужинать.
- Ладно. Поужинаем и в Краснобатайск.
- Отлично, командир. Нина меня заела вопросами.
В столовой было пусто. Володя пошёл искать повара и тут же вернулся.
- Есть, командир, сейчас похлёбка будет. Огурчики малосольные, яблоки, компот. Вина бы ещё!
Пробыв часок в лагере и проверив все дела, Сугробин с Володей отбыли в Краснобатайск. Площадка уже работала и первых, кого они увидали, была Нина с подругой.
- Вот, Нина, командира тебе привёз, как заказывала, - сказал Володя.
- Вот болтун дурной, - ответила Нина и улыбнулась, - потанцуешь со мной, командир.
Нина не отпускала Леонида ни на секунду, и когда Сугробин по обыкновению собрался покинуть круг веселья в его самом разгаре и начал прощаться, Нина остановила его и сказала:
- Подожди, куда ты так торопишься? Может быть спать? И почему ты не хочешь побыть с нашими девчонками, разве они тебе не нравятся?
Леонид посмотрел на неё внимательно и серьёзно. Глаза её чего – то ждали.
- Очень нравятся ваши девчонки и особенно та, которую зовут Нина. У меня жена в Горьком, Нина!
- Я
