доказывая ему, но он меня будто не слышит, берет лежащий на столе нож. Я в ужасе пытаюсь подойти к нему, но не могу, что-то держит меня, не хочет отпускать. А он, взяв нож, посмотрел на меня, улыбнулся и резко полоснул им по запястью. Кровь, нереально алая, текла сначала медленно, потом быстрее, превращаясь в кровавый водопад, заливала пол, била фонтаном, забрызгивая все вокруг. А он стоял и улыбался…
Я закричала и проснулась, тяжело дыша и соображая, что это всего лишь сон. «Странно, почему сегодня? Ведь вчерашний вечер был… Да… пора завязывать со снотворным. Почему простые сны не так пугающе реалистичны, как кошмары?»- успела подумать я, набирая номер Олега.
-Привет! Не спиться?
-Только что проснулась. Доброе утро. Давно встал?
-Доброе. Не все же такие сони, как ты. Посмотри на часы – 11:30. Я уже скоро приеду…- он замолчал, не договорив.- Что случилось?
-Нет… Ничего… Я…
-Пожалуйста, не надо!
-Нет. Правда. Это несерьезно. Ты знаешь. Это просто кошмар. Тот, о котором я тебе говорила. Мне кажется, это не лучшее начало утра.
-Завязывай с таблетками. Помнишь, что врач тебе сказал? Думаю, помнишь. Завязывай. Это уже не смешно.
-Я знаю, я скоро…
-Послушай. Не думай, что я воображаю себе, будто чужие проблемы легче решать. Я просто хочу помочь. От души и как умею. Я сам знаю, что такое кошмары. Знаю их страшную четкость и правдивость. И я знаком с тем горьким паршивым осадком на душе, остающимся после них. Просто я стараюсь не думать, не утрировать это состояние. Встаю, говорю себе: «Эй, парень, это сон. Это сон. Всего лишь сон. Да, страшный. Да, реалистичный. Да. Но это сон». Сама знаешь, материализация мыслей во многом зависит от нас. Нет, не во многом – во всем! Не хочешь увидеть меня, фонтанирующего своей нереально алой кровью, не материализуй свои страхи, просто забывай их, прогоняй чем-нибудь.
Слушая Олега, я уткнулась в пушистый и горячий живот лежащего рядом Хана. Каждое его слово отдавалось внутри колокольным звоном, ледяным ветром, жгучими лучами солнца, запахом снега и свежестью родника. Они растаптывали страх, распыляли его сожженные куски, топили глубоко – глубоко. И горький осадок растворялся, растапливался, исчезал.
-Сейчас бегом встала, на три – четыре умылась и на кухню – рыб, котов кормить, потом чай – никакого кофе! Слышишь? Поела, попила за две минуты, марш постель заправлять и дальше дела по списку,- Олегу самому становилось смешно.
-Ладно, ладно. Ты к 18:00 точно будешь?
-Думаю, все получится с делами, и я успею вовремя. За это с тебя, кроме салата, еще и a-la Олег.
-Не забудь про мартини. До вечера, mon ami.
-Давай, зажигай.
Я последовала его совету и через полчаса завтракала на балконе. Допивая кофе (в одном пункте я ему не уступила), я мысленно составляла план дальнейших действий: надо было сходить в магазин за кальмарами для салата, грибами и вином для a-la Олег (так мы называли одно из любимых блюд Олега – шампиньоны, тушеные в кагоре и обжаренные в сметане с кукурузой), потом надо убраться и, собственно, приготовить ужин.
Я оделась и вышла из квартиры. Улицу заливало яркое осеннее негреющее солнце. На асфальте блестели остатки вчерашних, еще невысохших луж. Мне было приятно осознавать, что нечто, загнавшее меня в этот город, ослабело и, теперь я с легкостью рву его удушающий круг сцепленных рук. Еще в воскресенье казалось, что сцепленных намертво. А теперь… Оно просто капитулировало.
Я не заметила, как дошла до магазина. Я ходила между стеллажами со спиртным, никак не могла найти кагор. За спиной внезапно услышала:
-Тетя, я вы знаете, что это вледно?
Я опешила. Говорил ребенок. Чувствуя, как щеки заливает краска стыда, точно меня застали врасплох на месте преступления, я медленно повернулась. На меня смотрели чистые голубые глаза, но почему-то с недетской серьезностью. Мальчик лет четырех недоверчиво кивнул в сторону полок:
-Это вледно.
Потом опять поднял на меня глаза, задавая немой вопрос. От растерянности я не знала, что делать, что ответить, поэтому просто стояла и смотрела ему в глаза. Мальчик уже начинал злиться: крохотная складка пролегла между его насупленных бровей, он вздохнул, вынул изо рта чупа-чупс, посмотрел на него, решая его дальнейшую судьбу, не торопясь, вытер его о рукав темно-синей куртки и убрал в карман. А я, чувствуя его нетерпение и раздражительность, решила не уходить, а заговорить с ним.
-Как тебя зовут?
В его глазах я увидела разочарование и усиливающееся раздражение. Вопрос был неудачный.
-Я Андлей. Ты ответишь мне?
Меня смущала комичность ситуации и его серьезность. Он опять заинтересовался чупа-чупсом.
-Да, отвечу. Знаю.
-Тогда уходи.
Я присела, чтобы быть с ним наравных. Голубые глаза смотрели враждебно.
-Я сейчас возьму, что мне нужно, и уйду. Ты один или с мамой?
Он вынул чупа-чупс из кармана, посмотрел на него, улыбнулся и кинул его на пол.
-Ты влешь. Взлослые все влут. Зачем ты это делаешь?- его звонкий детский голос не соответствовал недетским словам. -Моя мама… Она… Они с папой… Тоже… Они это покупают. А потом… Она плачет, кличит… Я плосыпался, плиходил на кухню, говолил с ней… Она не понимает, опять кличит… И папа… тоже лугается… а потом влут. Влут, лугаются. Папа говолит, что этого не будет больше, и мы пойдем в зоопалк. Влут. Вы все влете.
Я слушала эту страшную внезапную исповедь, задержав дыхание, и пыталась придумать достойную реакцию на нее. Это было так странно. Андрей говорил медленно, глядя куда-то позади меня; его немигающий взгляд видел нечто, недоступное мне; его руки нервно теребили пояс курточки. Он замолчал и опустил глаза. Я растерялась окончательно.
-Андрей, послушай. Я думаю, твои мама и папа больше так не будут. Они тебя любят, поэтому постараются тебя не расстраивать. Пойми, некоторые люди… Это как болезнь. Скоро придет доктор, даст маме и папе лекарство, и они выздоровеют. И папа пойдет с тобой в зоопарк.
Андрей слушал, склонив голову набок. Он поднял на меня глаза:
-Да?
-Да.
Он улыбнулся, развернулся и бросился бежать вдоль полок.
-Ма-а-а-м!!!- его звонкий голос дрожащим эхом раздался в пустом торговом зале.
Я почувствовала себя фашистом и предателем.
Я знала, что это встреча для меня еще не окончена, но я твердо решила дойти до конца вместе с Олегом. Для меня одной эта задача оказалась слишком трудной.
Я нашла вино, взяла грибы, кальмары, блок сигарет, еще пару банок кофе, расплатилась и отправилась домой.
Дома я переоделась, пошла на кухню разбирать пакеты с едой. Сверху послышалось мяуканье – Хан лежал на холодильнике.
-Иди сюда, Ханчик, я тебе рыбки купила, давай слезай оттуда, обедать иди,- говорила я, выкладывая кильку в его миску.
Хан неторопливо спрыгнул на стол и замер. Я посмотрела на него, не понимая, почему он не спрыгнул на пол, а Хан сидел и смотрел на меня, как бы говоря: «Ну, чего смотришь? Возьми меня на руки! Почему люди такие бестолковые?» Мне стало смешно, я подошла, взяла его со стола и обняла. Хан отстранил голову, спешно вздохнул и уткнулся горячим носом в мою руку. А кто-то еще говорит, что они ничего не понимают. Кот был молчаливым свидетелем всех драм, слез и истерик этой квартиры, воспринимал негатив, выплескиваемый нами, ночами приходил и выражал свое участие, как мог. И сейчас он как-то по-человечески вздыхал, спрятав голову в моих ладонях, уставший по-своему, ищущий что-то во мне, то ли понимания, то ли того, о чем знал только он. Я гладила его, шептала что-то ему на ухо. Вздохи затихали, его белая грудка затрепетала, и я услышала сначала тихое, потом набирающее силу мурлыканье. Это продлилось минуты две, потом Хан спрыгнул с рук на пол, подошел к миске, понюхал ее содержимое, еще раз посмотрел на меня: «Вы хоть и бестолковые, но иногда с вами бывает хорошо…» и начал есть. Я, в полнейшем недоумении от сегодняшних событий, взяла пачку сигарет и пошла на балкон. Не успела я сесть, зазвонил телефон.
-Привет! Как твое ничего?
-Да ничего. Только из магазина. Сейчас покурю и пойду готовить ужин. А ты?
-А я как всегда. Надеюсь успеть, думаю, получиться. У тебя все в порядке?
-Да. Просто сегодня день какой-то странный. Слишком.
-Тебя смущает, что ситуации обязывают тебя брать на себя не совсем желательную в данный момент ответственность?
-Пожалуй, да. Приедешь, поговорим.
-До вечера.
-Удачи, жду.
Я вышла на балкон и закурила новую сигарету. Потоки прохладного ветра быстро уносили серые струйки дыма. Дождевые облака тяжелой броней закрыли солнце.
Докурив, я закрыла дверь, включила музыку: «Maybe next time», «Anybody there», «Showman» Rainbow – на постоянное повторение, пошла на кухню. Такое бывало не часто, но я всегда этому искренне радовалась – когда обыденные дела приносили удовольствие, успокаивали, своими четкими и размеренными движениями вносили в душу свой равномерный жизненный пульс. Мне это нравилось. В такие моменты все ненужные и пустые мысли исчезали, а хорошие засыпали, убаюканные спокойствием и рассудительностью действий рук.
За неторопливой работой я не заметила течения времени, вошедшего Олега, его осторожных движений; я поняла это, когда мои глаза закрыли знакомые пальцы с неизменным и привычным запахом сигарет и кожаного чехла руля его «Forda».
-Привет.
-Вот и я. Я успел, еще только 17:35. Дела замотали совсем. Привет, Ханчик! А рыбки чего такие невеселые? Пальма просто красавица!- с этими словами Олег переодевался, плескался в ванной, гладил Хана, открывал бутылку мартини.
-А у нас лед есть?
-Да, в морозильнике.
-До чего все это аппетитно пахнет,- он залез пальцами в сковородку, вытащил один гриб.- Обалдеть! Весь день об этом думал. Слушай, там в прихожей, на тумбочке, диск лежит. Поставь, а?- Олег говорил это, кидая в бокал мартини кубик льда, дольку лимона, оливку и соломинку.
Я вышла в прихожую, взяла диск, посмотрела на название - Era «P.S. 98».
-Ну, и какую песню включить?- прокричала я.
-«Cathar Rhythm», а «Ameno» за ней следующая. Иди сюда.
-Иду уже,- ответила я, щелкая пультом номер нужной песни.
Ужинали мы молча, иногда лишь бросая фразы: «Налей еще мартини», «Передай хлеб» и тому подобное, оставляя разговоры на десерт с кофе и сигаретами. Мы поели, убрали посуду, сварили кофе. Олег изучал подставки с дисками.
-Слушай, а что тут столько ерунды? Что еще за Dire Straits?
-Не знаю. Это же твоя квартира, сюда только ты сам диски покупаешь.
-Да ты тут чаще бываешь, чем я. Вот еще какой-то «Deathstars». Что за гадость? Все повыкину! Ты не против «Metamorphosis»?
-Нет. Пошли кофе пить. С коньяком?
-Да. Иду.
На балконе было уже прохладно. Аромат кофе образовывал приятное сочетание с ветром и дымом сигарет. Осенние сумерки сгущались, меняя краски с неясно – серых на графитовые. Две струйки дыма плавно ползли вверх, сплетались, затем смешивались и разносились легким ветерком. Чувствуя не совсем естественную расслабленность и легкость от мартини, я уже почему-то знала, что домой сегодня не поеду, что мы будем сидеть рядом в зале, слушать музыку, до предела наглотаемся никотина с кофеином. Словно подслушав мои мысли, Олег оторвался от сигареты и спросил:
-Ты поедешь?
-Нет. Пошли в зал. Бери пепельницу.
Мы сели напротив. Олег налил еще кофе, я закурила, закрыла глаза, помолчала, потом посмотрела на него:
-Я сегодня
