Изгой. Книга 2

народа.
- По какому вопросу?
- Хочу устроиться на работу.
- В отделе кадров был?
- Нет.
- Так иди.
Владимир повернулся на выход.
- Кто-нибудь послал ко мне? – спросил на всякий случай вслед недружелюбный начальник.
- Дед Водяной, - всерьёз и в шутку назвал рекомендателя Владимир. – Сказал, что только вы решаете, кого принять.
Шендерович принял шутку и оценил тонкую лесть, дёрнув одним уголком рта.
- Прав дед, я решаю. Так что ты хочешь? После демобилизации? Специальность есть?
Опять пошли вопросы и ответы как выстрелы, за кем-то останется последний?
- Шофёр.
- Классность?
- Первый.
- На фронте за выслугу получил или в армейской школе?
- Этой весной сдал экзамены в полковой школе.
Шендерович замолчал, что-то соображая или выдерживая посетителя.
- Могу принять на городской автобус.
Начало было по деду Водяному.
- Хотелось бы на грузовой поработать на междугородних рейсах, - сразу выдал своё желание Владимир.
Главмех внимательно посмотрел на нахала, пытаясь угадать подоплёку его притязаний на элитную работу, решил, что за душой и спиной у того ничего нет, кроме амбиций, взлелеянных неизвестно как и за что полученным 1-м классом, и отрывисто предложил другое, опять по деду Водяному:
- Ладно, грузовик, пожалуй, дам. Отремонтируешь с помощью слесарей, будешь ездить по городу и району, обслуживать стройки. Устраивает – пиши заявление, завизирую прямо сейчас, не устраивает – до свиданья, ничем не могу помочь.
Владимир, подготовленный всезнающим дедом к такому предложению и понявший, что сейчас вряд ли добьётся большего, решил не отказываться. Время ещё есть. Что-нибудь заставит передумать этого уверенного в себе, вероятно, всемогущего жида, а нет – так есть и другие базы, пускай поменьше и поплоше – хотя, куда уж хуже! – но тоже с дальними рейсами.
- Я подумаю. Пока мне ещё надо получить паспорт.
- Подумай.
Владимир снова повернулся к двери.
- Давно оттуда? – снова останавливающий прощупывающий вопрос в спину.
- Вчера приехал.
Владимир в четвёртый раз повернулся к двери и – снова вопрос:
- Для обустройства тебе, наверное, деньги нужны?
Владимир ждал, боясь оборвать протянутую Шендеровичем тонкую ниточку взаимопонимания.
- Если что надо сбыть ценное быстро и по хорошей цене без нервотрёпки на базаре, могу помочь. – Помолчал и объяснил свою неожиданную услужливость: - Как работнику автобазы.
Так. Стало понятно, на чём они столкуются. Можно и свою нитку бросить, может, и получится общая сеть взаимовыгодных отношений.
- Да есть кое-какие безделушки женские, по случаю достались, вроде бы даже золотые.
Шендерович постучал растопыренными крепкими пальцами с почти квадратными ногтями по столу. Ему понравился осторожный ответ лейтенанта – с таким можно иметь дело. Немного поразмыслив, решил всё же не торопиться с доверием, приглядеться.
- Ладно. Получай паспорт, приходи, посмотрим, что у тебя есть и как лучше помочь.
Ещё помолчал и протянул, наконец, самую главную нить:
- К тому времени, может быть, и какой-нибудь дальний рейс появится, посмотрим. Пока.
- До свиданья, - попрощался Владимир и вышел, наконец, из кабинета.

- 6 –
Рекогносцировка оказалась неожиданно успешной, Владимир в этом не сомневался. Шендеровичу нужно золото, он почувствовал его запах и не сможет и не захочет упустить, а взамен отдаст один из своих, как непонятно определил дед Водяной, блатных дальних рейсов. Наверно, Владимир не первый демобилизованный, принятый на базу такой ценой. Капитанских ценностей хватит, чтобы крепко посадить еврея на крючок – все сразу он, естественно, не получит – а, насадив, вываживать на те рейсы, которые нужны. Всё получается, как говорят баламутные янки «о кей!». Надо только поскорее забрать клад из тайника в лесу у Сосновки, его всё равно надо когда-то забирать и реализовывать. Почему бы и не через напросившегося и очень нужного главмеха?
Да и деньги нужны, и чем больше, тем лучше, они никогда не помешают. Из осторожности американцы дали не очень много, обещали добавить уже здесь, по советскому адресу, но на дядю надейся, а сам не плошай, так, кажется, говорят русские сограждане. На приличную штатскую одежду, наверное, немало уйдёт, а ему так хочется сбросить, наконец-то, опостылевший мундир, будь он хоть свой, немецкий, хоть чужой – русский. Нужны деньги и на оплату жилья, и на продукты питания. Не хочется сидеть только на карточном пайке, да и Виктора подкормить надо. Хорошо бы разнообразить и бедный стол Ксении Аркадьевны, если она, конечно, позволит и если придётся на какое-то время остаться у неё. Вероятно, и Марина с дочкой не откажутся от подарков и хорошей еды, а он уже чувствует себя у них в долгу. Да мало ли на что понадобятся деньги. Он никогда не имел их вдосталь и теперь, когда они могут появиться, даже разволновался, теряясь в будущих тратах. Но всё же, это – так, второстепенное. Главное же – удастся установить доверительные деловые отношения – а они куда крепче и надёжнее дружеских - с непосредственным всемогущим начальником, и тем самым заполучить дальние рейсы прямиком к заждавшимся агентам. Нет, что ни говори, а на автобазе его ждала удача. Некстати вспомнилась свинячья морда военкома, с визгом брызжущая слюной и матом, даже мурашки по спине пробежали. Неужели после почти провала в военкомате и успеха на автобазе по синусоидальной закономерности судьбы его ждёт какая-то неприятность у Ольги Сергеевны, куда надо идти за Виктором? Не может быть. Без сомнения, там всё в порядке. Что может быть надёжнее генеральского дома и семьи? Забирать приёмного сына Владимир пока не собирался: неизвестно, удержится ли сам у Ксении Аркадьевны, но показаться нужно. Неудобно, подумают – сбагрил и забыл.
На выходе горячо поблагодарил деда Водяного за пригодившиеся советы и дал ему целых 100 рублей чаевых. Тот принял, поняв назначение денег буквально, обещал этот чай купить, заварить по собственному рецепту и напоить хорошего человека, когда тот придёт на работу.

- 7 –
От удачи и поднявшегося настроения очень захотелось есть или, хотя бы, промочить чем-нибудь тонизирующим горло, но ни одного ресторана или пивной не попадалось, будто их вообще в городе не было. Не выдержав, Владимир спросил, наконец, у молодой женщины с авоськой, в которой она несла картошку, лук, морковь и ещё что-то, завёрнутое в промасленную газету, где можно пообедать. Та остановилась, с облегчением опустив авоську у ног, улыбнулась молодому симпатичному офицеру.
- Пойдём, накормлю, - предложила просто.
Владимир, конечно, не воспринял её приглашения всерьёз – дома такое исключено – и потому ответил:
- С удовольствием.
- Отрабатывать будешь, - пригрозила кормилица.
Двоякий смысл простого ответа смутил: кто их знает, этих русских, особенно женщин, может, и не шутит, потому с ответом слегка замешкался:
- Согласен, но….
Женщина засмеялась удовлетворённо, добившись смущения парня, и, не дослушав, подняла сумку.
- Испугался? – Объяснила дорогу: - За угол зайди – через улицу будет столовая. Жалко, что не по пути, хоть бы помог. А кормить у меня есть кого.
Владимир, глядя на её согнутую спину и опущенную голову, не поверил. Может, догнать? И разом решить вызревающую проблему с жильём и Мариной? Но он даже и попытки не сделал, зная, что не сможет сразу, сегодня, уйти из дома Ксении Аркадьевны и обидеть её этим ещё больше, больнее, чем никчемной связью с Мариной. Чем чаще он сталкивался с русскими женщинами, тем больше они ему нравились: в них совсем не было отталкивающей деловитости и самомнения немецких женщин. Они были открыты, доброжелательны и доверчивы, в каждой из них, даже в самой молоденькой, больше ощущалась мать или сестра, чем временный партнёр, подруга или спутница жизни. Немецкая женщина требует поклонения, русская – доброты и любви. К первой немыслимо обратиться с горем или неудачей, сразу можно потерять уважение да и её в целом, ко второй – так и тянет поделиться печалью, сокровенным, повиниться или просто поплакаться. Так думал он, обуреваемый от успеха сентиментальностью и симпатией к другой половине славянского рода.
Столовую – так, очевидно, назывались здесь дешёвые рестораны – он нашёл больше по запаху, чем по вывеске, которая была совсем незаметной: название без всякой рекламы. Зато из открытых дверей, завешанных захватанными посередине серыми сатиновыми занавесями, несло таким букетом кислых запахов еды, что Владимир почувствовал их задолго до того, как прочитал вывеску.
Внутри прямоугольного низкого зала поражало обилие мух самых различных размеров и расцветок, особенно зелёных и блестящих. Они были повсюду и встретили Владимира нетерпеливым жужжанием, торопя к совместной трапезе. Не помогали и длинные клейкие полосы бумаги, прикрепленные к шпагату над столами и вдоль проходов. Мух на лентах было так много, что другим уже некуда было прилепиться, и они густо облепляли пыльные закрытые окна и обеденные столы, срываясь роями на свежие запахи. Два ряда деревянных столов были накрыты когда-то белыми, а теперь серыми в пищевых пятнах скатертями, неоднократно перевёрнутыми и кое-где порванными внизу и заляпанными там же грязными пальцами посетителей, использующих края скатертей в качестве салфеток.
Владимир нерешительно огляделся, отмахиваясь от мух, хотел уйти, но пересилил возникшую брезгливость, не надеясь, что где-то будет лучше, уговаривая себя, что надо привыкать, не умирать же с голоду, и сел за ближайший к выходу стол. Немногочисленные посетители сидели в душной глубине зала. Из дальнего угла, не торопясь, не подошла, а подплыла толстуха в лёгком платье с открытыми по локоть пухлыми руками и с коротко остриженными и мелко завитыми светлыми волосами под белой косынкой, повязанной со лба на затылок. В центре коротенького передничка, украшенного понизу узорчатыми кружевами, на выпуклом животе отчётливо красовалось тёмно-коричневое пятно какого-то соуса. Подобной ей не встретишь даже в портовой пивной. Она, не спрашивая, принесла и поставила на стол мелкую тарелку со щербинками по краям с тремя кусочками чёрного хлеба.
- Хлеба больше не дам. Борщ, суп картофельный, котлета, блины, салат. Что будете есть?
Устное убогое меню не оставляло времени на раздумья.
- Борщ, котлеты и чай, если можно.
- Водки сколько?
До Владимира не сразу дошла суть вопроса и настойчивого предложения. Он и не думал о водке. Тем более в такую духоту да ещё днём, но, видно, здесь так принято, надо привыкать к чужим обычаям, чтобы не выделяться.
- А пива нет?
- Нет. И не бывает. Так сколько? Я жду.
- Ну… рюмку.
- Какую рюмку? – возмутилась официантка. – У нас нет рюмок. Гражданин, не задерживайте.
- Ну… половину стакана.
- Так бы и сказали сразу: 100 граммов.
Стала понятна местная порционность русского зелья. Толстуха уплыла в открытую дверь кухни, из которой несло таким жаром и вонью перегорелого лука, что хорошо чувствовалось даже здесь, у выхода.
- Позвольте кусочек хлебца? – донеслось из-за плеча, и, не ожидая разрешения, к хлебу протянулась костлявая грязноватая ладонь с более-менее отмытыми кончиками пальцев, вытянувшаяся как телескопическая стрела крана из мятого короткого рукава хлопчатобумажного пиджака, потерявшего и цвет, и покрой, и вид, и даже пуговицы. – Не