ГЕНЕРАЛ ИЗ ЛИССАБОНА. ГЛАВА 5. ОСТРОВ ПОГИБШИХ КОРАБЛЕЙ

внутренностях, а рядом с ним, тут же под машиной – автомат. С ним он не расставался и ночью, когда спал - оружие лежало рядом.

Его личный и довольно безжалостный «Солярис» вновь и вновь генерировал фантомы персонажей, приходившие в сознание почти с достоверность галлюцинаций, с упорством, достойным Маркиза де Сада. Были среди них те, которых он любил и кто любил его. Были среди них и женщины, и его ребенок, о существовании которого он знал не с полной достоверностью. Заложница. Единственная женщина, которую он, кажется, любил по-настоящему, забеременела. Отцом ребенка мог быть он, а мог быть и ее муж. Он так и не узнал, кто родился. Снова вмешалась «бригада» и пришлось спасаться бегством.

Эх, Malandro, знать бы мне все это! А я тут со своими верлибрами. Но, даже тогда, не подозревая всего сказанного позднее, я почувствовала, что сознание его треснуло как расколотая статуэтка. Кажется, это была его фраза – сознание нелегального эмигранта, «расколотое как статуэтка». Он писал мне про «мир, сузившийся до одной-единственной мысли: выжить»…

Возможно, мой ответ вышел слишком сентиментальным, мне было не до стиля - мне просто хотелось отогреть его.

Мой далекий «двоичный код» погибал. Ностальгия, вы говорите? Как же! Да ничего подобного: он ни на секунду не думал о возвращении в Россию! Но когда я однажды прислала ему фотографию подмосковных березок в апрельском лесу, склонившихся над рекой, известное поместье Аксаково, кажется, он ответил только одно:
«Плакать хочется»…
Он жил уже второй год в Португалии, и только сейчас стал приходить в себя. Тщательно забывая все, что было прежде. И не забыв ничего. Накладывая на совесть и душу пластырь. Который я случайно сорвала.


- «Здравствуйте, милый Странник!
Перышко обернулось огненной стрелой? Простите, я не хотела, даже представить себе не могла, что причиню вам боль. Но это послание – верлибр, поэтическое зеркало. Я года три почти не писала стихи, а тут дважды перечитала все ваши письма, и уже не могла ничего с собой поделать. У раненого зеркала бывает усиливающий резонанс. Простите. Когда идут стихи, они уже неподвластны мне. И не получается наполовину. Поэтому сейчас и не пишу стихи и публицистику. Моя публицистика, раненая, ранящая, хлесткая (некогда любимое радио “Свобода” неделю выло как ужаленное после моей статьи, когда они так топорно прошлись по Чечне в обнимку с головорезами, а у меня есть документальная кассета , где боевики режут людям горло(!), или - о поющих на площадях сербах под бомбами цивилизованного Запада: в Белграде погибли коллеги-журналисты, прямо на рабочем месте в телецентре(!) я писала, и плакала, и не могла продолжать писать, о преследовании наших в Прибалтике, о вымирающем от голода в 1997 году Крыме - “Мертвая зона”, и еще сотни статей - кровью) пришлась на самые тяжелые для России годы. Сколько боли. Потеряла счет утратам. О них и думала, когда писала вам. И у меня есть свои ушедшие, и у меня есть родители, стремительно стареющие, о которых думаю с ужасом перед неотвратимым. Вас коснулись только отблески того черного пламени, которое одолевает меня. И еще: вся эта журналистика - судьбы, люди, история на изломе ... вот где оторопь... люди как щепки... а вовсе не московская метель, на которую я вам жалуюсь. И никакая весна уже не приносит счастья. Как давно это было, когда голова кружилась, и чье-то лицо мерещилось в толпе ... И уже почти не надеюсь на беззвучную флейту в душе... И поэзия - бритвой по руке...Я ее сейчас избегаю по возможности.
Господи, но ведь должна же она быть, бухта Радости?!
... Вашего разрушенного, с пробоинами в днище корабля уже нет. Пусть это будет уже только сон. Сон памяти, но без боли. С легкой, светлой грустью. Как-нибудь вы проснетесь солнечным утром, и увидите, как в ваши окна бьются пять океанов земного шара. А у причала ждет новенькая, пахнущая краской бригантина. У вас удивительная профессия. Потрясающая. Призвание. А Португалия - прекрасная роза на карте Европы. Морские ворота западной цивилизации. И еще. Бесценной монетой - принадлежность к русской интеллигенции. Знак качества высшей пробы..
W*»


Какая профессия! Какое призвание! Бандит? Несостоявшийся филолог? Киллер? Чемпион по метанию ядра? Это был вовсе не тот ряд, который я могла допустить в свое окружение. Я тогда еще не знала ничего о Malandro, и упорно думала, точнее, старалась верить, что общаюсь с великим биологом и путешественником. Но может быть, здесь было и чудо провидения. И его новое будущее. Например, писателя или журналиста? Как знать…

Здравствуй, милая Фиалка!
Посылаю копию, если файл окажется неприемлемо большим из-за фаду...
Спасибо за письмо, за окном уже даже не свистит, а надсадно воет ветер. Страшно подумать, что сейчас творится в море и воображение рисует картины недавнего прошлого - парусники с порванными парусами, набитые золотом и рабами ищут спасения в устье Тежу...
В окрестностях Лиссабона встречаются старые кинты (поместья), вышедшие из Бразильских сериалов и в их стенах запах моря, блеск алмазов, звуки Африки, рев ветра, слезы рабов и еще, еще, еще...
Что говорить, посещение Эрмитажа всегда заканчивалось дикой головной болью...
Всплывают картинки из прошлого: грузинская пехота на броне танков в адидасовских костюмах, одинокая женская фигурка на пустынной платформе под проливным дождем...познакомились в поезде, идущем через полыхающий Кавказ... 75 летняя армянская учительница будничным голосом (все выгорело) рассказывала, как убивали ее семью... и чудо спасения, явившееся в образе русского солдата, и дальние родственники, которые ее не встретили.
Навсегда врезался в память исчезающий в пелене дождя силуэт на пузырящейся под дождем платформе...
Единственное и самое главное, на мой взгляд, что может дать Европа, и чего нет в России, - это возможность жить, не унижаясь и не унижая других.
Россия, увы, страна униженных и унижающих. Кто не приемлет это, либо уезжает, либо же ему просто страшно выходить на улицу...
Музыка - фаду и фотография - бухта Тежу или Тахо... как больше понравится...
В.
И еще раз спасибо за бригантину....


Я молчала. Надо было переварить прочитанное. Но еще одно, и возможно главное, останавливало меня. Я все еще не понимала, кто мне пишет. Я никогда не читала ничего подобного. Этот человек был явно ранен, и все это начинало походить на исповедь. А мне – мне хватало и своих ран.
Я молчала.

Здравствуй, Фиалка! Давно не было вестей из замерзшей Москвы, и я посылаю частичку Португалии...
Удивительная штука, только вот сейчас начинаю понимать, читая на португальском, что поэзия это нечто большее, чем определенный порядок и ритм слов, скорее - порядок и ритм звуков в слове и даже восходящие или нисходящие интонации одного звука... как капелька, падающая с сосульки или треск дерева в зимнем лесу...

С письмом пришел музыкальный файл. Фаду…

Единомышленник? Несомненно. Единомышленник, не равный ни в каком отношении.. .
И все-таки равный в главном – в незаурядности.

Фаду удалось послушать только в редакции – на домашнем компьютере не было нужной программы. За окнами выла предновогодняя метель. Было около часа ночи. Два голоса пели о любви и о разлуке. Запредельная тоска, запредельная нежность..
Я сидела в наушниках, за стеклом кто-то кричал по телефону, народ строчил и редактировал статьи: редакция работала иногда до утра. Я слушала фаду вот уже шестой раз, шестой раз по три минуты девятнадцать секунд погружения в далекую эпоху отважных мореходов и ждущих их прекрасных португалок, ждущих и не всегда дожидающихся. Тоска и нежность, нежность и тоска. Мужской голос, трепетный, немного дрожащий от переполняющей нежности, женский голос – тоже с дрожью, наполненной любовью и грустью, тихая печальная гитара. В редакции меня не было - я была в Португалии…

У каждой романтической истории есть своя мелодия, своя песня.
Мелодией нашей истории стала Camara_Pereira_Viales_de_Alfama. До сих пор ее слушаю ее с легким трепетом и нежностью. Песню о несчастной любви.
Мой Странник не отпускал меня. А я уже почти не хотела на волю.

2006-2007