ГЕНЕРАЛ
ИЗ ЛИССАБОНА
ГЛАВА 4
БОДИ-АРТ ТЕЛА И ДУШИ
Надо было срочно вылепить из небытия «молодую блондинку с девичьей фигурой» и глазами «серыми с искорками»! Перспектива стать молодой согревала душу, но сама операция пугала. Я бросила взгляд в зеркало.
- Бр-р-р! - Скривилось мое Альтер Эго. - Синяки под глазами - печать неустроенного быта семьи двух научных гениев времен горбачевской перестройки. Равно как и журналистские будни. «Трое суток шагать, понимаешь ли! - трое суток не спать – вот где ужас-то! – ради нескольких строчек в газете!». И полтонны выкуренных на газетном боевом посту сигарет. Да уж, лошади летают вдохновенно! Покуривая табачок…
Но, черт возьми, стоит ли строить фигуру из трех пальцев, когда жизнь подбрасывает шанс…. Шанс на что? О счастье я могла говорить только икая. От смеха. Однако из зеркала на меня явно смотрел призрак пластической операции. И дружелюбно, но навязчиво, кивал мне головой.
- Что, слабо под нож? - усмехался призрак.
- Слабо! – пищала моя душа откуда-то из пяток.
- А жить в Канаде хочется? «Равного во всех отношениях»…?! Щас! – кривлялся призрак. – Помрешь в одиночестве, гордясь своими нетленками!
Сказанное звучало как приговор.
Рука потянулась к заветной полке с видео- грезами. Как всегда в сумбурные минуты я почти автоматически нахожу кассету. Вот она, «Колдунья». Мне говорили в молодости, что я похожа на Марину Влади…
Да, в жизни раз бывает пятнадцать лет. Марина старше меня, но выглядит еще очень даже неплохо.
- Кому нужно твое «неплохо»? – Заржал наглый призрак. – Кому нужны твои графы Сен Жермены и графы Дракулы, которых ты косяками пускаешь в пляс на страницы твоего распрекрасного миллионника? И если ты устанешь, редактор вышвырнет тебя, и никакие инопланетяне с Сириуса, так лихо расписанные тобой во всей их неземной красе, тебе не помогут!
Скажу честно, инопланетяне мне нравились. Мне нравилась моя работа, тот драйв, с которым можно было вешать народу развесистую лапшу на отполированные уши. Но ведь не только это – была еще и серьезная публицистика, и та журналистика, за которую мне было не стыдно.
- И что, что она тебе дала? Ты то сама в порядке, «блондинка с волосами
до талии»? – Ярился призрак.
- Отстань, чучело! Вот увидишь!
Утром я звонила в клинику. Через два дня – операция! Я стала думать: а в самом деле, если возникнет такой вопрос, уеду ли я из России? Впрочем, операция была назначена, и значит, теперь можно было отправлять письмо:
«Здравствуйте, Странник! Кажется, Вы писали, что были под Москвой не так давно. Гитара, костер, песни ...А вообще в России Вы бываете не часто? Уютно там, где-то на задворках Европы? Была и у меня такая мысль, лет десять назад ...
… какая тишина, апрельская, в курортном местечке под Веной... где дали мне всего два часа побродить... солнце утонуло и уснуло в зеленеющих кустах... рядом с кофейней...
А Россия…
Несколько лет назад я брала интервью у Юрия Назарова, снимавшегося у Тарковского в "Андрее Рублеве". Он сказал, что Тарковский научил его любить Россию, зная и понимая все: и грязь ее, и боль, и всю неприглядность нашей жизни. Принимать такой, как есть. Я много писала о новейшей истории нашей, аналитические статьи печатали в "Литературной России" года два. "Полигон - Россия", так называлась одна из серий. Были и другие, "Крым, который мы потеряли", "Косово поле". Тогда во мне била какая-то жилка, нерв. Потом сломалась - занялась развлекательной журналистикой. А про Россию - не могу. Не то, чтобы не могу, но... Люблю ее, кажется, скорее в истории, в культуре ... а люди... Бешенная, дикая агрессия (особенно у москвичей), неисправимая наивность. Жалко их, но жить с ними приходится. Письма пишут в нашу газету... Изумительно наивные, доверчивые, - до слез. Кажется, сбежала бы куда-нибудь в Европу... Но нет. Не нужна. Я ведь не могу не писать. А писать там не смогу. Противная, глупая, агрессивная, холодная Москва. А все-таки - дом родной, провались он...
А лошади живут лет двадцать, но некоторые, как видно, могут и до сорока дотянуть, по себе знаю...
Ло с переломанными крылышкам…»
Жуткая мыслишка отравляла вечер. Вдруг что-нибудь со мной случиться в процессе возвращения мне былой красоты? И я собиралась напоследок пойти на бардовский концерт. Но рожа в зеркале, тот самый призрак поганый, вновь заговорила со мной, причем еще более нагло:
- Ностальгируете, девушка? Нечего расслабляться! Так и передумать недолго! Когда молодеть будем?
Под нож я шла бодро и радостно, с некоторым даже куражом, как ударники производства в годы моей юности шли на первомайскую демонстрацию, подогретые обещанными отгулами и дармовой выпивкой. Я почти бежала.
Наркоз был какой-то не полный: то уплываешь, то снова приземляешься в состоянии полной невменяемости. Хирургиня посмеивалась:
- Сейчас будем делать боди-арт!
На моем лице – рисунок. Расчерчено, что и как кромсать.
- Зашивай аккуратнее, а то она про нас в «Моей семье» напишет, да еще и на ТВ попадем! – Смех медсестры было последним, что я услышала.
- Дать бы ей в морду! – Это естественное желание было уже не осуществимо: я провалилась в наркотическую нирвану…
Очнулась я с полным ощущением, что смерть пришла за мной, и наступила агония: меня трясло, причем каждый внутренний орган – в своем, только ему присущем ритме. Хирургиня подсунула мне договор, который я должна была подписать, не приходя в сознание. Сквозь туман пространство возвращалось ко мне в каком-то искаженном виде - с бешено вращающимся потолком. В этом пространстве кто-то надрывно бил кувалдой по стене, но, как потом я поняла, все эти звуки были только в моем сознании, отравленном веселеньким наркозом. В реальности же события следовали своим чередом: зазвонил телефон, и медсестра ехидно пискнула:
- Такси приехало, пора, девушка!
- Разве меня не оставят еще на сутки в этой новенькой евро-палате с телевизором под потолком, с простынями в розовый цветочек? Разве за мной не надо понаблюдать, если вдруг мое сердце откажется перегонять мою отравленную наркозом кровушку? Черт, куда же вы меня, за что?!
Не просыпаясь, я крикнула, что фиг они меня отсюда отправят, пока я хоть немного не приду в себя:
- Пусть ваше сраное такси подождет еще полчаса!
«Сраное такси» подождало. Едва различая достоинство купюр, я передала стопочку долларов врачу.
- Братцы, доктора, родные, я заплачу вам еще тысячу сверху, только не дайте мне погибнуть во цвете лет!
Потолок в моей квартире упорно плыл в сторону ванной, стены меняли очертания, север и запад лихо менялись местоположением с югом, но почему-то упрямо не сворачивали на восток. Глаза не закрывались, слезы текли градом. Спать можно было только на спине, не шелохнувшись, но резь в глазах была такой, что о сне думать не приходилось. Двое суток я то проваливалась в небытие, то снова возвращалась к падающему потолку и пляшущим стенам.
На третий день вечером я подошла к зеркалу, робко заглянула в него, чтобы увидеть свой новый облик. Лица как такового не было! То есть его не было вовсе. Его практически не имелось в наличии. Вместо него на том месте, где у нормальных людей бывает лицо, расплылись два невероятных размеров синяка.
В Москве в этот день случились начало ноября и метель. Вечером меня ждали в редакции. Надев черные очки в пол-лица, я понеслась по улице. Метель резала глаза, из-за швов невозможно было прикрыть веки даже наполовину. На людей, шарахавшихся от меня в транспорте, я не смотрела – мне было все равно. Стоило ли замечать такие мелочи, когда меня ждали домик в Канаде и десять вундеркиндов в нем!
- Какие больничные? По улицам ходят толпы голодных безработных журналистов! – Твердили мне во всех трех редакциях, которые мне случилось осчастливить своим присутствием в течение последних десяти лет.
- Тогда терпите монстра в своей редакции! – Хмыкнула я. – И особо слабонервных сотрудников прошу на меня не смотреть.
Мысли шли по кругу.
…Верная псина, которую он оставил в России и глаза которой не мог забыть. Кабо да Рока и Канада. Институт в Киеве, кома от шока после наркоза, который пережил и он еще в далеких восьмидесятых. Но в анкете было написано, что Севастьянов родом с Урала. При чем тут Киев? И снова галлюцинацией в московской кромешной метели вставали канадские сосны. И тут же их сменял домик на Азорах, который он мечтает купить к «штарости», как он написал. Есть ли место мне в этом домике на острове посреди Атлантики? Все смешалось в голове не хуже охватившего Москву метельного хоровода!
- Мне очень понравилось, теплые и очень …. русские стихи. Взгрустнулось: запах полыни, - писал он мне, и мне было так тепло и до странности приятно, что Страннику понравились мои стихи об опустевшей русской деревушке. Никто, никто в Москве не умел меня так слушать, никто так со мной не разговаривал. Мне немедленно захотелось поговорить с ним. Писем с адресом malandro не было.
Я посмотрела в яндексе:
- Malandro – плохой мальчик, бродяга, спортивный прием.
Когда тебя прижмут к стенке, можно сделать резкий уход в сторону, или кувырок через голову. Когда загнанного зверя достают охотничьи собаки, он в последнем рывке может броситься на них. Потому что он – Malandro…
«Владимир! Заглянула в почтовый ящик и поняла, что чего-то не хватает. Например, весточки с какого-нибудь поднебесного Кабо де Рока... Сейчас поздний вечер, я дежурю по выпуску газеты, и меня вот-вот оторвут от компьютера, поэтому ничего путного в голову не приходит. Ну, разве что... Картинка. Полночь... жду автобуса... с наушниками, которые в моих перелетах по Москве практически не снимаю...бардовские песни... инопланетный грустный женский голос... проигрыш испанской гитары... и я на удивление запоздалых прохожих пританцовываю... А кто решил, что это можно только подросткам?
Чем вы сейчас заняты? О чем думаете?
Виола»
Спасибо, милая Виола, за "прыгая через лужи на одной ножке", хочется верить, что все будет хорошо в этой жизни....
мечтаю...поселиться на маленьком острове Пику на Азорах, а пока -собираю потихоньку обломки собственного сознания в какое-то приемлемое состояние, представляя Москву и дождь...как потусторонний мир в котором прыгают через лужи девочки и выпускаются газеты... рождаются стихи, появляющиеся на экране моего монитора...
Хотел бы научиться скользить по тонкому льду сознания не проваливаясь глубже, но не получается... существуют вещи, которые заставляют это делать...
"Плачут травы о северном лете.
Пахнут тиной глухие озера..."
Мираж...звуки детства...запах рассвета - сонное стадо, идущее на пастбище...
и чудо паутинки инета, которая нас связывает...
Владимир
