приближавшихся арабов.
Баят аль-Джафар побледнел. Его не испугала эта затянувшаяся схватка с двумя противниками, - он увидел, что за всем этим наблюдает невесть как появившийся Саадет ибн Юсуф. Рядом с ним, но чуть сзади находился его личный толмач Барух, а еще сзади сорок человек воинов, являющимися у тысячника одновременно связными и охраной.
Баят аль-Джафар повернул коня и подъехал, склоня голову, к Саадет ибн Юсуфу.
- Скажи мне, Баят аль-Джафар, твои воины разучились воевать? - Не повернув головы к подъехавшему, спросил Саадет ибн Юсуф.
Пока Баят аль-Джафар пытался что-то объяснить, Барух тронул коня, подъехал поближе к месту схватки. От его глаза не ускользнула уникальность меча Людоты. Он подъехал к телеге и осмотрел поклажу, инструмент кузнеца, поглядел на горящее здание, на бившихся воинов и вернулся обратно на прежнее место.
- Закидайте его стрелами. - Не слушая оправдания Баят аль-Джафара, сквозь зубы промолвил Саадет ибн Юсуф.
- Позволь мне дать тебе совет, достопочтимый Саадет ибн Юсуф. - Встрял в разговор Барух.
- Я думал у меня есть толмач, а оказывается появился советник. - Зло ощерился Саадет ибн Юсуф.
- Ты не так меня понял, высокочтимый Саадет ибн Юсуф! Позволь в оправдание неправильно сказанной мысли вручить тебе этот перстень. - И Барух протянул ему золотой перстень с большим изумрудом.
Саадет ибн Юсуф поднял руку, останавливая уже готового выполнять приказание Баят аль-Джафара, взял перстень, хмыкнул и сказал:
- Говори.
- Мне кажется, несравненный Саадет ибн Юсуф, их нужно взять живыми, - из них получатся сильные рабы.
От этой лести Саадет ибн Юсуф поморщился, огляделся, подозвал двоих из своей охраны, и, показав на соседнем дворе сушившуюся рыбацкую сеть, промолвил:
- В колодку его, и присоедините их к моему полону. – Он повернул коня и поехал прочь.
Тень озабоченности промелькнула на лице Баруха. Два оставшихся всадника из охраны Саадет ибн Юсуфа развернули рыбацкую сеть и на полном скаку набросили ее на Людоту. Людота попытался выбраться из под сети, но быстро это не получилось. Этой паузой воспользовались арабы. Несколько человек набросились на Людоту и повалили его на землю, а у Деяна, отобрав копье, в кровь разбили лицо. После этого на шею Людоте надели тяжелую колодку и бросили его в его же телегу.
Барух подъехал к арабским воином, показал на меч Людоты, и тоном, не терпящим возражений, произнес:
- Саадет ибн Юсуф приказал передать ему этот меч.
Воины беспрекословно подняли меч и передали его Баруху. Отъехав подальше от места сражения, он оглянулся, и, увидев, что за ним никто не наблюдает, спрятал меч в притороченный к седлу мешок.
- Теперь можно ехать к Саадет ибн Юсуфу. - Усмехнулся про себя Барух.
Один из воинов отвязал от телеги коня Людоты и сел на него. Конь, непривычный к чужому седаку, повернул голову, пытаясь схватить зубами всадника. Другие вытащили из дома плачущих Млаву и Русаву и посадили их в телегу; затем загрузили на нее оставшиеся узлы, вывели из хлева корову с телком. Телка тут же закололи и начали сдирать шкуру, а корову привязали к телеге, и, вручив вожжи Деяну, показали направление: куда надо ехать.
Деян тронул коня и поехал в указанном направлении, а что ему еще оставалось делать? Тяжелая колодка сильно давила на плечи и шею Людоты. Он сидел в телеге и держался за ее борта. Млава разложила узлы, чтобы Людота мог прилечь, и колодка ему ему не мешала. Он прилег на узлы и в таком полулежачем положении смотрел на окружающее.
Вокруг сновали пешие и конные арабы. Сопротивление заканчивалось. Кое-где лежали убитые арабы и северяне. Некоторых он узнавал, других не смог рассмотреть. Людота заметил, что они не остались без присмотра, - их сопровождали несколько арабов. Один из них с большим тюрбаном на голове уверенно держался в седле и иногда встречным воинам отдавал какие-то команды на своем гортанном языке. Тогда арабы выводили пленников и груженые телеги, пригоняли скот, - одним словом, обоз понемногу пополнялся.
- Людота, смотри. - Деян указал на дом Вышемира, мимо которого они проезжали, и невольно остановил коня.
Крыша дома горела. Арабы попрятались, и из-за укрытий изредка в горящий дом пускали несколько стрел, тогда из пылающей хаты тоже вылетали стрелы. Около горящего дома, прижимая к себе троих детей, беззвучно что-то шепча губами и белая как мел, стояла жена Вышемира Невея. Наконец крыша дома рухнула, похоронив Вышемира, и вверх взвились множество искр. Невея громко вскрикнула и, зарыдав, упала на колени.
- Перун, возьми его душу, - промолвил Людота и добавил: - Деян, приведи Невею с детьми.
Деян подошел к Невее,с трудом поднял ее и повел к телеге. Ухватив Невею за подол, за ней пошли двое самых младших, а старший Станята продолжал стоять и смотреть на горящие развалины.
- Станята, иди сюда, - крикнул Людота.
Мальчик медленно повернулся к Людоте и также медленно пошел к нему. И только когда забрался в переполненную телегу, уткнулся носом в руку Людоте и молча заплакал.
Подскакал крикливый араб, что-то громко начал кричать, поднимая вверх свою плетку и грозя ей. Все молча смотрели на кричащего араба. Под конец он поднял плеть, ударил ею Людоту и ускакал. Удар пришелся по колодке и Людоту не задел. Деян взял за узду и потянул коня с телегой за собой.
Обоз вышел из разрушенного и разграбленного селения в чистое поле. Людота огляделся и прикинул, что всего выживших осталось человек шестьдесят, включая детей. Взрослых мужчин осталось мало. Одни, как и Людота были в колодках, другие – раненые, лежали в телегах, третьи шли рядом с телегами, но таких было совсем единицы. Обоз охраняли пять конных арабов. Один из них ехал впереди, показывая дорогу, другой – в середине обоза, а остальные, во главе с крикливым арабом, сзади подгоняли отстававших, иногда стегая их плетью.
От впереди идущих телег отстал Богуш и подошел к полулежащему в телеге Людоте.
- Ну что, Людота, горько?
- Горько, Богуш. Тебя как захватили?
- В поле работал. Коня отобрали, - теперь вот пешком.
Богушу уже было далеко за тридцать, и поэтому Людота как к старшему обратился за советом:
- Что делать-то будем? Их пятеро, - может все набросимся и того…?
- С голыми руками и в колодках? Без колодок раненые, молодые как Деян или старики. Побьют нас, да и подмога скоро придет, вон вокруг шныряют. Детей много, - спасать их надо. Я смотрю: инструмент свой сохранил, – вот и сделаешь нам оружие. – И, помолчав, добавил: - Потом.
К середине дня догнали большую группу таких же пленных, движущихся на юг вдоль реки. Пленников передали другим охранникам, и крикливый араб со своими воинами ускакал.
Спереди, сзади, слева, справа — везде шли люди, скрипели несмазанные колеса телег, шел скот, мычали коровы. Пыль стояла в воздухе, и дышать было тяжело. Каждый стремился выйти из середины скопления людей и идти сбоку, где пыли было меньше, и поэтому в движении телег и людей было что-то хаотичное, и когда колонна с пленниками становилась слишком широкой, немногочисленные охранники сгоняли слишком отошедших обратно. В этой пыли не замечали, когда к колонне пленных присоединялись новые пленные. В очередной раз, когда Деян вывел телегу из пыльного облака, Людота не увидел ни начала ни конца колонны.
Понемногу Деян приноровился и, каким-то образом маневрируя, стал чаще вести лошадь с телегой сбоку от колонны, где пыли было все-таки меньше.
Сбоку колонны недалеко от ведущего коня Деяна ехал пожилой араб. Казалось что ему вообще нет дела до пленных. Он сидел на своей лошади и всю дорогу заунывно то ли стонал, то ли напевал. И только когда кто-то очень далеко отходил от колонны, он неторопливо подъезжал к нарушителю и теснил своей лошадью его до тех пор, пока он не возвращался к пленникам. А такие нарушители все время появлялись, так как для того чтобы справить свою нужду они отъезжали в сторону, и люди старались поскорей сделать свое дело, спрятавшись за телегой. Это араба не смущало, и он, не взирая ни на что, сгонял людей опять в кучу, а затем опять начинал петь.
Через некоторое время путь колонны изменился, и пленники покинули берег реки и направились в степь.
Солнце давно уже перевалило за полдень, но продолжало все также нещадно палить своими лучами. Устало вытирая пот с осунувшегося посеревшего от пыли лица Деян уныло вел за собой коня среди таких же пленников. Знакомые односельчане уже давно затерялись в этом сумбурном столпотворении людей, телег и скота. Млава и Невея, чтобы облегчить работу коню, уже давно слезли с телеги и шли рядом. Станята сидел на облучке и держал вожжи. В телеге, прижавшись к Людоте и устав от равномерного покачивания, спали Русава и двое несмышленышей Невеи. Они даже не просыпались от непрерывного мычания привязанной коровы.
- Деян, корова мучается – подоить бы. – Попросила Млава.
Деян огляделся. Пожилого охранника рядом не было. Он немного отъехал в сторону, где почти не было пыли, и остановился. Млава протерла вымя коровы, и струи живительной влаги ударили по дну ведра. По примеру Млавы некоторые тоже начали останавливаться.
Подъехал пожилой араб и начал что-то говорить, показывая в направлении движения. Деян усмехнулся и с улыбкой обратился к нему:
- Ты что, коровья лепешка, не понимаешь, что скотина мучается. Ты, кобель блошастый, пойми, ей помочь надо: надо подоить.
- Деян, не дразни его. - Попросил Людота.
- Да он все равно ничего не понимает. – Так же с улыбкой продолжил Деян. – Молочка подоим, попьем, нам легче будет, быстрее пойдем. Понял, вошь безногая?
Араб смотрел на улыбающееся лицо Деяна, на корову, которую доила Млава, и, как будто понимая его слова, тоже улыбнулся и закивал головой. Араб сидел на коне и, улыбаясь, смотрел, как дети пьют молоко, на хлопочущих женщин вокруг них.
Из облака пыли появились два арабских конника и, подскакав к пожилому арабу, что-то прокричали. Один из них ударил его плеткой по спине. От удара араб только съежился и продолжал молча смотреть на кричавшего.
Людота покачал головой:
- Смотри, Деян, такой же раб, как и мы.
- Похоже на то.
Еще что-то прокричав эти двое начали разгонять остановившихся. Русава крынкой зачерпнула молоко из ведра, подбежала к пожилому арабу и протянула крынку ему. Араб удивленно посмотрел на нее, слез с коня и, медленно смакуя, все выпил. Прижав руку к груди он вернул крынку и что-то сказал по-арабски. Русава засмущалась и убежала. И опять все тронулись в путь.
Араб, сгорбившись, ехал недалеко, изредка поглядывая на Деяна, ведущего коня, на Людоту в колодке, на сидевших в телеге детей, на идущих рядом. Он уже не пел свою песню. Спустя некоторое время Деян его уже не заметил: то ли отстал, то ли уехал вперед.
Солнце стало клониться к закату, когда подъехали к маленькой, сильно заросшей кустами речке. Деян распряг коня, отвязал от телеги корову. Скотина, почуяв близость воды, упрямо тянулась к ней.
- Сразу пить не давай, а то загубишь. - Напомнил Людота.
Деян в ответ кивнул головой:
- Если так будем идти от ночи до ночи, - загубим скотину.
Вода в реке от множества зашедших на водопой животных была мутная, и Млава, распросив соседей, принесла откуда-то родниковую воду, и через некоторое время на костре варилась пшенная каша.
Давно уже стемнело. Вдоль речки по обоим берегам
