Мурена Глава 6

теперь было спешить? Поход закончился, служба закончилась, жизнь заканчивалась…
       «Мурена», развив полный ход, мягко качаясь на невысокой волне и завывая дизелями, обреченно шла домой. На носу несла гюйс, а на корме флаг советского военно-морского флота. Она еще была в строю, числилась в морском реестре. Несла полное боевое торпедное и ракетное вооружение, еще была грозной силой, раненой в самое сердце, но боровшейся за свое существование. Капитан третьего ранга Сивоконь и вся команда делали все возможное, чтоб не допустить ухудшения и так уже катастрофической ситуации.
       БПК «Симферополь» со ста пятнадцатью матросами «Мурены», прикомандированными ракетными инженерами и специалистами с Дружного-4, забрав всю секретную документацию об испытаниях экспериментального оружия, прибавил оборотов и, набрав полный ход, торопился в Североморск. Оттуда на транспортном самолете всех отправили в Ленинградский морской госпиталь при военно-медицинской академии. Все остались живые, получившие разные дозы облучения, были комиссованы и переведены на пенсию по инвалидности, как и ликвидаторы последствий Чернобыльской катастрофы.
       Старшину первой статьи Чукина и матроса Василия Носа долго держали на гарнизонной гауптвахте. Следствие подробно разбиралось в причинах случившейся трагедии. Как в дальнейшем сложилась судьба этих двоих, неизвестно…
                                                                      * * * * *
       Ранним туманным утром 27 июня 1989 года, в холодные и мрачные воды Ара-губы, на малом ходу вошел атомный подводный крейсер «Мурена». Медленно пробирался по извилистому заливу, часто перемигиваясь со скрытыми в сопках постами. Наконец показались такие знакомые, покрытые свежей зеленью, родные берега базы. Доложили о прибытии и получили ответ: следовать к позиции 07, в одну из штолен. Возвратились ровно туда, откуда чуть более полутора месяцев назад торжественно уходили на боевое задание. Лодка вошла в узкий коридор и медленно скрылась в граните…
                                    
       О случившейся аварии в Видяево узнали 26 июня, накануне прибытия лодки с неуправляемой реакторной установкой. Командование гарнизона собрали семьи моряков экипажа в Доме Офицеров. Успокаивали, что ничего страшного не произошло. Лодка идет своим ходом на дизелях и уже завтра будет на базе. Все члены экипажа живы. На вопрос о полученной дозе облучения отвечали уклончиво. Сказали, что команду после возвращения сразу повезут на базу Росляково, где стоит полк морской авиации. Оттуда на транспортном самолете полетят в Ленинград, в закрытый научно-исследовательский институт, где будут проходить дезактивацию и дальнейший курс реабилитации. Уговаривали женщин не волноваться, а спокойно ждать. На вопрос о причинах катастрофы ответить не смогли, действительно не знали сами.
       Люди просили хоть несколько минут увидеть близких, в чем им было категорически отказано. И следовать за машинами на аэродром также запретили. Пообещали собрать всех здесь же через несколько дней, когда обстановка несколько проясниться и обязательно сообщить о результатах. 
       На следующий день по идущей через поселок дороге в Росляково, на большой скорости следовал кортеж из нескольких мощных, укрытых наглухо брезентом, грузовиков «Урал». На шоссе были выставлены частые посты, никого не пропускающие и дающие возможность машинам беспрепятственно мчаться, мигая синими маячками и завывая сиренами.
       В Видяево трассу оцепили с обеих сторон сплошным строем матросов. За оцепление не пропускали, несмотря ни на какие мольбы. Особо настойчивых тут же уводили в комендатуру. Люди стояли поодаль большой взволнованной толпой.
       Наконец показалась колонна. Подъезжая к поселку увеличили скорость и натужно грохоча выхлопами промчались, будто тяжелые мрачные тени. Народ закричал, заревел встревоженными криками. Из-под пыльного закрытого брезента кузовов махали кому-то чьи-то руки.
Грузовики ушли. Все случилось очень быстро, обыденно. Женщины горестно плакали, вытирали измученные тоскливой неизвестностью, вмиг постаревшие, прекрасные в своей мужественной терпеливости, созданные для счастливой жизни, мокрые от слез печальные лица. Все были здесь. И Людмила, и Ольга, и Жанна Олеговна, и Ирина, и остальные жены подводников. Заплаканные и несчастные. Кричали, махали вослед, провожали, будто в последний путь своих, выполнивших воинский долг, верных присяге и боровшихся до конца, далеких мужей, неумолимо несущихся к Вечности…
       Люся вспомнила пророчества таинственной девушки Лукии. До нее только сейчас дошел страшный смысл предсказания. Ей опять стало нехорошо. Мутило, голова кружилась, сердце готово разорваться от горя… Вместе, поддерживая под руки, медленно брели домой к Ольге. Пили таблетки, корвалол, что-то еще, принесенное из госпиталя Людмилой. Пытались успокоиться, утешить разболевшиеся горящие души. Нужно было что-то делать, иначе можно сойти с ума. Долго говорили, обсуждали, плакали. Наконец решили оставить детей с Ириной, а самим лететь в Питер, к Ольгиной матери. И там узнавать судьбу мужей.
       На следующее утро вместе с такими же несчастными женщинами ехали рейсовым автобусом в Мурманск. Вечером, с трудом пробив через комендатуру аэропорта билеты, летели в Ленинград. Поселились в большой квартире, где жила Ольгина мама. Здесь Ольга родилась и провела юность, встречалась с Сергеем. Остальные прилетевшие женщины также разместились у родственников.
       Обзвонили проходящих в Питере службу знакомых офицеров. Они обещали помочь и все узнать подробнее. К вечеру следующего дня жены подводников знали, что их мужья находятся в закрытом НИИ при медицинской военно-морской Академии. Вход воспрещен всем, кроме сотрудников института. Команда из двадцати двух человек проходит активный курс терапии. Больше ничего узнать не удалось, все данные о больных строго засекречены. Дали адрес, уговорили начальника Академии, генерал-майора Тихомирова принять делегацию из Видяево.
       На следующий день восемь женщин сидели в генеральском кабинете. Разговор вышел совершенно бестолковым. Тихомиров не имел права сообщать ничего конкретного, отделывался общими фразами, пряча глаза за темными стеклами очков. Людмила выясняла подробности лечения, пыталась хоть по таким признакам определить дальнейшую судьбу моряков.
       Генерал уводил разговор в сторону, ссылаясь на абсолютную секретность. Женщины все же поняли, что доза облучения высокая и как минимум подводников ждет инвалидность. Хотели узнать главное, – будут ли живы? Когда можно увидеть? Услышать по телефону? Ни одного ответа по существу, ни одного дающего надежду слова. Лишь умолчания и недомолвки. Генерал Тихомиров – человек порядочный, совестливый, но он не смог врать в глаза и обещать невозможное. С другой стороны был скован инструкциями. Пообещал принять через две недели, сухо попрощался…
       Обескураженные женщины в полном молчании покинули приемную. Что делать дальше, они не знали…
                                                                                  * * * * *
       Ядерный реактор «Мурены» совсем выходил из-под контроля. Урановые стержни продолжали оплавляться и никакие мероприятия по остановке процесса не давали результатов. Радиационный фон усиливался и ситуация грозила обернуться новой катастрофой. Люди в тяжелых защитных костюмах снимали с ракет, в первую очередь «Тангарры», все ядерные боеголовки, вынули детонаторы торпед, вытащили шифровальные диски с ЗАСовских аппаратов.
       Из Североморска пришел БПК «Адмирал Юмашев». Чистым ранним утром взяли разоруженную, извергающую несчетное количество радиации, лодку на длинный буксир и в траурном молчании повели «Мурену» в свой последний поход к Новой Земле, где и остановились в 18 квадрате. Обрубили трос и на полном ходу вошли в боевой разворот. С дальнего расстояния выпустили торпеду. Промахнулись. Торпеда прошла в нескольких метрах от носа лодки. Опять легли в развороте…
       «Мурена» мягко покачивалась на волне. Одинокий гордый корабль погибал не в бою. Его убивали свои, как смертельно больное существо, как жертву несовершенства человеческой природы, как неуправляемый и опасный объект. «Мурена» выполнила все, что от нее требовалось, ни разу не подвела моряков, исправно и быстро выполняла команды и задачи. Двадцать четыре года была кровом для многих подводников. Чего только она не видела в своей долгой жизни! Теперь пришло ее время…
       В небе ярко сияло летнее солнце. Над водой носились крупные белые чайки, что-то хрипло кричали, пикируя с высоты в холодные волны. Синее небо звенело в аквамариновой лазури и бесстрастно взирало, уверенное в собственной нерушимости. Тихое, ласковое море осторожно билось в борта. Лодка стояла и ждала сокрушительного удара. Она знала, что ее командира и последней команды уже нет в живых. Они использовали все свои возможности, спасая ее. Она была уверена, они встретятся. Там, на недосягаемой глубине будут вместе, чтоб не расставаться никогда. «Мурена» была боевым кораблем, ей претила сама мысль о смерти на корабельной свалке. Ее стихия океан, ее космос глубина, ее предназначение морской бой, скоростной полет в морской тишине, покорение океанской бездны. Позади сотни тысяч пройденных миль, дальние походы, стрельбы, пуски, испытания. Она была послушной, верной воле человеческого разума и он же, создавший ее совершенной, погубил своим несовершенством…
       Над лодкой появился и завис раскаленный добела, светящийся шар. Из правого носового торпедного аппарата «Адмирал Юмашев» выпустил смертоносный боевой заряд. Огненный шар поднялся выше… 
       Страшный взрыв оглушительным треском разорвал тишину. Лодку заволокло густым дымом. Огромное клубящееся облако высоко поднималось в небеса, величественно расползаясь, растворялось в хрустальном воздухе. Казалось, душа «Мурены» растворяется, исчезает в бесконечности, соединяется с душами погибших кораблей.
       Когда дым рассеялся, ни лодки, ни неопознанного летающего объекта не было. Лишь останки бывшего ракетного крейсера неторопливо опускались на грунт…
                                                                                     * * * * *
       Долгие недели не находили покоя жены подводников. Каждый день звонили в Академию, с надеждой узнать хоть какую-нибудь новость о больных. Слушали нарочито бодрые рапорты о стабильном состоянии, проводимом лечебном курсе.Наконец дозвонились в приемную Тихомирова, договориться о встрече. Но генерала не было на месте, дежурный офицер сообщил, что будет нескоро, настойчиво советовал ехать домой. И женщины поняли все. Они были готовы к этому и приняли удар с мужеством и спокойствием. Слез не было. Они просто закончились, иссякли, высохли, как высыхают на солнце бурные реки несущие очищение…
       Горькое понимание зыбкости и краткости человеческой жизни, всего лишь мгновения, вспышки, ощущение смертельного дыхания, присутствие чего-то неведомого, большого, того куда ушли мужья, все это пронзительным чувством озаряло исстрадавшиеся в