никогда не верил. Никогда.
- Jamais говорири jamais... Ernest Khemingouej. Oui! Il m'accepte pour l'ange! Je ne le dissuaderai pas!
Она засмеялась счастливым смехом.
Я чуть нервными движениями начал расстегивать пуговички у нее на груди. Она завела руки за спину, открыла замок бюстгальтера и мягко свободно вывались две белые как снег грудки с большими коричневыми полукружьями сосков.
-Бог ты мой. Танюша! Ты сведешь меня с ума.
-Je t;che! Я стараюсь. Два один. Стараюсь увеличить счет. Непременно хочу победить.
Я ласкал руками ее грудь. Чуть прижимал соски. Она закрыла глаза, а руки запустила мне в волосы, гладила мою голову, уши, подбородок.
-Давай я помогу тебе со своими джинсами, …,- прошептала она, смеясь счастливым смехом, а то они у меня плотные стрейч.
-Да не надо. Я сам.
-Вы осмелели?
Я опустился на колени, она оперлась сзади руками на стол и подняла ноги, как гимнасты делают поддержку на кольцах. Ее коричневые плотные джинсы так плотно сидели, что не сразу поддались. Наконец все удалось. Ее живот очутился в нескольких сантиметрах от моего лица. Запах вспотевшего женского тела, достиг моего носа. Почудились ароматы лаванды, ванили, сандала муската из Прованса. Что-то теплое женское обожгло меня. Ни откуда всплыл фильм с Аль Пачино «Запах женщины». Жгуче-терпкий аромат у нее между ног казалось, придавил меня и как асфальтовым катком прошел плюща сознание и искривляя время. Белые крылья узких высоких плавочек были последней преградой.
-Француженка Таня?!
-La Fran;aise Tanya.
-Девочка моей мечты из Парижа?
- La fille de ton r;ve de Paris!!!
Не успел я разделаться с плавочками, как она, останавливая мои руки, оказалась у меня на коленях. Она кусала меня везде и довольно больно, агрессивно. Ее волосы, лицо метались вправо влево. Страдали мои щеки, уши, и особенно губы. Стройная хрупкая, она казалась, была легка как пушинка. Таня льнула ко мне всем телом. Я чувствовал ее всю. Таня. Таня! Неужели это ты!», неслись мысли у меня в сознании, «Неужели это ты!», «А кто еще!?» мысленно отвечала она. «Я твоя. Я все твоя. Ты сейчас это увидишь!».
За тонкой перегородкой кто-то неумело брал аккорды на дешевой гитаре, и где–то магнитофон пошло бубнил «Сука ягодка моя» Алика Гомельского, а она была неистово-одержима. Ее теплая грудь мягко колыхалась вслед за хозяйкой. Она слегка провисала как у рожавшей женщины. Я ладонями подхватывал ее снизу. Упругие сосочки были необычайно тверды у основания и, ласково топорщась, заходили мне в рот. Она тихо стонала, сжимала кулачки, била ими по моим коленкам.
-Я это не вынесу!!! Таня кто создал тебя? Откуда ты?- восклицал я громко в порыве чувств.
-Нам надо быть осторожными. Мне еще здесь жить. Потише дорогой,- отвечала она свистящим шепотом.
Я больше ничего не спрашивал. Она ничего не говорила. Мучительно скрипела старая кровать, пока мы не догадались, сбросить одеяло и перейти на пол. Мы просто желали друг друга и занимались этим, растворялись друг в друге. Нам уже ничего не могло помешать. Таня не показывала никаких французских штучек, а может не знала. Все было традиционно, но так свежо и здорово…Свершилась мимолетная иллюзия полного счастья в момент исполнения самого заветного желания и я еще осознавал, что скорей всего будут исполнения более заветных желаний, мечтаний, но не сегодня, не сейчас.
Когда кончилось это неистовство, я валялся опустошенный в неге и смотрел на огромные трубы у себя над головой, на задвижки похожие на штурвалы корабля, а она, лежа рядом начала рассказывать, когда дыхание у нее немного успокоилось:
-Ты знаешь машину Порше-кайен?
-Ну, так в общих чертах. Видел. Спортивный нафаршированный немец.
Таня встала и налила нам обоим немного вина. Подала, нагнувшись, и я во все глаза смотрел на ее изогнувшееся обнаженное тело. Наверно запоминал. Точно запоминал.
-Она стоит больше 100 тысяч евро. Ришар купил ее мужу.
-Н-да! А он?
-Выкинул француза и ключи от нее на лестничную площадку.
-Поделом. А дальше?
-Смотрел в глазок. Дождался пока он уйдет. Сходил, подобрал ключи и взял машину со стоянки в нашем дворе. Там в бардачке были документы на имя Романа. Ришар конечно скоро увидел его за рулем и когда он встречал меня, я сгорала от стыда. А муж просто обезумел, он ни о чем больше не мог говорить, как только о своей новой машине, моторе, маслах, ТО и т.д. и при этом ехидно подсмеиваться над простодушным и нелепым французом.
Он был уверен во мне как в сберкассе. Ему и в голову не приходило, что я в подвешенном состоянии. А Ришар атаковал меня, предлагал поехать на его виллу в Ниццу, ну и тому подобное, стать француженкой, законной женой, кругосветный тур, ну а вещи, машины на любой цвет и вкус и даже не смотреть на ценники…короче золотые горы… как вы умеете мужчины, когда вам нужно «это» от женщины.
Я приходила в очередной раз домой и слушала нескончаемые разговоры мужа, кто и как посмотрел на его Порше, …что сказали. Кто лопнул в этот раз от зависти, …он даже взял в привычку сидеть по часу в машине перед подъездом и курить или просто здороваться с соседями сидя в автомобиле с открытым стеклом. Однажды меня это так достало, что я прямо сказала, что уйду от него, …что он променял меня на эту чертову консервную банку. Он только посмеялся надо мной… точно, так как прежде над незадачливым простофилей-французом.
-Ах, так!- говорю, - тогда я ухожу, и ложись в постель со своей железякой.
-Да куда ты уйдешь?- откровенно подтрунивал он.- Уходи ради бога, никто тебя не держит.
И я ушла, стояла почти час в подъезде. Он даже не вышел. Было так стыдно. Ты не представляешь. Я, конечно, вернулась, как побитая собака, но тогда приняла решение, что раз так,… то пусть будет, что будет. А может Франция это моя страна и Ришар хоть и некрасив и немолод, но искренне любит меня. Ведь он действительно на все был готов и никаких трудностей не испугался, не то что мой муженек который не брезговал ничем, потешался над всеми и его пучило от самодовольства и важности.
Вот так я и уехала во Францию.
Было уже довольно поздно. Я вспомнил о своей женушке. Наверно не избежать битья посуды, криков от которых звенят стекла. Верхнего си-бемоль. У нее чутье. Впрочем, мой наряд не оставлял пути для отступления. Да и ее Дольче-Габано наверно намертво впиталось в мою плоть и кровь. Чихнулось три раза. Я извинился. Значит правда.
Я встал, налил еще по глотку вина ей и себе и снова лег. Таня, лежала съежившаяся маленькая на полу. Выпила медленно, и зубы стучали у нее о край стакана.
-Тебя накрыть чем-нибудь.
-Если можно. Мне холодно. Шерстяное одеяло в шкафу.
Я заботливо накрыл ее. Запеленал ноги. Поцеловал в лоб, и она поймала мою руку, положила себе на голову. Тяжелые густые волосы мягко струились у меня промеж пальцев.
Хотелось подарить ей розы с капельками воды, ночные фиалки, на худой конец черные лилии или махровые левкои.
Я больше ни о чем не спрашивал ее. Раз она вернулась и живет в бойлерной, то, что тут узнавать подробности. Меня интересовала судьба денег, что я ей передал, но я тоже не решился задать этот вопрос. Зачем? Рядом лежала любимая женщина, женщина о которой я не мог и мечтать. Да! Брошенная и униженная, преданная многими, но не мной. Она лежала рядом, мы только что сливались вместе, и больше меня ничего не интересовало в этой жизни.
Через неделю я сварил на водяной бане клеевую, достал подрамники, грунты и взялся за кисти, а через полгода моя Таня используя приобретенные знакомства и сносное знание французского, устроила мне большую выставку на семьдесят картин, в Париже. Там были старые и новые работы. Все выглядело прилично и это оказалось не трудно. Париж город художников. Их здесь любили и любят. Вот приехал еще один русский. Приехал попытать счастья. «Увидеть Париж и умереть». Художников любят только когда они умирают. Хотите прославиться – сделайте это.
Таня сказала, что можно устроить ряд публикаций о моих картинах в журналах Frame, Mark и Elephant, где пишут о моде, современном искусстве, архитектуре и но не совсем бесплатно. Человек, который обещает это сделать, неровно дышит, глядя на нее. Говоря это, она лучезарно улыбалась, обнажая перламутр зубов.
-Нам Порше ни к чему,- ответил я, улыбаясь в ответ. Мы поняли друг друга и как совершенно чужие люди поехали, она в бойлерную, а я к своей благоверной.
Розовые фантики хорошо. Когда много их это вообще здорово. Не будет их. Мои «мосты и тоннели» не дадут пропасть. Ведь жизнь одна. И что там впереди? А что там после нас?
Красный Яр. Август 2013.
