услышала шум заводящегося мотора. Вскочила, стремительно бросилась в дверь. – Гена! – перед ней промелькнули габаритные огни и удаляющийся задний борт. – Гена! Вернись! – кричала вслед, остро почуяв страшное, непоправимое…
Геннадий гнал на полной скорости. Слезы заливали лицо. Острая обида выжигала все изнутри, душа застыла в безнадежной тоске. Ничего нельзя исправить. Ничего. Простить? Как? Как можно жить, зная, что человек, которому ты посвятил жизнь, отдал душу, сердце, любовь, все, все растоптал и предал тебя? И укорил несовершенством, упрекнул несостоятельностью, смертельно обидел изменой. И назвал неудачником, втоптав в грязь окончательно. Зачем теперь жить? Для чего? Для кого?
Выехав за город, грузовик заревел на полных оборотах, стремительно пронзая ночь. Геннадий твердо решил умереть. Под Бийском есть длинный высокий мост. Вот с него-то он и слетит. Предстоящая смерть совсем не пугала. Он не знал, как жить с такой глубокой раной. Жизнь заканчивалась мучением. Чувство одиночества охватило его. Ветер врывался в открытые стекла, он не чувствовал холода. Попытался вспомнить что-то счастливое из своей жизни и не смог. Все радостные мгновения были связаны с Зиной. Без нее счастья не было.
Разве только когда он, совсем-совсем маленький пятилетний мальчик, сильно болел ангиной. Лежал в своей детской кроватке, лихорадочно метался в горячке и проваливался в беспамятство, беспрерывно теряя сознание. Его увезли в больницу, и мать ни на минуту не отходила от него. Врачи разводили руками и намеками говорили о возможности летального исхода. Мама заливалась слезами, не знала чем помочь умирающему ребенку. В день, когда наступил кризис, маленький Гена очнулся и, горестно глядя на маму, слабым голоском просил мороженого. Она сказала, что нельзя, что врачи не разрешают. Он ничего не ответил, только отвернул лицо. Мама видела, как по детской щеке скатилась одинокая горькая слеза.
– Я сейчас сынок, сейчас, ты только не засыпай!
Он лежал под серым одеялом, свернувшись калачиком. Маленький, горячий, чуть живой. Показалось, мама никогда уже не придет к нему. Вздохнул тяжело и опустил веки. Ни сил, ни слез больше не было. Проваливаясь в черную пустоту, из далекого далека услышал зовущий родной голос. Еле мог открыть неподъемные веки. Мама плача звала его, держа в руке вафельный стаканчик. Вокруг столпились врачи в белых халатах, но он видел одну ее. Он не знал, что в стаканчике налито подогретое мороженое. Мама ложкой зачерпнула и поднесла к его губам. Но он не мог открыть рот. Кое-как затолкали в него ложку мороженого. Гена ничего не чувствовал, но вновь открыл рот. Мама, горько рыдая, кормила его. Через какое-то время он чувствовал вкус, и глаза чуть загорелись. Съел все и попросил еще. Лежал, облизывался, пока сбегали за второй порцией. Мама нежно гладила его воспаленную голову. Принесли еще вафельный стаканчик. Он скушал, навсегда запомнив вкус растаявшего мороженого, с тех пор, не зная ничего вкусней. После провалился в долгий беспробудный сон и проспал целые сутки. Потом стал быстро выздоравливать. Этот эпизод, ласковые мамины руки, мягко теребящие ему волосы, и были самым счастливым моментом в жизни.
Дальний свет фар ярким пятном освещал несущуюся под колеса дорогу. Гена вспомнил мать, ее лицо, родной голос. Стоп! Ведь недавно кто-то гладил его по голове, играл остатками волос! Власта!.. Сердце забилось. Он, наконец, вспомнил все. Раскаленная жаркая баня, непередаваемая, исполненная буйной страстности ночь в заброшенной избе, чадящие догорающие свечи, гаснущие лучины. И Власта!.. Ее лицо, огненный взор, нежные руки, грудь…
Нет! Теперь он не станет прыгать с моста. Он будет жить! Ради нее!.. Для нее!.. Он выжимал педаль газа до упора. Слезы высохли, скорбные мысли ушли. Он верил, знал, что она найдет его, что он обязательно будет с ней!
Ревущий Зил летел на предельных оборотах. Позади остались поля и перелески, спящие осенние леса. Позади оставалась Зинаида, дочь, прежняя работа. Позади осталась лежавшая в экономическом разрушении несчастная страна. Позади осталась жизнь! Да, наверное, неудачная, не очень веселая, трудная. Что-то было хорошее. Было…
Геннадий, подобравшись, будто перед прыжком, сосредоточенно смотрел вперед. И только вперед…
Наконец мощный свет фар осветил стоящую на обочине согбенную старческую фигуру, устало опирающуюся на выставленную клюку. Грузовик остановил свой бег.
– Вернулся, голубь сизокрылый?.. – старуха взобралась на сиденье, закрыла дверь. – Трогай!.. – обожгла синевой глаз.
Геннадий включил скорость.
– Трогай, сокол мой ненаглядный! – ласковые пальцы играли его волосами…
* * * * *
Никто и никогда больше не видел Геннадия. Пропал и грузовик.
Водители-дальнобойщики рассказывали небылицы о старой ведьме, выходящей на дорогу в ненастную погоду или вскоре после захода солнца и караулившей неопытных шоферов проезжающих Чуйским трактом. Те, в чью машину она садилась, исчезали навсегда…
Сентябрь 2011г.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
И пусть он пропал для всех,но это было ЕГО решение..
Повесть понравилась Мистично, но отлично!