ВАСИЛЬКИ

оттащила коробку на обочину.
– Неси домой. Нам некогда тут… немцы скоро вернутся – надо уходить дальше в лес. Да и вам теперь оставаться опасно.
У сельсовета стоял мотоцикл с коляской и легковушка. Легковушку завести не удалось, а мотоцикл завелся. Двое партизан забили коляску до отказа коробками и первыми выехали из деревни. За ними двинулся и весь обоз. Лошади еле тащили тяжелый груз. Тележный скрип был слышен, пока последняя подвода не скрылась в лесу.
Бабы, кто посмелее, прибежали на площадь и искали на развороченном складе чего-нибудь съестного. Нашли единственный оставленный партизанами мешок с пшеном. Высыпали пшено на землю и набирали, кто во что мог. Кто в подол платья, а кто и просто сыпал зерно за пазуху. Золовке Марии, Симе – пока ходила за посудой – пшена не досталось.
Повезло Симе. Немцы вернулись в деревню и у кого нашли пшено со склада, или банки с тушенкой, вывели на окраину леса и расстреляли.
Мария отнесла коробку с консервами и спрятала в заброшенном по соседству погребе. Погребец весь развалился и зарос травой так, что с дороги его не было видно – с собакой не найдешь. Этот тайник и спас Марию и от голода, и от расстрела.

На сгоревшем пшеничном поле, которое начиналось сразу за околицей, росли только васильки да иван-чай. Зина с Тоней услышали пальбу и спрятались в небольшом овраге. Тоня хотела заплакать, но Зина по-матерински прикрикнула на нее и та успокоилась. Стрельба скоро стихла, а они всё боялись вылезать из оврага.
– Пойдем домой, мамка ждет, – ныла Тонька.
– Подождем немного. Как бы опять не начали палить, – опасалась Зина.
Прошло с полчаса, но никто больше не стрелял. Сестры выбрались из оврага и поспешили домой. Они решили сократить путь, и, войдя в деревню, пошли по улице мимо опустошенных складов. В это время треск немецких мотоциклов с солдатами заставил их прижаться к забору чужого дома. Как только мотоциклисты проехали, девчонки бросились бежать по дороге.
Следом за мотоциклами ехала машина, битком набитая солдатами. Все они были в касках и казались очень страшными. Машина обогнала девочек. У заднего борта сидели их «квартиранты». Зина узнала их. Что случилось дальше, матери рассказала Зина.
Молодой верзила увидел сквозь пыль, летящую за машиной, девчонок. Он что-то закричал и нажал гашетку автомата. Пожилой немец ударил по стволу, но было поздно.
Одна пуля попала Тони в грудь. Она упала навзничь, и тонкая струйка крови быстро побежала по ее бледной щеке. Зина выронила цветы, и они рассыпались синими брызгами в дорожной пыли.
– Тонька! – закричала она, – вставай!
Но васильки Тонькиных глаз застыли, глядя в бездонное небо.
Мария выбиралась из погреба, когда к дому подбежала зареванная Зина.
– Мамочка, мамочка, там Тоню убили.
Мария похоронила Тоню на лесной поляне, за речкой. Сколотила березовый крест и на дощечке написала – «Тонечка Васильева. 7 лет».

Ни один десяток верст, в рваной обувке и в худой одёжке прошагала Мария с детьми по немецким тылам: по русским деревням и селам. И когда наши армии перешли в наступление и освободили родной край, вернулась в деревню и без труда нашла осевший холмик детской могилы.
Покосившийся крест сиротливо выглядывал из-за молодого березняка. Надпись на приколоченной фанерке смыло дождями и уже нельзя было прочитать, что на ней написано.
Мария поправила покосившийся крест. Чернильную надпись на дощечке смыло дождями и снегами.
– Тонюшка моя! Безымянная… – заголосила она, опускаясь на колени.
Трехлетняя Нина заревела, глядя на мать, в голос, а Зина стояла чуть в сторонке и глотала слезы, молча.