Быстро сгустилась темнота, дальние гудки маневровых паровозов будто предупреждали о чем-то. Но вокруг так громко стрекотали сверчки, так чудно выводили заливистые трели неведомые ночные птицы, что было вовсе не страшно. А может это козодой завел свою песню? В любом случае было очень любопытно и интересно. Они смотрели на это строение, и волнующие чувства проникали, захватывали их юные души. Не страх, нет, а ощущение чего-то нового, неизбежного, того, что и так непременно должно случиться с ними. Это пришло настолько неожиданно, сразу, что они притихли, замолчали. Стояли, обнявшись крепко-крепко, смотрели зачарованными глазами в сторону этого удивительного таинственного здания.
– Пойдем, посмотрим?..
– Идём, – она напряглась, сжала его руку. – Идём! – сказала решительней, тверже, кивнула, будто принимая важнейшее в своей жизни решение.
Дом надвигался, рос. Казалось, он скользит, наплывает на них. Запахло сыростью, влагой. Все звуки куда-то отодвинулись и пропали. Ветхое истлевшее дерево стен слабо потрескивало, скрипучая покосившаяся дверь раскачивалась и тяжело стонала. Все вокруг заросло чертополохом и лебедой.
Осторожно потянули дверь. Внутри плавал плотный сизый туман, все залито бледным лунным светом, сквозь прорехи потолка проглядывали звезды. Углы затянуты густой паутиной, провалившийся деревянный пол пронзительно скрипел и раскачивался под ногами. Какие-то рассохшиеся балки, доски, щепки торчали повсюду, пытаясь схватить, остановить, ударить. Справа выглядывало разъятое жерло русской печки, осыпавшаяся штукатурка, дранка белели в обманчивом сумраке. Посередине стоял вросший в землю, весь изъеденный червоточинами дубовый стол. Под ним зиял открытой крышкой глубокий сырой подпол. Оттуда несло плесенью и тленом. В дальнем углу уютно устроилась, будто специально для них заваленная мягчайшими свежими травами, широкая, не то лежанка, не то кровать, не то одр…
Они стояли, взявшись за руки, в серебристом облаке мерцающего лунного света. Смотрели друг другу в глаза и ощущали, как что-то крупное, большое, вечное спускается, нисходит на них, проникает, пронизывает до последней клетки. Волнующая неизвестность влекла и звала, уносила в неведомое пространство.
Глаза Оксаны блистали, лицо горело, алый овал губ светился в беззвучном изгибе. Он смотрел зачарованно, жадно вглядывался, ввинчивался влюбленным взглядом в каждый уголок прелестного близкого лица. Будто что-то легко толкнуло в спину. Он крепко прильнул, словно измученный жаждою приник к этому обжигающему живительному роднику. Сердце ухнуло глубоко, затрепетало, заторопилось и вдруг выровнялось, забилось сильно. Внутри него все гремело, грохотало, ярилось. Но далеко, робко, еле слышно звучала, отзывалась повторяющимся эхом прекрасная, уплывающая в небеса, воздушная музыка. Очень медленно, понемногу, но заметно делалась отчетливей, громче. И вот нет уже ничего внутри, только яркий чарующий мотив. И женщина, замершая в твоих объятиях, озаренная долгим страстным поцелуем. Гибкая, податливая и все же непокорная, неподвластная, сильная, независимая, горячая…
Перехватило дыхание, Костя ощутил слабость. Ноги подогнулись, ослабли. Он пал, опустился перед ней и, не сдержав нахлынувших эмоций, обнял, крепко прижимаясь к вздрагивающему животу. Она стояла тихо, чуть запрокинув голову и прикрыв ресницами раскаленные глаза. Ее немного трясло, грудь высоко вздымалась при прерывистом быстром дыхании. Сильно взволнованная, пылающая, она не теряла головы. Это давалось непросто. Какой-то мощный водоворот, ураган, тайфун, – покоряющая всесокрушающая энергия сковывала, ослабляла, отнимала самообладание. Не хотелось и не моглось, кончались силы, не было воли держаться. Да и зачем, когда она всю свою жизнь, всю романтическую юность ждала, верила, мечтала. И вот момент: – он у ее ног. Он, – независимый, гордый, самолюбивый. Принадлежит ей, пусть не навсегда, ненадолго, но целиком и полностью. Эти мысли пьянили, заставляли бешено стучать сердце, чувствовать себя счастливой. Ей вдруг захотелось остаться здесь навсегда. С ним, с его ласковыми руками, голосом, жадным взглядом влюбленных глаз.
Они стояли, не замечали ничего вокруг, будто находились в волшебном светящемся облаке. А в доме уже все шевелилось, двигалось и оживало. Мерзкие кувшинные рыла удивленно глядели с потолка, из подпола появлялись разложившиеся вурдалаки, возникали смердящие упыри. Злобные гарпии слетались на свой дикий шабаш. Множество черных летучих мышей резвилось под крышей. Они тонко пищали, пытаясь пергаментом крыльев притушить льющийся сверху свет. Вся эта нежить недовольно роптала, урчала утробно, скалилась и протягивала мохнатые когтистые лапы. Пыталась подойти, ужалить, ущипнуть, разорвать предерзких, испортивших им бесовский бал. Не ведали безумные, что присутствуют при свершении таинства, что никакая сила не способна разорвать скрепленные божественным промыслом узы. Что здесь и сейчас, происходит то главное, ради чего созданы существа тварные, чего навсегда лишены существа падшие, пытающиеся противостоять свету истины. В своей греховной наивности обреченные навсегда быть во мраке, силясь искусить, погубить, украсть души, исказить лучи знания и всегда терпящие позорное поражение. И отступила в своем бессилии нежить. Недовольно скуля, выкрикивая страшные проклятья, завывая в невозможности расправы, тотчас разбрелись, унеслись, пропали. Ничего больше не существовало. Он был подле нее, он поклонялся ей, боготворил, преклонялся…
– Я люблю! – восхищенно шептал, захлебываясь. – Люблю!.. – произнес громко, твердо, восторженно.
Оксана стояла недвижно, она слышала все, каждую букву, слово, интонацию, чуяла малейшую вибрацию его неповторимого страстного голоса. Казалось, не было ничего и не будет, только они вместе, рядом, навеки, навсегда…
Подняла руки, легкое белое платье скользнуло вниз. Костя поднял глаза, увидел над собой тяжесть двух полусфер, рассыпанные по мрамору плеч волосы. Теряя рассудок, торопился снимать, рвать последний узкий лоскут материи. Узрев волнующий темный треугольник, тут же обессилев, зарылся в мягкую шелковистость, затих. Ее запах сводил с ума, сердце не умещалось в груди, он задыхался от жаркой страстности, сгорал, испарялся, исчезал. Чуть успокоившись, произнес внятно, необычно:
– Ты совершенство, Оксана! Твои глаза, как вспышки обжигающих молний! Они могут осветить, согреть, а могут и погубить, опалить. Нет ничего прекрасней этой бушующей сверкающей стихии. В них блещет очищающий огонь, рокот июльских гроз, электричество атмосфер, сокрушающая сила небес…
– Твоя грудь, – воплощение свежего весеннего ветра несущего в себе всю палитру расцветающего мира. Майское солнце согревает лучами два розовых нежных бутона, исполненных жизни. Они растут, зреют, наливаются нектаром чувственного первоцвета, набухают и искрятся в игривом танце сладострастия. В них прячется буря обжигающей страсти, там, где бьется источник побеждающей силы…
– Твой живот, – жаркая плодотворная нива, готовая принять зерно и принести обильный урожай…
– Твои бедра, – полноводные реки, несущие чистую талую воду с высоких горных хребтов. Изгибы русла зовут и пьянят, обещают открыть всю яркость хрустальной глубины, манят, призывая войти, вступить, ощутить всю прелестную шероховатость близкого волнующего речного дна. Войти, окунутся с головой, и пить, захлебываться, утопая в кристальной свежести бурлящего потока…
– Не надо!.. Я не стою таких чудесных слов!.. – она смотрела удивленно-встревожено.
Взор черных глаз туманился и мерцал, по освещенному лунными лучами лицу бежали легкие косматые тени.
– Оксана!..
– Молчи! Иди ко мне! Любимый...
И они потерялись во времени. Превратились в две мельчайшие частички мироздания. С невероятной скоростью неслись к окраинам Вселенной, разлетались, терялись в далеких галактиках, встречались, сталкивались, вновь мчались в бесконечное пространство, серебристым пунктиром прошивая космическую материю. Раскаленной стрелой пробивались в черные дыры, возвращались, сливаясь и тут же взрываясь, яркими вспышками рассекая Млечный путь. Обжигаясь, прорывали солнце, горели метеорами в бескрайнем ледяном просторе. Хвостатыми кометами опускались на землю, звонко вонзаясь сверкающими осколками. Пылающей плазмой сжигали земную мантию, накрепко вплавлялись в ядро, мгновенно испарялись и вновь неожиданно возникали, летя светлой тенью среди бескрайних разливов рек, бездонных океанских впадин, золотых колосящихся полей. Россыпью бриллиантовых брызг влетали в открытые окна. Для них были открыты все двери, не было ничего запретного, тайного. Они понимали языки зверей, птиц, рыб, природы…
Откровения скалистых вершин, глубоких каньонов, знойных палящих пустынь, все существовало, подчинялось им одним, было создано и сотворено для них. Кто-то щедрый, большой, необъятный подарил им этот мир, озарил сияющим светом душевного соития, одарил прекрасным чувством…
Время остановилось, его просто не было, оно ушло, растворилось в космической пустоте. Такого измерения уже не существовало, они находились вне времени. Поднимались и опускались на волнах неземного наслаждения, угадывали мысли, парили и разбивались мириадами мельчайших частиц, касались небес и лежали на облаках, задевали землю, возносились вновь, теряя зрение, слух, голос, осязая ощущениями, прикосновениями…
Затем все возвращалось, повторялось вновь и вновь, в сотый, тысячный, миллионный раз…
Жаркие солнечные лучи пронизали дырявую истлевающую крышу, забирались в дальние потаенные уголки сумрачной заколдованной комнаты. Невесомые частицы пыли, праха, кружились в хороводе, взлетая и опускаясь, исчезая и появляясь снова в медленном танце движения к Вечности…
Они лежали, приоткрыв глаза и долго, очень долго смотрели друг на друга.
– Пора идти! – поднялись, оделись и не выдержали, слились в объятиях…
Стояли, чувствуя биение двух пламенеющих сердец, слышали созвучие гармонии, понимали прекрасное, видели недоступное. Наконец с невероятным трудом оторвались, взялись за руки и шагнули за порог…
Яркий солнечный свет ударил в глаза, громкие звуки оглушили. Вертели во все стороны головой, ничего не понимая…
Удивительный дом исчез, на его месте теперь стоял большой светомузыкальный фонтан, играющий цветами радуги. По дороге проносились сверкающие автомобили неизвестных марок. Они находились на узкой дорожке красивого тенистого парка. Вокруг зеленели кустарники, цвели акации. Приветливые люди весело улыбались, дети беззаботно резвились, на скамейках сидели молодые мамы с колясками…
– Прошло, наверное, сто лет! – Оксана потянула его за руку к ближайшей скамье.
Почему-то каждый шаг давался с большим трудом. Кое-как добрели, опустились на скамейку.
– Что с нами произошло, Костя? Мы старые! – слезы полились, закапали, побежали. – Я уже старуха!
– Нет,
