Девушка в красном шарфе

небольшим, но достаточно просторным, чтобы вместить несколько письменных столов, мягкую кожаную кушетку, с которой совершенно не хотелось вставать, и массу книжных полок, заполненных бесчисленными изданиями по психологии и психиатрии. В ясные дни, солнечный свет проникал в помещение сквозь два высоких окна, создавая пациентам настоящую идиллию нирваны и безмятежности. Повсюду изобиловала сочная растительность, со столов на людей взирали позолоченные статуэтки животных, а умиротворённые пейзажи французских провинций непроизвольно успокаивали, поднимая настроение даже в такие хмурые дни, как этот.
    Впрочем, магия здешних предметов уже давно перестала действовать на молодого Валентина, уже неоднократно подвергавшегося их успокаивающему эффекту. И пускай это было давно, совсем в другом районе Москвы, в памяти блондина отлично запечатлелся предыдущий кабинет психотерапевта, словно он посещал его вчерашним днём. Сменив место работы, специалист Децин прихватил с собой и все свои пожитки, которые, исходя из его личной многолетней практики, оказывали косвенное терапевтическое воздействие. Либо, все эти предметы попросту нравились старому сентиментальному человеку, а может - были для него талисманами. Кто знает, психотерапевты ведь, - считал Валентин, - ещё те сумасброды….
    В прохладном воздухе витал приятный запах ментоловых сигарет, выкуренных Дециным перед уходом, однако с включением света, в кабинете автоматически заработала вентиляция.
    «Располагайтесь, - крупный мужчина мимолётом указал расстегнувшему куртку блондину на вешалку при входе, - вы уже не в первый раз у меня на приёме, так что не будем тянуть время».
    Стиснув зубы от пронзающей ногу боли, Лозинский лёг на мягкий кожаный диванчик, ощущая неприятное чувство прилипшей к горячему телу мокрой футболки. Зачем-то потерев пальцами седеющие виски, Николай Иванович взял стул и расположился возле нежданного пациента.
    «Валентин, объясните в двух словах, что вас сейчас беспокоит? Не торопитесь с ответом, - крупный мужчина откинулся на спинку стула и закурил очередную сигарету, даже не удосужившись поинтересоваться у своего пациента, не будет ли он против, - мне нужно, чтобы вы  сформулировали свою проблему по существу, чётко, без лишних вводных слов. Итак, - он затянулся, смакуя прохладный дым на языке, - что послужило причиной вашего визита ко мне?»
    В кабинете повисла безмолвная тишина. Слыша лишь едва различимую дробь дождевых капель по подоконнику, повидавший много чего на своём веку Децин безвольно уставился в округлившиеся от ужаса воспоминаний голубые глаза Валентина.  
    «Девушка в красном шарфе» - едва ли не шёпотом ответил тому Лозинский.
    Обдумывая услышанное, крупный мужчина продолжал смотреть пациенту в глаза, и когда вновь поднёс сигарету ко рту, одной затяжкой выкурил треть.
    «Вот как… - психотерапевт устало потёр переносицу, предчувствуя, что разговор и впрямь затянется. - Полагаю, теперь мне следует услышать подробности. Вы можете закурить, если хотите».
    Валентин проигнорировал это предложение. Сложив руки на животе, блондин опустил веки и попытался собрать цепь событий воедино. Впрочем, здесь уже без вводных слов было не обойтись.
    «Знаете, после посещения ваших приёмов мне вновь захотелось жить…»
                                                                                                                Глава 4
    Со времени той страшной автокатастрофы, перечеркнувшей жизнь  молодого человека, минуло полгода, прежде чем он снова смог вздохнуть полной грудью, как в прямом, так и в переносном смысле. Оставив позади угрюмые больничные палаты, ставший уже привычным кабинет психолога Децина и многочисленные заседания суда, по решению его судьбы, мужчина впервые за долгое время ощутил себя свободным. Свободным, но таким опустевшим, исполосованным фантомными ранами, как изъеденное термитами дерево.
Психотерапевт Николай Иванович совершил настоящее чудо, сумев вдохнуть в уничтоженное горечью потери сердце стремление к жизни, но не в его силах было сделать то, что подвластно одному только времени – сгладить острейшие углы кошмарных воспоминаний. В трагической гибели людей, по собственному убеждению водителя, был виновен он один, однако проведённая авто-техническая экспертиза выявила обратное: сотрудники техцентра допустили в своей работе грубые нарушения, результатом которых и стал отказ тормозной системы полугодовалого автомобиля. Заключение бессердечных присяжных, прозвучало дико даже для самого Валентина: «в меру своих возможностей владелец транспортного средства предпринял все необходимые меры, во избежание более тяжких последствий. В ином случае, потери могли быть куда выше».
    Примерно так. На протяжении всей судебной тяжбы адвокат Валентина даже не утруждалась с поиском доказательств, прекрасно понимая, что в этом процессе они победители. Итог – суд полностью оправдал Валентина. Вот только почувствовал ли Лозинский облегчение, выходя из зала суда без конвоя, сгорая заживо под взглядами краснеющих глаз родственников бедолаг, что стояли злополучным вечером на остановке, ожидая последнего в своей жизни автобуса? Ощутил ли ту долгожданную свободу, оставшись один во всём мире, потеряв единственную, с которой собирался связать свою жизнь узами брака? Ответ был очевиден.
    Через несколько недель после освобождения из-под следствия, Валентин выполнил последнюю циничную формальность нашей государственности, - уплатил штраф за превышение скорости, зафиксированный камерой при въезде в город. Это окончательно подорвало человека. Получалось, жизнь троих человек стоила полторы тысячи рублей, по «пятисотке» на брата? Такого не снилось ещё ни одной правовой стране мира.

    Зачастую, в своём поведении Валентин был непробиваемым эгоистом, но он никогда не относился к числу бездушных мерзавцев, танцующих на костях своих жертв. Терзаемый мыслью о том, что он теперь, пусть и невольный, но всё же - убийца, лишивший жизни нескольких молодых человек, Валентин предпринял попытку извиниться перед их семьями. Именно поэтому, собрав все свои средства, оставшиеся после лечения и похорон любимой Марины, так и не успевшей стать Лозинской, он разузнал адреса родителей погибших под колёсами его «Форда» людей и выслал им всё, что сумел собрать. В письме, он выразил свои соболезнования близким несчастных жертв, не смея оправдывать себя. Вложив в эти строки всю свою измученную душу, Лозинский даже не был уверен в том, что их прочтут до конца, не разорвав после первых же строк… впрочем, передвигаясь по своей опустевшей квартире исключительно на костылях, Валентин был не в силах сделать для них что-либо большее.
    Со временем, его самочувствие улучшилось, чему несомненно способствовала поддержка родственников и близких друзей, устроивших едва ли не паломничество в его квартиру. Мысли об осознании всей тяжести последствий его решений тем далёким вечером постепенно отпустили человека, перестали занимать в разуме главенствующее положение, ослабили свой убийственный гнёт. Однако преодолев свои страхи перед возмездием за непредумышленное убийство, Валентин так и не справился с диким подсознательным страхом перед автомобилями. После всего пережитого он не то что бы боялся сесть за руль, - его бросало в пот от одной лишь мысли о том, что сейчас ему предстоит сесть на место пассажира и проехать несколько кварталов. Голова начинала идти кругом, перед глазами тут же возникали образы приближающегося бензовоза, слышался звон разбитого стекла, свист покрышек, предсмертные крики любимой… эта авария навсегда разделила его жизнь на «до» и «после». С тех самых пор Лозинский зарёкся больше никогда не садиться за руль автомобиля, заменив его поездками на общественном транспорте или пешими прогулками. И верно, даже его замечательный хирург Оскар Занович, снимая штифт, советовал Валентину больше ходить, разрабатывая ногу после сложнейшей операции.

    Децин вдавил сигарету в донышко пепельницы и коротко ответил на входящий звонок, пообещав собеседнице перезвонить, как освободится. После, он машинально извинился перед Валентином и откинулся на спинку своего кресла, сцепив руки в замок.
    «Это обычное дело, Валентин. Послеаварийный синдром крайне сложно поддаётся психологическим методам. В этой автокатастрофе вы, простите меня, потеряли любимого человека, вследствие чего страх перед автомобилями глубоко укоренился в вашем сознании. Конечно, существуют специальные тренинги, но вряд ли постороннее вмешательство поможет вам окончательно избавиться от боязни. Тут уже дело в вашей голове: захотите, - и вы найдёте, чем мотивировать себя, чтобы преодолеть этот страх; не захотите, - так и будете шарахаться от машин до конца своих дней, уж извините за прямоту».
    «Я понимаю. И я точно могу сказать, что больше никогда в жизни не сяду за руль. Может, только, в крайнем случае…»    
    «Что ж, будем надеяться, он не настанет. Это ваш выбор. Итак, вы говорили о какой-то девушке?»
    «Да. – Лозинский впервые за десяток минут распахнул глаза, уставившись как сквозь потолок. – Я ещё не рассказал вам о девушке…»

    Не смотря на полугодовое отсутствие на рабочем месте, Валентин остался в штате рекламного агентства «Ирида», за что и был несказанно благодарен своей руководительнице. Осознав, что бесконечно жить в трауре невозможно, мужчина вернулся на работу, постепенно адаптируясь к новым неудобствам и табу. Первые заключались в его повреждённой ноге, ноющей и ломившей не то чтобы при ходьбе, - при малейшем изменении атмосферного давления. Вторыми стали автомобили, избегая которые Валентин практически полностью пересел на железнодорожный транспорт.
    Около месяца назад это произошло впервые. По обыкновению возвращаясь с работы, прихрамывающий блондин с убранным в дипломат ноутбуком вышел из павильона станции метро «Комсомольская», даже не обратив внимания на электронное табло с расписанием электричек. Сегодня, как, впрочем, и всегда, он возвращался домой на 19:46. Перекрашенная в красно-серую, потрёпанная годами и бесчинствами своих пассажиров электричка уже традиционно ждала его на девятом пути. На то, чтобы пройти турникет и неспешно достигнуть четвёртого вагона Валентину оставалось целых пятнадцать минут.
    Тронувшись, состав нещадно тряхнул своих пассажиров, толпящихся не только в проходах между кресел, но и во всех двадцати четырёх тамбурах электрички. «Рабочая», как многие ещё называли, в это время всегда была забита под завязку, из-за чего зачастую борьба за «место под солнцем» разгоралась нешуточная. Первое время он постоянно ловил на себе косые взгляды и упрёки окружающих, мол «такой здоровый лоб, хоть бы уступил место», из-за чего ругаться с местным хамлом приходилось практически каждую поездку до дома. После нескольких недель бесполезного противостояния, Валентин начал брать в дорогу наушники и его поездки тут же преобразилась. До этого мужчина мог только представить себе, как же прекрасно не слышать причитаний и пьяного бреда разношёрстного сброда вокруг.
    До станции «Софрино» вагон, в котором хлопал глазами