Тамара на личной машине за бабушкой. Дескать, погостит у неё, или у двоюродной племянницы отца Людмилы Давидян. Тамара и Людмила вместе учились в школе и были подругами. Тамара была замужем и жила в Красноярске-26 и с ней жила Соседкина. Красноярск-26 был закрытым городом, и ввезти туда гостей, даже родственников практически было невозможно. Отец закрылся с Тамарой, было слышно, что говорили они на повышенных тонах. Она уехала без бабушки Кеи и больше в нашу жизнь ни она, ни Соседкина не вмешивались.
В 1936-38 годах отец служил в армии на знаменитой станции Даурия в Забайкайле в конной артиллерии. Именем станции назван роман, которым в своё время зачитывалась вся страна. Во время учений отцу оторвало осколком снаряда фалангу указательного пальца левой руки. Из армии отец вернулся осенью 1938 года в звании младшего политрука и был направлен служить в милицию, а в 1940 году был переведён в управление госбезопасности. Вначале служил в городе Абакане, где родился я за пять месяцев до начала ВОВ. В 1942 году я заболел корью, отец нашёл какую-то фельдшерицу. Шла война, все врачи работали в военных госпиталях, гражданских лечить было не кому и негде, больницы были перепрофилированы в госпитали. У меня была температура свыше 40 градусов, а фельдшер заставила положить мне на голову лёд из колодца. Назавтра меня парализовало, с большим трудом отец добился, чтобы меня положили в солдатский госпиталь. Там установили диагноз «коревой энцефалит» и спасли мне жизнь. Фельдшерица была еврейкой, с той поры родители мои к евреям относились с большим недоверием.
В 1943 году отец был переведён в село Даурское. В те времена никто не спрашивал желания переводимого, поступали так, как требовало дело и считало руководство. Отцу было дано на руки предписание - в 24 часа выехать к новому месту службы на должность начальника районного отдела НКГБ (наркомат государственной безопасности). Для отца (ему было 27 лет) это было большое повышение. После переезда он почти сразу уехал в длительную командировку на полтора года. В течение этих полутора лет мама иногда звонила в Красноярск по определённому телефонному номеру и ей говорили, что её муж жив. Если отвечал добрый человек, то добавлял «и здоров», переписка же была запрещена. Через десятилетия отец рассказал, что служил в СМЕРШе, командовал отрядом из тридцати красноармейцев. Отряд уничтожал диверсионные вражеские банды. Нередко между отрядом и бандитами шли настоящие бои с применением всех видов стрелкового оружия. Отец вернулся в декабре 1944 года. Так как СМЕРШ оперативно подчинялся управлению фронта у папы был статус «Участник войны».
Вернувшись, отец продолжил службу в должности начальника районного отдела МГБ. Сталин лично установил чекистам распорядок дня: с 9-00 до 17-00 на службе, до 20-00 отдых, с 20-00 до 2-00 служба и так до 1954 года, поэтому видел я отца дома редко. В этот период у него явно закружилась голова. Молодой человек получил огромную власть над людьми, к тому же он только что вернулся из командировки, где нередко решал оставить человеку жизнь или нет. Как говорили, первый секретарь райкома боялся обидеть отца и за стол (застолье) без него не садился. Отец начал выпивать, в него словно бес вселился – не пропускал ни одной юбки. Район был телефонизирован, а жёны районного начальства и председателей колхозов, сельсоветов, директоров совхозов неплохо друг друга знали - некоторые дружили. В то время по революционным праздникам собирали деревенское начальство с жёнами в район на торжественное собрание, после которого была культурная часть, которая в основном сводилась к танцам и выпивке. Когда отец уезжал в командировку по району наутро какая-нибудь «добрая душа» звонила матери: «Твой сегодня с такой-то спал». Мать в этот период часто плакала и не знала, что предпринять.
В конце 46 или в начале 47 года убили председателя кулацкого колхоза по фамилии Берчак. Членами колхоза были кулаки, высланные в Даурский район вовремя коллективизации. Между прочим, это был самый передовой колхоз в районе. Расследовал убийство отец, так как убили председателя самого передового колхоза, то сразу решили, что это дело политическое, поэтому занималось им МГБ. Мало того из Красноярска специально был командирован офицер в звании полковника – прямой начальник отца. Он жил у нас, уже пожилой дядька был очень добрый, по крайней мере, с нами. Со мной по утрам наперегонки бегал открывать ставни. Заметив однажды, что у матери глаза на мокром месте, он поинтересовался, что случилось. Как говорила мама, так участливо с ней за всю её жизнь никто не говорил. И она рассказала ему всё о поведении отца - он был ошеломлен и возмущён. Он не знал о таком поведении своего сотрудника. Как говорила мама, выслушав её (они были вдвоём) он как-то обозвал отца, сказал, что он ему задаст, и добавил: «Готовьтесь к переезду в Красноярск». После этого отец присмирел, а осенью 1947 года его (значит всю семью) перевели в Красноярск. В Красноярске мы жили на улице Урицкого, дом находился в квартале между улицами Диктатуры Пролетариата и Кирова на ближней к Енисею стороне улицы, во втором или третьем, доме от угла Диктатуры-Урицкого. Дом деревянный, двухэтажный, двухподъездный - в 1984 году он ещё стоял. Во втором подъезде от ворот (на каком этаже не помню), в двухкомнатной квартире занимали одну комнату. Во второй комнате жила семья Чертищева, тоже сотрудника МГБ. Помню, что в этом доме не только в этой квартире жили и другие семьи чекистов. В Даурском мы одни занимали пятистенный дом. Сколько было в нём комнат, не помню, но была отдельная от кухни комната для приёма пищи - столовая. В Даурском отец был начальником, царь и бог района, в краевом управлении один из ряда оперуполномоченных. Он очень переживал, зная о разговоре матери с его начальником всю оставшуюся жизнь винил её, что она загубила его карьеру.
В Красноярске в его служебные обязанности входил надзор за деятельностью религиозных сект. Поэтому он отлично разбирался, чем отличаются баптисты от свидетелей Иеговы, те от хлыстов, хлысты от адвентистов седьмого дня и т. д. Один из его агентов внедрил в секту баптистов свою жену, та уверовала в учение баптистов и стала фанатичкой. Через двадцать лет (отец уже работал на гражданке) этот бывший агент вдруг однажды заявился к нам. Мама, работая на шёлковом комбинате, застраховала свою жизнь, а он работал агентом Госстраха и обслуживал наш участок. Раз в месяц он приходил к нам за очередным взносом. Очень был забавный старик, носил очки, а когда писал или читал, поверх них надевал вторые очки. Пил чай и рассказывал, как он «воюет» со своей старухой. У них не было даже телевизора – вера не позволяла, но был приёмник высокого класса, так как старуха слушала проповеди из Сан-Франциско.
***
Осенью 1948 года в Богучанах освободилось место старшего оперуполномоченного районного отдела МГБ, на правах заместителя начальника. Отец подал рапорт с просьбой перевести его туда. К рапорту приложил справку о том, что его дочь Галина больна туберкулёзом, и ей нельзя жить в городе, так как город усугубляет её болезнь. Врачи рекомендовали сосновый бор, который в Богучанах был в избытке. Просьба была удовлетворена и в конце сентября 1948 года мы прилетели в Богучаны. Перед полётом я и сестра болели коклюшем - оба заходились в кашле, никакое лечение не помогало. После 2-х часов полёта у обоих кашель как рукой сняло. Первого сентября 1948 года я пошёл в первый класс школы №10 г. Красноярска, но проучился в нём до отъезда в Богучаны только 3 недели.
В 1955-56 годах численность органов госбезопасности сократили в разы, их подразделения оставили только в крупных городах. Служить оставляли только тех сотрудников, у которых было образование не ниже среднего. Отцу удалось перевестись в милицию. Работу милиции чекисты считали грязной, к работникам милиции относились с пренебрежением, и мой отец считал также. И вот судьба заставила там работать, он очень тяжело переживал. Сначала работал старшим оперуполномоченным отдела милиции на речном транспорте, отдел располагался на территории Красноярского судоремзавода. Последние перед пенсией по выслуге лет 2-3 года служил в отделе милиции Центрального района города Красноярска. Занимался раскрытием экономических преступлений. Отец физически был хорошо развит, имел высокую общеобразовательную подготовку, оканчивал университет марксизма-ленинизма несколько раз, постоянное общение на работе с высокообразованными людьми, основная масса арестованных органами госбезопасности – интеллигенция, самообразование. Многие не верили, что у него не было высшего образования. Художественную литературу читать не любил, на моей памяти он прочёл всего три книги: Медведев "Сильные духом", Вершигора "Люди с чистой совестью" и «Генерал Доватор» - автора не помню. Предпочитал художественной литературе статьи на исторические темы, особенно, о жизни великих людей. Статьи, вырезки из них хранил, но специально не собирал. Однажды он в отрывном календаре увидел список генералиссимусов, не успокоился до тех пор, пока не узнал о жизни каждого. При этом замучил меня с Евгением Савойским, о котором я ничего не мог найти. Его настольной книгой был «Краткий словарь иностранных слов». Этот томик в синем переплёте в его руках можно было видеть почти каждый вечер. На кинофильмы ходил не часто, но популярных артистов знал. Фильм "Чапаев" смотрел много раз и знал наизусть.
Любил верховую езду, но только на хорошем коне. В седле сидел очень красиво, и кони его слушались. Был страстным охотником – почти все отпуска проводил на охоте. Охотился на медведя (лично убивал), сохатого, коз, белку, соболя. Почти никогда не охотился на лису, зайца и птицу - охоту на них считал пустой забавой. Однажды зимой охотился на сохатого вдвоём с Марчуком Петром. По рассказу Марчука сохатый шёл по тропе на дне оврага, а они были в засаде наверху, оба стреляли, но не убили. Сохатый уходил и когда он проходил мимо них, отец в азарте сверху прыгнул ему на спину и сидя верхом охотничьим ножом, перерезал ему горло. Охотился он с нарезным оружием, в оружии хорошо разбирался и метко стрелял.
Жену и детей своих любил, но не терпел возражений. Мама ему и не возражала, но проводила работу с ним без детей. Через несколько дней, и он вдруг безапелляционно заявлял - будет вот так и озвучивал решение, которое было противоположным первоначальному, как правило, это было то, что хотела мама. Отец же был искренне убеждён, что это решение он принял сам – ничьих решений, кроме своих, он не признавал. Он до самозабвенья любил младшую дочь Галину, возможно, потому что и внешне и характером она походила на него как две капли. Кроме того, она росла, когда отец значительно больше времени проводил в семье, чем, когда был маленьким я. Старался выполнить любые её прихоти и последнюю треть его жизни она «вертела» им как хотела. Я никогда не видел и не слышал, чтобы отец пил ради того, чтобы напиться. Но он любил погулять в компании и, выпив, всегда с удовольствием и много пел. У него был очень
