МАШЕНЬКА (драма)

мастер спорта по самбо или джиу-джитсу. Он спокойно, то ли  обратился, то ли попросил  следовавшим в охотничьем азарте парням:
- Ребята, оставьте девушку в покое.
- А то, что? – не сбавляя шага, спросил один из Машиных преследователей и нагло ухмыльнулся.
- Ничего. Я просто прошу вас оставить девушку в покое.
Парень молниеносно достал откуда-то нож и взмахнул им перед лицом Машиного за-ступника: «Мужик, а это ты видел?» – ощеряясь, спросил он.
Маша не успела заметить, что сделал мужчина, но нож хулигана оказался на полу, а хозяин его, согнувшись пополам в пояснице, хрипя, шептал: «Вот сволочь… ты это как, а?.. Ты это…»  - и, не закончив говорить, ткнулся носом в пол. Двое других остановились и при-готовились расправиться с мужчиной. Тот сделал шаг им навстречу, и они…  попятились.
В вагоне поднялся шум и гвалт. Маша сквозь шум в ушах различала, как кто-то говорил - «Правильно, так им и надо», а другой голос, наоборот, возражал - «Бедные мальчики, этот мордоворот мог убить их, ишь, справился с малолетками!» Кто-то, зачем-то дёрнул стоп-кран и поезд, скрежеща тормозами и колёсами, стал резко останавливаться.
Маша, не ожидая резкой остановки поезда, мелко перебирая ногами и пытаясь схватиться руками за скамьи, чтобы удержаться на ногах и не упасть, понеслась к двери вагона и. стукнувшись об неё, остановилась. Мужчина, заступившийся за неё, успел ухватиться за спинки двух противоположных сидений и устоял на ногах, а некоторые пассажиры повалились, кто куда - образовалась «куча мала».
Как ни было Маше плохо, но возникшая перед её глазами, как по мановению волшеб-ной палочки, картина, рассмешила её, она улыбнулась, и тут же,  ещё большая радость осветила её лицо -  в дверях вагона показались два работника транспортной полиции. Как вовремя, подумала Маша и, мгновенно, другая мысль мелькнула в её голове – а, где же вы раньше-то были, блюстители порядка? Прятались, а теперь вот нарисовались?
Полицейский, с погонами сержанта и вооружённый автоматом, пытаясь перекричать гвалт, строго спросил: «Что случилось?! Кто остановил поезд?!» Пассажиры скучившись, заговорили все разом, но громче всех выделялся голос какой-то женщины. Маша поискала глазами и нашла.
Интеллигентно поводя руками и закатывая подкрашенные глазки, прилично одетая женщина пыталась переговорить остальных, и это у неё получилось. Гвалт постепенно со-шёл на нет, и в вагоне слышался только возмущённый голос этой женщины: «Понимаете, офицер, этот, - она показала пальцем на заступившегося за Машу мужчину, - этот, повторила она негодующе, избил бедного мальчика до смерти, он хулиган, как его земля на себе держит… - Я всё видела собственными глазами, я свидетельница…в тюрьме таким зверям место!»  
Маша опешила! Как так, ведь мужчина заступился за неё, и не он первый ударил, ему угрожали ножом, он защищался…. Кто-то из пассажиров  попытался что-то сказать в оправдание её заступника, но интеллигентная дама не дала им такой возможности: «Помолчите, - оборвала она человека, пытавшегося заступиться за мужчину, - вы из одной компании, я вижу это по вас, вы такой же уголовник». И заступник, сконфуженно замолчал.
А трое хулиганов, в этом шуме и гаме, воспользовавшись обличительным выступлением интеллигентной дамы, потихоньку ретировались из вагона и исчезли, словно их и не было здесь, и не по их вине всё произошло.
Полицейские забрали с собой мужчину и куда-то повели. Поезд свистнул сиреной, бу-фера клацнули и вскоре он уже мчался в сторону города. А через полчаса Маша сидела в полицейском участке железнодорожной станции и пыталась доказать дежурному, что она пострадавшая, а мужчина, которого забрали с собой полицейские, никакой не хулиган и уголовник, а совсем наоборот, он защитил её от хулиганов…
Её заставили написать заявление, потом, привели в какой-то кабинет, и опять ей при-шлось повторить свой рассказ о происшествии и, не один раз. Полицейские всё пытались уличить её во лжи. Часа через два, её перестали донимать глупыми вопросами, так она ре-шила, и отпустили восвояси.
Выйдя на крыльцо, она увидела своего заступника. Он сидел на лавочке и курил сигарету. Увидев её, он поднялся и, подойдя к ней, как-то по-отцовски улыбаясь, спросил:
- Ну, как вы? – Я вот, подумал…
Маша только сейчас, при свете уличных фонарей рассмотрела его: среднего возраста – она, как будущий врач, быстро определила - лет тридцати-тридцати пяти; среднего роста; тёмноволосый, с небольшой, чуть выделявшейся на висках сединой и голубыми, ласковыми глазами – он не был красавцем, но что-то в нём было привлекающее, мужественное  что ли, решила она, и доброе.
… подумал, простите за мою, может быть, совершенно ненужную Вам заботу, продолжил он мягко и как-то неназойливо, но… негоже девушке, одной, в такое время возвращаться домой. Если позволите, я провожу вас. Идти придётся пешком, потому как, Метрополитен ещё не работает, а такси… - Такси в это время очень трудно поймать…
Маша внимательно посмотрела на мужчину – нет, не похоже, что он ловелас, решила  она, с такими чистыми глазами  в голове дурные мысли не держат и, согласно кивнула головой.
… Только давайте познакомимся: меня зовут Игорь Степанович, и вопросительно взглянул на Машу. – «Маша» - сказала она и протянула ему руку.
Они шли по улицам просыпающегося города. Изредка, но всё чаще и чаще им встречались спешащие по своим делам, ранние пешеходы. А вот показался и первый троллейбус, но он шёл не туда, куда они шли. А они шли и разговаривали. И как-то так получилось, что говорила одна Маша, а он молчал и внимательно слушал. Она рассказала ему о своём детстве и об учёбе в университете и слегка похвасталась, что закончила его и получила направление в областную больницу. Он поздравил её и даже похвалил, сказав, что она молодец!
Подойдя к её дому, он вежливо пожелал ей удачи, пожал протянутую руку и, попрощавшись, отправился в обратную сторону. Маша обернулась и немного огорчилась, увидев, что он не обернулся и не посмотрел, как она войдёт в дом.
Дверь открыла ей заспанная Елизавета Аркадьевна.  Проворчав: «Уважающие себя девушки до рассвета не гуляют» - ушла досматривать сон, а Маша ушла в свою комнату и, быстро раздевшись, юркнула под одеяло. Но сразу сон не пришёл к ней.
Она попереживала о случившемся на даче, и обидчиво надулась на Олега. Потом, вспомнила неприятный эпизод в вагоне и вновь испугалась, а потом, вспомнила своего нечаянного заступника и провожатого и спохватилась – как же так получилось, что она, взрос-лая девушка, достаточно умная и по своему красивая, так смогла опростоволоситься – вы-ложить незнакомому человеку всё о себе, а о нём ничего не узнать? Кто он, её нечаянный заступник, чем занимается по жизни, женат или холост, и здешний ли он, столичный, или приезжий откуда-нибудь с периферии, житель?
А ещё  она подумала, что он ничего себе… был бы чуть помоложе, она бы…. С этой, несколько вульгарной и недостойной для девушки, на её взгляд, мыслью, она забылась в тревожном сне.

                                                     *    *    *
Родителям о случившейся с ней неприятности в электричке она ничего не рассказала, а имя Олега вообще запретила упоминать при ней. На попытку матери дознаться о таком её категорическом, как она выразилась, решении, она только ответила, что разлюбила Олега. Мать в сомнении покачала головой, но выяснять причину  неожиданного запрета на имя Олега, не стала. Хотя и рассчитывала на скорую свадьбу дочери – пара была замечательная.
А отец, узнав о её решении, лишь пробурчал: «Рано ей ещё замуж выскакивать… пусть ещё погуляет, разберётся в своих чувствах. – Не приставай к ней и не торопи, мать».
Машенька вышла на работу, и её новая больничная жизнь полностью захватила  все её мысли и время: больные, анализы, анамнезы и кардиограммы, пятиминутки и кончина нескольких тяжёлых больных – отнимала всё её время. Но в глубине души она продолжала любить Олега и всё время помнила о нём.
А он? Он тоже не оставлял её в покое – регулярно, как по расписанию, приходил к ним домой, приносил цветы и билеты то в концерт, то в кинотеатр, то на вернисаж.
Она не выходила к нему и подарков не принимала. Через Елизавету Аркадьевну она передала ему, что видеть его больше никогда не желает, и пусть он уберётся из её жизни, предательство она не намерена прощать.
Олег просил прощения и однажды, поймав её как-то на улице, упал на колени и при всех попросил её смилостивиться над ним, простить. Он говорил, что полностью осознал свою ошибку, и что он никогда-никогда не даст ей повода сомневаться в нём, и он очень любит её и жить без неё не может.
Но Маша, продолжая любить Олега, не верила ему и постоянно отвечала - «Нет!»
Через полгода она стала страшиться встречи с ним и старалась менять время выхода на работу и возвращения домой. Но Олег везде находил её. Он даже к ней в больницу несколько раз наведывался и через медсестёр и санитарок передавал ей цветы.
Его назойливое ухаживание наконец-то совершенно надоело ей, а потом она ещё и поняла, что разлюбила его. Возможно, тогда подумала она, если бы он не был так навязчив со своей любовью, она бы постепенно простила его и у них, вероятно, сложились бы отно-шения, но сейчас, он был противен ей.
Она  всё чаще стала вспоминать своего невольного заступника, того мужчину, который спас её от хулиганов в электричке: как же его звать? – постаралась она вспомнить его имя и, память, или подсознание, мгновенно подсказали – его зовут Игорь Степанович. Да, Игорь Степанович никогда бы так не поступил, подумала она. У него есть чувство гордости и собственного достоинства, он настоящий… она чуть не сказала - «настоящий полковник», как поёт в своем знаменитом шлягере  Алла Пугачёва. Он бы не стал так унижаться, он бы…. Что было бы потом, она не додумывала, она обрывала себя.

                                                      *    *    *
Маша и Ирка продолжали дружбу, но теперь уже письменную. Ирка, как она сообщила Маше в первом же письме, работала терапевтом в районной поликлинике Остоженки. Рабо-та ей очень нравится. И природа здесь – закачаешься! – сообщала она. Вокруг Остоженки тайга, ягод и грибов завались, а воздух… Маша представила, как Ирка при этих словах закатила глаза под лоб, и улыбка легла ей на лицо.
Читая и перечитывая письмо, она подумала: как же я соскучилась по тебе, подруга, как же я соскучилась! Дадут отпуск, обязательно приеду к тебе.
А в ответном письме однажды спросила, не сможет ли Ирка вырваться хоть на не-сколько дней в Москву. В следующем письме Ирка написала, что приехать никак не может, и слегка пожаловалась – работы - невпроворот, медицинского персонала катастрофически не хватает – не только среднего или младшего, но и врачей, и хорошо бы, если бы ты, Маша, написала она, перевелась сюда – здесь красота, покой и люди очень добрые и чистые душой.
Потом, чуть ли не два месяца подруга молчала – не писала и не звонила. Машенька уж было совсем извелась от беспокойства, а позвонить она не могла – подруга не дала ей  номера своего телефона - или забыла, или его у неё не было: не случилось ли чего с Иркой, она такая непоседа, взволнованно думала она, переживая.
Машенька отправила ей уже два письма и собиралась писать третье, как вечером, ко-гда вся семья сидела за