ХАН

покачивалась гора сена. Трактор свернул на проселочную дорогу и остановился. Из кабины неспешно вышел тракторист. В зеркало он видел бегущую породистую собаку.
– Откуда ты такой взялся? Сбежал или потерялся? – размышлял вслух тракторист, разглядывая остановившегося чуть в стороне пса.
Хан тяжело дышал от трудной гонки. Он не понимал, о чём говорит этот человек, но его голос был спокойный ровный и не таил никаких угроз.
– Давай, беги за мной ... в деревню. Там тебя пристроят сад или огород сторожить.
Тракторист справил свои дела и поехал дальше, надеясь, что собака побежит за трактором. Эта дорога вела в деревню, где жили родители Михаила.
Хан постоял в нерешительности: бежать ли по тяжёлой песчаной дороге или вернуться на своё место? Конечно, он не мог далеко убегать от дороги: а вдруг хозяин вернется, а его нет. И он потрусил обратно.

...Через неделю к месту аварии приехали какие-то люди и вынесли из кузова «Газели» деревянный крест. Хан убежал от незнакомых подальше, спрятался за кустами и наблюдал за их работой. Крест вкопали недалеко от дороги на взгорке.
– Ну, вот Андреевна, готово. Простоит сто лет, – высокий мосластый мужик в вылинявшей спецовке вытер лопату о траву и перекрестился. Другой, помогавший ему, молча, снял шапку.
Евдокия Андреевна поправила платочек на голове и губы ее задрожали.
– Спасибо тебе, Анатолий. В город ездить часто не смогу, а сюда приползу... Хоть и нет здесь моего дорогого сыночка и невестушки, да может души их рядом где-то витают.
Она протянула своему односельчанину венок из бумажных цветов.
– Веночек-то приспособь на крест... как у людей, чтобы, – попросила старушка.
Анатолий повесил венок и отошёл в сторону. Евдокия Андреевна, молча плакала. Прощаясь, она трижды перекрестилась и припала губами к деревянному кресту.
Когда машина уехала, Хан осторожно приблизился к этому непонятному сооружению, обнюхал следы и крест, но ничего знакомого не уловил – запахи были чужие. И только от венка, который долго держала в руках Евдокия Андреевна, шел, как будто знакомый, тревожащий запах.
В деревню Хана привозили, когда он был малышом. Его щенячья память не запомнила образы стариков, не сохранила тех запахов.
Несколько раз Хан видел старушку, которая приезжала в первый раз. Она не редко появлялась не одна – с седовласым стариком. Когда Хан увидел старика, издали тот показался ему похожим на хозяина. Нервная дрожь пробежала по его спине, пёс хотел подбежать к незнакомцу, но что-то остановило его, он понял что ошибся – это не хозяин.

Те, кому часто приходилось ездить по этой трассе, стали замечать собаку, лежащую около креста. Его подкармливали. Хан начинал есть только тогда, когда оставался с едой один на один. Кости он зарывал, – так велел собачий инстинкт, – до худших голодных времен, остальное съедал.
К кресту он не подпускал никого, кроме старика и старухи. Он издалека видел медленно приближающуюся пару и убегал подальше, чтобы не пугать их. Другие люди, которые хотели подойти и прочитать надпись на дощечке, прибитой к кресту, опасались подходить близко, слыша его глухое рычание и видя за вздернутой губой частокол крепких зубов.
Хан ждал хозяина. Он должен его дождаться, во что бы то ни стало. Хозяин придет за ним рано или поздно, и они снова будут вместе, всей семьей.

По шоссе шли два грибника с пустыми корзинками: один – местный житель, другой, по обличью, городской.
– Видишь здоровенного пса? – спросил местный у приезжего горожанина, одетого не по-лесному. – На этом месте страшная авария произошла.
– Не вижу. Где? – закрываясь от солнца ладошкой и осматриваясь, спросил городской.
– На другой стороне дороги... у креста.
– Теперь вижу.
– Лет пять здесь живет. Никуда не убегает, всё хозяев дожидается.
– Пять лет? Не может быть! – удивился приезжий.
– Стало быть, может, коли так и есть, – обиделся местный.
– Да-а-а... Нечеловеческая верность! – восхитился горожанин.