Остров Невезения

о нашей неполноценности нам напоминают такие европейцы, как неумытые португальцы и самовлюбленные прибалтийцы.
  Справедливости ради надо заметить, что ни у португальцев, ни у прибалтийцев, нет таких президентов, правительства и парламентов, каких вскормили и терпим мы у себя в Украине.
  После обеденного перерыва мы закончили с луком, но папа Кларк дал команду перейти всем на другой конвейер. Этот механизм был приспособлен для обработки моркови и репы. Ощутимым неудобством на этом конвейере было низкое расположение ленты, подающей продукцию. Это вынуждало нас работать в полусогнутом, совершенно неудобном положении. А когда старый самодур взобрался на бригадирское место у кнопки управления конвейером, и стал контролировать скорость и качество работы, то он и вовсе поставил нас в позу рабов. Рядом с нами, в такой же позе трудись двое парней из Новой Зеландии. При всём моём любопытстве я не мог в этих условиях поговорить с ними и узнать о мотивах их участия в этом деле. Восседающий над нами папа Кларк регулярно, возможно и беззлобно, но угрожающе орал на всех нас в целях поддержания должного темпа и качества работы. Все, кто работал здесь уже не первый день, не обращали на него внимания и относились к нему, как к старому маразматику, отдавшему всю свою жизнь этой ферме. Однако эту же работу можно было выполнять в совершенно иной, дружеской обстановке, без окриков и угроз, и тогда тупая, однообразная работёнка воспринималась бы не столь угнетающе.
  Когда объявили об окончании рабочего дня, было уже темно. Таким образом, продолжительность нашего рабочего дня можно было определить, как, от темна до темна. Впрочем, в тех краях в дневное время, кроме как работать в сельском хозяйстве, с короткими перерывами на обед  и перекуры, больше и делать-то нечего.
  Свободный от работы, короткий зимний вечер мы проводили внутри и вокруг своего трейлера, занятые приготовлением ужина и бытовыми разборками на темы кому, где курить и кто когда должен мыть посуду. Ночью, небольшое жилое  пространство трейлера сотрясалось от животного храпа, исключающего всякую возможность уснуть. Насколько это было возможно, я спасался при помощи своего радио. Временами не выдерживал и призывал соседа сменить позу и тембр. Но выходило так, что именно я доставал кого-то своими нападками, а не меня кто-то храпом. Всё, днем и ночью, так и накрикивало да нахрапывало мне о неизбежном и скором бегстве из этого окружения. Когда тебе взрослый мужик совершенно серьёзно и осознанно заявляет утром, что мои придирки к его храпу, это следствие моей расстроенной психики, что я первый, кто ему заявил о его храпе, и это всего лишь мои звуковые галлюцинации, то невольно задумаешься о том, как избавить его от своего беспокойного присутствия.
  На работе в ангаре, я заметил, что некоторые работники привлекаются на полевые работы, которыми заправляет сын Кларка. А сам Кларк, при постоянных перестановках кадров едва ли может с уверенностью запомнить, кто и где, в какой день работал, и на кого он орал. Предполагалось, что они имеют представление лишь об общем количестве работников. У меня зародился план, просто не выходить по утрам на работу, не раздражать окружающих, и себя не насиловать, а уходить на весь день, с глаз долой, на экскурсию в ближайшие населённые пункты.
  Среди недели я так и сделал. Оставаться на территории хоздвора, или торчать весь день в трейлере, я не мог. Поднявшись со всеми, вместо того чтобы полусогнуто стать в конвейерный строй, я тихонько покинул территорию хоздвора, растворился в утренних сумерках и тумане, и пошёл по знакомой мне дороге в ближайший городок.  
  Оказавшись один, я почувствовал огромное облегчение. Такой возможности у меня не было уже несколько недель, и я в этом остро нуждался.
Движения на этой дороге в раннее утро не было, и я с удовольствием шагал, думая о своём. На половине пути к городку стало светло, день обещал быть пасмурным. Когда я прибыл в населённый пункт, известный мне супермаркет уже работал, в остальном же, городишко стоял в сонном состоянии. Назревал вопрос, где и как здесь можно убить целый день? В качестве тыла рассматривался более крупный город Эксэтэр, куда можно было проехать автобусом. Пройдя вдоль центральной улицы, я обозначил для себя еще не открытые заведения, которые можно будет посетить, признал, что таких мест здесь крайне мало и легко представил себе жизнь в глухой английской провинции. Картина получалась мрачноватая. Чтобы как-то убить время до полного пробуждения городка, я вернулся к действующему супермаркету и сделал там мелкие съедобные покупки. Оттуда направился к знакомому мне Барклиз банк, где я мог задать свои вопросы, возможно, узнать что-то нужное и с пользой убить время. К банку я подошел к самому открытию.
  По-домашнему заспанные провинциальные клерки, тепло приняли раннего посетителя, с редким для этих мест акцентом. Я оказался у рабочего стола, за которым заседала, готовая выслушать меня женщина средних лет. Все работники банка были обеспечены чашкой кофе, и никто никуда не торопился. Обстановка располагала к спокойной беседе со странным клиентом. Имея массу времени, я подробно изложил ситуацию, возникшую с моей банковской карточкой. По сути, я понимал, что неполученный мною код для пользования карточкой, сейчас ожидает меня в прихожей лондонского дома среди прочей почтовой корреспонденции. Достаточно было позвонить хозяйке и попросить её сохранить письма, приходящие на моё имя, или подъехать туда самому. Но отсутствие денег на поездку в Лондон, да и пустой баланс самого счёта не стоили этих действий. Поэтому я решил просто побеседовать об этой ситуации со служащей банка. Поведав ей о своём срочном, вынужденном переезде из Лондона в эти места и неполученном персональном коде, я озадачил её вопросом о возможных путях разрешения этой проблемы. Она, получив от меня банковские данные, заглянула в компьютер и подтвердила, что код для пользования карточкой уже отправлен по указанному мною адресу. Советовала пока не заказывать новый код, а просто забрать почту со старого адреса, тем более, если я ещё не уверен в своем новом адресе.
В нашем разговоре, я ни словом не упомянул, где я здесь остановился, но она достаточно уверенно предположила, что я с фермы Кларка и сына, и советовала не торопиться с указанием места сезонной работы, как своего нового адреса. Я согласился с ней, на этом наша беседа закончилась.
  К этому времени центральная улица начала оживать. У входа в церковь выставили расписание богоугодных мероприятий на сегодняшний день. Бегло ознакомившись с ним, я отметил, что именно сейчас - время утреннего чаепития для членов местной коммуны и гостей.
  Утренний туман рассеялся, начал накрапывать дождик. Я признал себя гостем, толкнул тяжёлую, старую дверь и вошел в здание церкви. Здесь, как и в банке, пахло кофе. Пройдя на запах, я оказался в просторном холле, где за столами заседали несколько человек. Среди них я легко отметил постоянных прихожан-активистов и гостей, среди последних, пару человек были профессиональными бродягами. Мне дружелюбно предложили присесть за стол. Спросили, чего я хочу  и, выслушав мое пожелание, сразу определили во мне новенького, издалека. Ферму Кларка и сына здесь все знали, похоже, что иностранцы сюда заезжали только на эту ферму. Я заметил, что, признав во мне работника фермы, я автоматически получал определенный статус транзитного визитера.
  В функции прихожан-активистов, обслуживавших чаепитие, входили и душеспасительные беседы с гостями. Моё существенное географическое и идеологическое отличие внесло в беседу некоторые отклонения. Разговор о Боге не получил развития, но я вполне уважил присутствующих, поделившись с ними своими впечатлениями о Лондоне и местной провинции. Некоторые из них оказались закоренелыми местными патриотами и воинствующими нелюбителями Лондона. Подпаивая, меня чаем с печеньем, они неловко рисовали мне пороки столичного города-монстра и охотно корректировали погрешности моего английского. В сущности, это были милые и гостеприимные люди, искренне радующиеся появлению нового гостя, проявляющего интерес к их языку, стране и чаю. Но задерживаться в их окружении, означало обрести себя на однообразие и скуку. Выслушав друг друга, я распрощался с ними, сославшись на какие-то дела.
  Пройдя сквозь магазинчики центральной улицы, я задержался в почтовом отделении, где, купив конверт с маркой, написал короткое дождливое письмо. Отправил его в Одессу, подобно записке закупоренной в бутылку и брошенной в океан.
  На этом все мои дела в этом городишке иссякли. В поисках чего-либо интересного, я удалился от центра и набрел на новостройки жилых домов. Это были современные, однотипные дома и небольшие жилые комплексы, типа кондоминиум. Внешне это жилье выглядело привлекательно, но в условиях окружающей провинциальной тоски, не вызывало у меня любопытства даже о ценах. Как я не старался представить себе более жизнерадостную картину местной жизни в летних условиях, всё равно виделись однообразие и неизбежное занудно-вежливое внимание к чужаку.
  Немного позже, я умудрился встретить на улице одну из церковных активисток, которая поприветствовала меня, как своего приятеля. А несколько минут позднее, на автобусной остановке - женщину с дочкой, с которыми, также познакомился в церкви. Я спросил её об автобусе до Эксэтэра. Оказалось, что следующий будет не очень-то скоро. Она поинтересовалась, как мне нравится этот городишко, и, не дослушав мои грустные отзывы, довольно резко отрицательно отозвалась о Лондоне, как о городе бесчеловечно дорогом и холодном.
  В Эксэтэр я решил не ехать, а направился из города в сторону фермы, рассчитывая побродить по окрестностям до окончания рабочего дня и наступления сумерек. На своём пути я заглянул в магазин, специализировавшийся на туристической и рабочей одежде, экипировке. Там я нашёл много удобных и нужных вещей, по приемлемым ценам. В широком ассортименте предлагались добротные дождевики от фирм Регатта и Питер Шторм, которые удобны в этой местности большую часть года. Спальные мешки Регатта, какими нас уже снабдил хозяин, оценив их по 25 фунтов, здесь предлагались по 17. Покупая себе рабочие перчатки, я заговорил с парнем, скучавшим за кассой. Услышал от него, что старого Кларка здесь все знают. Заметно было, что парень уклонялся от разговоров с незнакомцем о самодурстве местного фермера-землевладельца.
Из сегодняшней экскурсии, я отметил, что старый Кларк в этой местности - личность хорошо всем известная и обсуждению не подлежит, из боязни или уважения.
  Где-то в миле от хозяйства Кларка, я нашёл у дороги старую часовню из тёмно серого камня. Вокруг неё - небольшое местное кладбище с каменными крестами и надгробными плитами. Там я провёл добрый час, рассматривая захоронения, отмеченные датами от пятнадцатого века до современных. Последних было немного. Высеченные на плитах надписи, представляли собой интерес, как образчики имён и языка прошлых веков. Это небольшое, совершенно безлюдное кладбище-музей с закрытой часовней очень гармонировало с