ПЛЮШЕВАЯ ИГРУШКА

обойдя стол, взял из вазы крупную ветку черного винограда и вернулся к Оленьке, как бы невзначай оттеснив рядом жующего господина.
– Что будем пить?
– Наверное, вино, хотя я в нем совсем не разбираюсь.
После выпитого бокала Оленька предложила Медведеву немного потанцевать. Ди-джей зазывал публику, которую трудно было оторвать от стола.
– Я не умею по-современному, – смутился Медведев.
– Можно в стиле «ретро». Будет оригинально.
Видя озабоченность партнера тем, чтобы не наступить ей на ногу, она пыталась управлять грузной фигурой, что было нелегко, но зато обошлось без оттаптывания ног. Этот плюшевый мишка нравился ей всё больше. Они танцевали весь вечер. Он так смешно расставлял локти, боясь, что ее кто-нибудь из танцующих случайно заденет, и был больше похож на заботливую няню, чем на галантного кавалера.
– Вы надёжны, как швейцарский банк, – смеялась Оленька.
К концу вечера она слегка загрустила. Эта перемена не скрылась от Медведева. Он не расспрашивал о причине, предполагая, что виною усталость и выпитое вино. Оленька заспешила домой, и на предложение Медведева проводить согласилась, тем более, как выяснилось, им было по пути – ветка метро одного направления.
 
В темноте прихожей Медведев долго шарил рукой по стене в поисках выключателя, как будто попал в чужую квартиру. Оленька настороженно ждала и, когда увидела себя в большом настенном зеркале, от неожиданности вскрикнула:
– Кто эта пьяная женщина? Вы бабник, Медведев. Не возражайте.
– Да, здесь обитает единственная особа женского пола. Её зовут Муся. Муська, кыс-кыс-кыс, – Медведев поскрёб пальцем ковровую дорожку.
Кошка, с черной блестящей шерстью и с треугольным белым нагрудничком, появилась неизвестно откуда и, выгнув спину, жалобно мяукнула.
– Скучаешь без меня, – он присел на корточки и погладил выгибающуюся под рукой спину. – Пропал твой хозяин сегодня, пропал во всех смыслах, окончательно и бесповоротно.
Оленька медленно расстегивала пальто, ожидая, когда же Медведев оторвется от своей любимицы.
– Простите, Оленька,– он помог ей снять пальто. – Кошке, как и женщине, требуется ласка.
– Что вы такое говорите? По-вашему, кошка – это женщина, а женщина – кошка?
– Нет, я имел в виду ласку, необходимую…– но Ольга не дослушала его оправданий:
– А впрочем, вы не далеки от истины. В нас есть что-то общее, какая-то чертовщинка, особенно, если кошка чёрная, а женщина пьяна.
Они прошли на кухню. В буфете Медведев обнаружил слегка запыленную бутылку молдавского Кагора и начатую коробку шоколадных конфет с ликером. Банка «Nescafe» дополнила небогатую сервировку стола. За скромным домашним фуршетом Медведев рассказал ей о своей неудачной женитьбе, о маме, которая покинула его, оставив наедине с домашними проблемами.
Оля слушала внимательно, вопросов не задавала. Она сидела, закинув нога на ногу, обхватив колено сплетенными пальцами, и Медведев обратил внимание, что кроме маленького перстенька с бледно голубым камешком на пальцах ничего нет. «Обручальное кольцо отсутствует, значит, Оленька не замужем». Но его предположение оказалось ошибочным. Когда Медведев попросил Олю рассказать что-нибудь о себе, выяснилось, что её муж – молодой кандидат технических наук в области химии, по словам коллег, весьма перспективный ученый. После столь лестной характеристики коллег Оленька дополнила ее от себя:
– Может быть, он что-нибудь и нахимичит в своей науке, но дома гвоздя в стенку вбить не может. А жена ему необходима, как прислуга и, изредка, как женщина.
– Так зачем же вы за такого вышли замуж?
– Интересный вопрос. И задать его может только мужчина, – Ольга допила остававшееся в рюмке вино и кончиком языка облизнула подкрашенный кагором пушок над верхней губой. – Женщины влюбляются в того, кого они наделяют чертами, ими же придуманными. А потом – разочарование, крах…
– И вы потерпели крах?
- - Не знаю…– Оленька на миг задумалась. – Я, как тот человек на распутье трех дорог – неизвестно куда идти. Я живу то у него, то у мамы. Мы на грани развода, но иногда мне его жалко.
– Жалеть и любить – понятия близкие для русского человека, но всё-таки не тождественные, – серьёзно заметил Медведев. Жалость унижает человека, которого жалеют. Любовь в отличие от жалости…
Глядя на его серьёзную мину, Ольга прыснула.
– О, как вы разговорились! Вы философ, однако! Сережа, зачем вы меня сюда привели, а? Лекцию слушать? – она первый раз назвала его по имени.
Из комнаты донесся бой напольных часов – антиквариат от прадеда.
Она резко встала с пуфика, прыгнула к нему на колени и, обхватив шею, крепко поцеловала. Губы ее были горячими и сладкими от Кагора. Медведев пытался что-то сказать, но Оленька зажала его рот ладошкой:
– Всё, Медведев, время позднее, пора спать. Сегодня я остаюсь у вас, – она соскочила с колен растерявшегося хозяина. – Я и так с вами заболталась. Только ничего такого не берите в голову, и приготовьте постель на диване. Вы ведь порядочный человек?
– Да, в общем-то, да, – промямлил Медведев.
– Поэтому я вас не боюсь и рассчитываю на вашу порядочность. Ну, что вы сидите, как пенёк горелый. Дайте мне полотенце, я должна принять душ. – Оленька скрылась за дверями ванной комнаты. Оттуда доносились ее указания:
– Ложитесь спать и погасите свет. Вы слышите меня, порядочный человек?
…Медведев лежал на кровати и не верил всему происходящему. «Неужели и у меня будет всё, как у людей: жена, много детей, нормальная простая жизнь, как у миллионов семей, без ярких событий… Но покой и гармония отношений между мужчиной и женщиной – наверное, это и есть счастье».
Маленький ночник в дальнем углу комнату проливал розовый свет на абстрактный рисунок обоев, постепенно исчезающий в комнатном сумраке. Узкая полоска света из-под дверей ванной комнаты дрожала и расплывалась. Долго и монотонно журчал душ. Потолок заволакивало серовато-розовым туманом, он уплывал медленно-медленно ввысь, в темноту. А душ всё журчал, убаюкивая. Медведев слышал этот шум ласкового потока и проваливался в сон. «Мы пойдём вместе… куда пойдем? Неважно… вместе … с ней… вода… Медведев, не засыпай…».
Утром он вскочил с кровати так резко, что почувствовал сильное головокружение. Ольги ни в комнате, ни на кухне не было. На столе белела записка: «Не переживайте, Медведеф! Крепкий сон – залог здоровья! Всё, что не делается – к лучшему, но нельзя же быть таким порядочным. Ольга».
Медведев подошел к окну. Снег на карнизе подтаял. Ноздреватые островки медленно сползали на край, готовые сорваться вниз. С высоты шестнадцатого этажа редкие прохожие казались жуками, ползущими по белой простыне. Где-то там были её следы, уходящие к автобусной остановке.
«Ни о чем не жалей, Медведев! Может быть, Оленька искала приключений или хотела насолить своему мужу за его невнимание к ней? А ты случайно оказался той плюшевой игрушкой, которой она хотела просто позабавиться».