ДОХОД С КОТЕЛКОМ

Мишка, Витька и я решили наловить рыбы. Вообще-то, это решили не мы, а наши голодные животы. Хотелось есть, но не очень сильно. В семь лет я был тощим как дистрофик и имел желудок, как говорила моя мама, с наперсток. Двоюродные братья старше меня: Мишке – тринадцать, а Витьке –восемь лет и, наверное, хотели есть сильнее, чем я.
В июне мама привезла меня к тете Вере, своей старшей сестре. Она надеялась, что за лето я здесь окрепну на свежем воздухе и зимой не буду часто болеть. Ей было трудно с двумя детьми: маленькому братику Юрке не исполнилось еще и года. Вот она и привезла меня в «Зеленую горку» – так называлось местечко неподалеку от большой железнодорожной станции, где после войны осталось всего три дома. Мама понимала, что сестре нелегко справляться со своими пятью «короедами». Почему она так называла тети Вериных детей, не знаю до сих пор. Может быть, в голодную пору они на самом деле ели кору. Не успел спросить у матери, пока была жива. Многого не успел спросить, о чем сожалею теперь, да поздно.
У Мишки и Витьки три сестры: одна – моя ровесница Танька, старшая Алька, средняя Тонька и муж тети Веры дядя Петя. Дядю богатырем не назовешь, а вот, поди ж ты – пятеро детей.
Июнь – самая голодная пора. В погребе у тети Веры оставалось последнее ведро сморщенной полугнилой картошки. До нового урожая еще не скоро. Экономили: картошку – в суп, а на второе – жареные картофельные очистки, вкусные, хрустят, как сухарики.
На лесных полянах собирали щавель. Я путал листочки щавеля с похожими на них, несъедобными, и приносил в корзинку Альке, за что мне попадало.
– Ты что принес, Вадик?
– Щавель.
– Щавель кисленький. А ну-ка попробуй этот листок.
Я пробовал и долго плевался горькой зеленой слюной. Суп из щавеля, чередовался с супом из крапивы.
В августе с едой стало полегче – выручал лес. Лето выдалось сухое, грибов было мало, а ягод полно – во рту от них оскомина. Одними ягодами сыт не будешь. Вот мы и отправились на озеро, чтобы пополнить наш небогатый рацион.
Тетя Вера не отпускала меня, но я захлюпал носом и она сжалилась. Мишке она наказала смотреть за мной и, если что случится, обещала оторвать ему голову. Дядя Петя нашей рыбалке не препятствовал: спал, раскинувшись поверх лоскутного одеяла, после ночного дежурства на складе. Он лежал на спине с открытым ртом и гудящие под потолком мухи иногда залетали туда и, задохнувшись, вылетали как очумелые, обратно.
Наши сборы были не долгими. Тетушка отрезала три куска хлеба и посыпала солью, завернула в чистую тряпочку несколько картошин и налила в бутылку жидкого чая.
Мишка нес на плече два березовых удилища с намотанной спиралью толстой леской и большими крючками, воткнутыми в самодельные пробковые поплавки. Витьке доверили сумку с едой, а я нес пустой армейский котелок, куда мы собирались складывать пойманную рыбу.
Спустя много лет я никак не мог понять, почему Мишка называл меня: «доход с котелком» – и только сейчас, написав эти строчки, понял откуда пошло это прозвище. Что «доход» – это ясно, кожа да кости, а котелок был прибавлен в связи с той запомнившейся на всю жизнь рыбалкой.
От нашего местечка озеро находилось километрах в трех. Что такое километр, я понятия не имел. Казалось, что шли мы бесконечно долго. Впервые я уходил от дома так далеко. Этот поход для меня был таким же нелегким как переход Суворова через Альпы.
Мишка повел нас лесом по заросшим тропкам и просекам, чтобы сократить путь к озеру. Идти по ним было нелегко: часто попадались осыпавшиеся неглубокие траншеи, которые нельзя было обойти. Мишка, разбежавшись перепрыгивал их, а нам с Витькой приходилось спускаться вниз на пятой точке. Старший протягивал нам комель удилища, вытягивал из траншеи и мы продолжали путь до следующего препятствия. Я не ныл, хотя коленки мои были поцарапаны и саднили.
Тетя Вера не знала, что мы будем ловить рыбу с лодки, а не с берега – ни за что не отпустила бы. Мы нашли полузатопленную лодку случайно. Воду отчерпывали по очереди консервной банкой, плавающей в лодке и котелком. Когда вычерпали всю воду и радостные забрались в лодку, обнаружилось, что нет весел.
Мишка осмотрел ближайшие кусты, в надежде, что хозяин припрятал их где-нибудь неподалеку, но весел нигде не было. А Витька нашел на берегу длинную жердину и притащил ее, – она пригодилась нам вместо весел. Мишка оттолкнулся от дна шестом, и мы отплыли. Хотелось поскорее начать ловить рыбу, мы так торопились, что позабыли банку с червями на берегу – пришлось возвращаться.
Мишка стоял на корме и управлял лодкой, которая не хотела плыть прямо, а виляла из стороны в сторону. Вскоре мы заплыли за зеленую стену тростников и остановились. Мишка воткнул шест в илистое дно. Из моих штанов вынули веревку, которая служила ремнем, и за уключину привязали лодку к шесту. Штаны не сваливались только потому, что я сидел на скамейке.
Братья наживили на крючки по здоровенному червяку, забросили наживку и зорко следили за поплавками в ожидании поклевки. В воздухе ни ветерка. Озерную гладь изредка разрушали жуки-плавунцы да легкие круги идущие от  поплавков, когда на них садились маленькие синие стрекозы.
Время приблизилось к полудню, а рыба все не клевала. Но вот подул ветерок и водная рябь стала покачивать поплавки. Глядя на них, мне казалось, что это рыба, где-то там глубоко под водой, дергает червяка – пробует на вкус.
– Клюет! Витька, у тебя клюет! – заорал я и получал затрещину от Мишки.
– Не ори, рыбу распугаешь, – шипел он. – Лучше отчерпывай воду потихоньку. Видишь, набирается?
Распугивать было некого.
– Наверное, всю рыбу поубивало во время войны, – поделился я с братьями своим предположением.
Витьке понравилось моя мысль. Ему уже надоело ловить рыбу, которая не хотела ловиться. Мишка не сдавался – он отогнал лодку еще дальше от берега, на глубину, туда, где шест едва доставал дно. Но и на новом месте тоже не клевало. Наверное, рыба не была такой голодной, как мы.
– Я писать хочу, – объявил я, виновато опустив глаза.
– Потерпи, – прошипел Витька.
– Я уже терпел, больше не могу.
– Ну вот, я так и думал, с этим городским разве половишь?! Ссы за борт, – скомандовал Мишка.
Когда я справил свою нужду, он велел Витьке сматывать удочку:
– Хорош, наловились. Всю рыбу распугал… теперь уж точно клевать не будет.
Старший брат вытянул шест и как веслом стал грести, закидывая его по сторонам лодки. Вода с шеста струйками стекала мне на голову и плечи, но я молчал и не жаловался, чувствуя свою вину за неудавшуюся рыбалку.
– Миш, давай покатаемся, чо ли. Домой-то успеется, – придумал Витька.
– Во, я тебе что – извозчик? Бери шест да толкайся.
Они стали меняться местами. Витька пошел по борту, на котором стоял Мишка. Лодка сильно накренилась, едва не зачерпнув воды. Потеряв равновесие, Витька плюхнулся за борт и сразу скрылся под водой. Мне показалось, что он не выныривал слишком долго, целую вечность. Я сильно испугался за Витьку. Наконец его белобрысая голова выскочила на поверхность в нескольких метрах от лодки. По его выпученным глазам можно было догадаться, что от неожиданности он не понял, что произошло. Мишка протянул ему шест.
– Хватайся за палку! – кричал Мишка.
Витька не мог схватиться за шест, потому что беспрерывно молотил руками по воде, чтобы удержаться на поверхности. Чем сильнее он бултыхался, тем дальше от него относило лодку. Старший брат, видя, что лодка отдаляется, сильно оттолкнулся шестом от дна и чуть не наехал на Витькину голову. Бросив шест в лодку, он успел схватить его за мокрые вихры.
– Держись за борт!
Витька вцепился двумя руками, пальцы его побелели. Лодка опять сильно накренилась.
– Доход, садись на другой борт! Перевернемся! – заорал Мишка.
Весу во мне было, наверное, не более двадцати килограмм. Я кинулся на противоположный сторону, изо всех сил налегая грудью. Лодка не перевернулась и даже не зачерпнула воды, когда Мишка перетаскивал брата через борт. Я чувствовал себя героем. Кем чувствовал себя Витька, не знаю.
На берегу Мишка обозвал его утопленником. Витькина одежда была развешана по кустам на просушку, а вода из ботинок вылита. Он сидел на корточках, сжавшись клубком, и тряско дрожал. В конце августа вода в озере холодная, как из колодца.
Всё хорошо, что хорошо кончается. Мы съели подмоченный хлеб и картошку, выбросили уже ненужных червей и отправились в обратный путь. Жалко, конечно, что мы не поймали ни одной рыбки, а так хотелось ухи. Зато Витька был спасен и шел с нами рядом, согрелся и уже не дрожал, хотя одежда на солнце высохла еще не совсем. Мишка нес удочки, я пустой котелок, а Витька, как пострадавший, шел налегке. Мы договорились тете Вере ничего не рассказывать – могло и влететь. В сенях, на гвозде висела бельевая веревка и иногда применялась больше для устрашения, чем для применения наказания. «Вот я сейчас кому-то всыплю!» – обещала тетя Вера, услышав шум и крики спорящих ребят. Это «кому-то» звучало неопределенно, но действовало как успокоительное средство сразу на всех.
По нашему не слишком радостному виду тетя догадалась, что рыбалка не удачна.
– Ну, Вадик, вываливай рыбу в таз – буду чистить. Завтра мамка твоя приедет, ухой угостим.
Я смотрел на выскобленные голиком половицы и молчал. Мне хотелось заплакать.
– Ма, чего ты на него-то?.. Нет там никакой рыбы, – вступился Мишка
– Эх, горе-рыбаки, чем я вас кормить буду?
– А мы сейчас на станцию сбегаем, картохи принесем, – подал голос Витька.
– Как же – ждет вас картоха! Умники.
Я выскочил из избы, а за мной братья. Втроем мы пошли на железнодорожную станцию.
У станции рельсы разбегаются на несколько путей. Мы шли по деревянным шпалам к железнодорожным складам. Ботинки прилипали к разогретому на солнце мазуту. Мишка предупредил меня, чтобы я не становился на стрелки: «а то ногу оттяпает».
У складов вовсю шла работа – мужики перетаскивали в товарные вагоны мешки с картошкой. Грузовой состав отправлялся в Ленинград. Нам долго пришлось сидеть в кустах, пока шла погрузка. Дядька в вагоне принимал мешок, развязывал и высыпал картошку на пол. Случалось, что несколько картошин, выкатываясь падали на насыпь или залетали под вагон. Грузчики поднимали их и, незаметно для кладовщика, распихивали по карманам. Но кое-что оставалось и для нас. Наконец погрузка закончилась и паровоз «ОВ-355» – огромный, с черной горой угля в тендере дал гудок к отправлению.
Паровозы «ОВ» называли овечками по заглавным буквам. Этому дышащему жаром чудовищу более ласкового имени было придумать нельзя.
Едва последний вагон, поскрипывая прошел мимо нас, мы выскочили из укрытия и быстро стали подбирать рассыпанную между шпал картошку в холщевую сумку.
– Я вас, шантрапа пузатая! – заорал кладовщик, заметив нас.
Мы перебежали на другую сторону полотна и скрылись в мелколесье. Пройдя немного по лесной тропке, снова вышли на «железку» и пошли по шпалам, выискивая картошку. Мелкие картошины вываливались из вагонных щелей уходящего поезда и становились нашей добычей.
Подходя к дому, Витька вырвал у Мишки сумку:
– Дай, я мамке отдам! Я больше картошек нашел.
Витька – проныра белоголовая, остроглазая. Он, на самом деле, накидал в мешок картошек