ПЛЮШЕВАЯ ИГРУШКА

Последний раз Медведев пылесосил недели две назад, а может быть, три. И откуда эта пылюга берется на шестнадцатом этаже? Но если существует пыль в космосе, то наша родная может проникнуть в любую щель и подняться на любой этаж. Ровным слоем она покрывает цветы, уютно расположенные на широком подоконнике и сам подоконник. На белом она не слишком заметна, но, если со столика в прихожей снять любой бесполезный, но имеющий свое постоянное место предмет, то на столешнице обозначится яркий отпечаток.
Мимо пылесоса, скромно стоящего в углу, Медведев старался пройти незамеченным. Пылесос, конечно, не схватит его за руку или за ногу, он не скажет ему (а зря), – мол пора бы пропылесосить квартирку. Надо бы убрать его куда-нибудь с глаз долой, чтобы не встречал каждый раз молчаливым укором. С пылесосом разберемся позже, есть другие проблемы. Свалка посуды в раковине  – не такая она уж и свалка, еще есть свободное местечко. Какой смысл мыть каждый день? Лучше редко… и сразу. Бельевая корзина переполненная нестираным бельем подождет: запасов чистого белья в платяном шкафу достаточно.
Все хозяйственные хлопоты не были для Медведева докучливыми, потому что он избегал их, как бы не замечая. Прежде, все домашние заботы лежали на плечах мамули, мамочки, матушки. Она их разрешала, как говорил один герой кинокомедии, «без шума и пыли», то есть незаметно. Медведеву не приходило в голову, что этим придется заниматься самому. Пришлось, после того, как матушка ушла в «мир иной». Что касается уборки, Медведев, наблюдая за вездесущей пылью, догадывался, если он не будет делать генеральную уборку – десятиминутные упражнения с пылесосом и суетливое хождение от одного предмета к другому с мокрой тряпкой, – то квартира постепенно может превратиться в берлогу. Генеральная уборка – столь звучное название ему чрезвычайно нравилось и мобилизовывало в выходной день на трудовой подвиг.
Закончив трудовую повинность, можно поглазеть что-нибудь по телеку. Сериалы его не привлекали, попса и юмор ниже пояса уже достали, и свой выбор он останавливал на спортивной программе. «Хлеба и зрелищ!»– требовали плебеи древнего Рима. Но, наверное, и патриции, имеющие хлеб, оставались неравнодушны к зрелищам. Правда, футбола и хоккея тогда еще не было, но фанаты гладиаторских боев существовали, это точно.
А где же книга, друг человека… Ау, где ты, друг? Какое место занимаешь в жизни инженерно-технического работника Медведева Сергея Ильича. Детективы он не читал принципиально, а над любимым прежде Буниным засыпал. Как-то Иван Алексеевич не вписывался в постперестроечную реальность. И зачем ему вписываться? Если бы он вписался, то это была бы уже не реальность, а фантастика.
О-хо-хо, вечер-вечерок. Не знаешь, куда время девать. На работе оно пролетало незаметно – не заскучаешь: то какой-нибудь блок задымит, то помехи, неизвестно откуда появившиеся, лезут в эфир. Телецентр – это не частный ларёк, и старший инженер смены – не фунт изюма. Набрали молодежи, у которой на уме одно желание побыстрее встать в очередь к заветному окошку, где деньги выдают. Два раза в месяц это желание сбывается,– неплохо бы и чаще,– а я за них отдувайся, бегай по всем студийным аппаратным. Домой придешь, а там… жена с радостной улыбкой встречает тебя у самых дверей. Какая гора немытой посуды? Всё идеально чисто. Из кухни доносится едва уловимый аромат приготовленного обеда. На белой скатерти сверкает хромом столовый прибор. Вместительная тарелка ждет, когда же ее наполнят дымящимся борщом. Бутылочка пива тут же рядом с тонкостенным стаканом. Нет, пива не будет. Для здорового образа жизни в стакан нужно налить апельсиновый сок или томатный, ярко-красный, густой, и бросить туда маленькую щепотку соли. Можно и без соли, раз жена советует. Котлеты не из мяса? Куриные? Рыбные? Ну, ничего, сгодятся и овощные – будем привыкать к здоровой пище. Отобедал, в щечку чмокнул – посуду мыть не надо. Пятнадцатиминутная расслабуха с газетой, пока журчит вода и плещутся тарелки. Какая она все-таки молодец. На работе пашет и дома всё успевает.
Фантазии, фантазии, фантазии… Где найти такое чудо?

Полупустой вагон покачивало. К плечу Медведева прислонилась легкая женская головка. Что-то не припомнить Медведеву, когда нечто подобное происходило с ним. Друзей подвыпивших провожать до дому приходилось, и не раз. Сам он пил в меру. Для того чтобы не прослыть ненормальным – приходилось…
Подкрашенные бирюзовыми «тенями» веки девушки вздрагивали – она медленно погружалась в сон, чувствуя мягкую и надежную опору – плечо замершего, боявшегося пошевелиться Медведева. «Как хорошо прошел сегодняшний вечер. Всё было славно», – думал он.
Бережно придерживая на коленях Ольгину театральную сумочку, Медведев прибывал в состоянии легкого головокружения то ли от выпитого вина, то ли от эйфории, в которой находился с момента первого взгляда, брошенного на него как бы невзначай, но прямо в сердце, на вечеринке, где оказался случайно.
Снижая скорость, поезд подходил к очередной станции; в вагоне на секунду гас свет, и Медведеву казалось, что он летит куда-то в пропасть. Сердце замирало, было страшно и, одновременно, сладко оттого, что летели они в эту пропасть вместе с Оленькой. Из темноты туннеля поезд вырывался на ярко освещенную платформу, и ощущение мгновенного падения в бездну исчезало. Хотелось ехать так долго-долго.
Незаметно проехали остановку, где Оленьке надо было переходить на другую линию. И еще несколько платформ промелькнули мимо окон вагона. Оленька спала. Медведев так и не решился нарушить ее сон до последнего момента, пока электричка не остановилась на конечной станции.
– Оленька, вставайте… Приехали.
– Я уснула? – недоуменно прошептала Оленька, просыпаясь. – Как некрасиво… Извините.
Она не сразу поняла, что находится на незнакомой станции.
– А куда это мы направляемся? – ее походка была не слишком твердой, и Медведев аккуратно поддерживал Олю под локоток.
– Почему вы меня не разбудили? Ах, какой вы... Воспользовались моей слабостью…
– Нет-нет, – перебил Медведев. – Вы так сладко спали. Мне не хотелось вас тревожить.
Оленька несколько раз икнула, прикрывая рот ладошкой.
– Извините, не могу сдержаться.
– Ну, что вы – не стоит извинений. Просто вам надо на воздух, и это пройдет.
– Отдайте мою сумочку. Там у меня есть мятные пастилки.
Эскалатор, поскрипывая лентой поручней, полз невероятно медленно. Наверху шел мелкий осенний дождь вперемежку с крупными снежными хлопьями. Пришлось прятаться под каменный козырёк у выхода метро. Они стояли молча. Никто не решался первым протянуть руку на прощание. Оленька нарушила неловкое молчание:
– Ну вот, как говорится, «кончен бал, погасли свечи».
– Да, да, всё было прекрасно... а теперь мы поедем ко мне… это недалеко… – неожиданно предложил Медведев, но, заметив, как удивленно поползли вверх тонкие Оленькины брови, осёкся и замолчал.
– Я думал, что чашечка крепкого кофе… Простите, мне не хотелось бы с вами никогда… то есть всегда… Что я говорю? Ну, я просто не хочу, чтобы вы взяли и ушли… сейчас, – бессвязно закончил свой монолог Медведев. Он и в молодости не отличался даром красноречия, а теперь, в свои сорок два, отвыкнув от общения с прекрасным полом, терялся и краснел, как гимназист чеховских времён. Оленька посмотрела на заикающегося Медведева и пожалела его:
– Я вся задрогла и вынуждена согласиться на чашечку кофе, – сказала она, ежась от холода. – Не стоять же здесь до вторых петухов.
Несмотря на позднее время, автобус был переполнен. На поворотах при торможении Оленька падала на Медведева, крепко прижимаясь всем телом. Даже через пальто он чувствовал упругую грудь, и от этого прикосновения струйка пота медленно сползала между лопаток.
– Водила, не дрова везёшь! Закричал Буратино,– раздался чей-то звонкий голос, после очередного резкого торможения. Пассажиры засмеялись, оценив юмор длинноволосого студента.
– Держите! Вы что хотите, чтобы я растянулась на весь автобус? – Ольга взяла руку Медведева и положила на талию. – Держите крепче!
Растянуться на весь автобус не было никакой возможности, – даже если сильно  захотеть, – народ стоял плотно. Теперь Медведев осторожно держал Олю за талию, и это прикосновение доставляло ему приятное, но позабытое волнение, испытанное в последний раз лет десять назад. Точно так же он держал жену Викторию. Не удержал – через год она ушла побеждать другого. С тех пор Медведев остался с мамой, и женщин сторонился еще больше, чем до женитьбы. В прошлом году мамы не стало, и он стал задумываться, что не плохо бы завести семью и продолжить род Медведевых. Такие серьёзные мысли посещали его не раз. Но, иногда, приходили и не серьёзные: хотелось втрескаться по уши, а с родом Медведевых – будь, что будет.
«Но где найти ту, из-за которой можно потерять голову? Любовь на дороге не валяется. А то, что валяется – не любовь».
Время катилось, летело, уплывало, но та единственная всё не встречалась. Медведев считал себя фаталистом и верил в предопределенность жизненного пути. Случай как фантом мог поменять его холостяцкую размеренную жизнь. Заставят ли будущие перемены страдать или, наоборот, сделают его счастливым? Он готов принять их как неизбежное, лишь бы выбраться из однообразия повседневности. Его работа – «Телецентр» – это еще не центр вселенной.
Знакомство с молодой особой на корпоративной вечеринке, куда затащил приятель, с трудом оторвав Медведева от мягкого дивана, – это и был тот фатальный случай.
Они оказались рядом за «шведским» столом, по-русски обильно заставленным множеством бутылок. Стройная незнакомка находилась так близко, что Медведев мог определить аромат духов – запах сирени после дождя.
Вечернее платье из нежно-оранжевой переливчатой ткани от кутюр шло ей необыкновенно. В фасонах он, разумеется, не разбирался, но слово декольте ему было знакомо. Обнаженные плечи, еще не потерявшие налёт летнего загара, привлекали и волновали. И не только плечи.
Наверное, почувствовав взгляд, девушка повернула голову, украшенную модной мелированной стрижкой, взгляды их встретились, улыбка слегка тронула губы. Оленька заговорила первой:
– Что вы на меня так смотрите? Лучше поухаживайте за мной. Я сегодня без призору, то есть девушка беспризорная, – кокетливо, понижая голос до шёпота, сообщила она. – Согласны?
– Конечно. Кто бы смог отказаться?... Медведев, – он протянул ей раскрытую как книга, ладонь.
– Ольга. Фамилия у вас – ну, просто в масть… – она рассмеялась так, что на нее обратили внимание стоящие рядом. – А имя у вас есть?
– Сергей.
– Не обижайтесь на мой дурацкий смех. Вы похожи на мою любимую детскую игрушку, с которой я не расставалась, пока не пошла в школу, – плюшевого медвежонка.
– Польщен таким сходством, – улыбнулся Медведев. – А можно я вас буду называть Оленькой?
– Так, сразу?
Медведев покраснел, но попытался оправдать свою фамильярность:
– Вы такая маленькая и хрупкая. Ольга – это что-то крупногабаритное, вроде меня, а вы – Оленька.
– Зовите, мне будет приятно, и положите мне рыбки и еще чего-нибудь, на ваш выбор.
Медведев набрал на пластиковую тарелку разных бутербродов,