Твари. Том 2.

настороженного смятения и правила балом.
- Держитесь от меня подальше! - уверенно, с презрением выплюнула я в их сторону и на всякий случай пригрозила кулаком.  - Поняли?!
Не знаю, что уж они там поняли, но масса вдруг зашевелилась, оживилась и начала преображаться, деформируясь в жуть всевозможных форм и размеров. Из серой мглы начали проступать и исчезать, сменяя друг друга, монстрообразные лики, которые с каждым новым всплеском становились всё ужаснее, всё страшнее. Они раскрывались сначала медленно, чтобы я могла в полной мере насладиться зрелищем, а потом смена персонажей чужого больного воображения начала набирать обороты, пока образы ни достигли того предела восприятия, за чертой которого наступало полное безумие. К концу они замелькали так неконтролируемо быстро и при этом настолько отчётливо, их было так много, что это вызвало у моего взбунтовавшегося сознания, не способного вместить в себя всё это разнообразие уродства, мощную волну протеста, сопровождающуюся помутнением в глазах и приступом тошноты, который в принципе и спас положение. Он, как припозднившийся рычаг, нажал на необходимые спасительные заслонки, и те блокировали чувствительность разума к такого рода арт-безумию.
И как только на меня накатили апатия, подпитанная пресыщенным равнодушием, твари вдруг остановили аттракцион ужаса, и на минуту в моей голове и в окружающем пространстве воцарилась звенящая тишина.
Всего минуту я молча стояла напротив плотной толпы моих мучителей, восстанавливая дыхание и собирая по кусочкам раздробленное сознание, а потом на сцену, из-за спин, расталкивая других локтями, выступил новый персонаж, и я с замиранием сердца поняла, что сейчас начнётся решительное сражение.
Передо мной стоял скрюченный старик, которому можно было дать все лет двести - настолько иссохшим и немощным было его тело. Тонкие косточки, обвисшая, морщинистая кожа, слезящиеся, подёрнутые белёсой пеленой глаза, ниточка губ и тонкая струйка слюны слабоумия, стекающая по подбородку из беззубого рта.
В общем, омерзительная до брезгливости картина чужой старости!
Тени замерли в ожидании развязки, и я замерла вместе с ними, напряжённо ловя малейшее движение этой развалины.
И тут морщинистый, анемичный рот этого сморчка вдруг расплылся в безумной улыбке, глазки сладострастно заблестели в предвкушении плотских утех, и трясущиеся, скрученные артритом костлявые руки протянулись в сторону моей свежести, молодости и невинности. Довольно проворно подскочив ко мне, старикашка впился вдруг своими длинными, крючковатыми пальцами в мою кофточку, продолжая противно лыбиться, залез в вырез блузки и начал шарить там своими иссохшими веточками по груди, пробираясь к самому центру полушарий. Найдя цель, его руки впились в мою плоть и сжали её так сильно, что у меня даже спёрло дыхание.
Первую секунду я стояла, парализованная шоком, а потом меня накрыла такая мощная волна омерзения, что, опомнившись, я попыталась оттолкнуть от себя поганого старикашку.
Но не тут-то было! Не знаю, кто или что находилось под личиной старости, только этот трясущийся паскуда явил миру чудеса молодецкой силы, и мне не удалось не то что оттолкнуть его от себя, но даже сдвинуть с места! Мало того, от ответного толчка я не устояла на ногах и опрокинулась на спину, оказавшись лежащей аккурат под сморчком, который, не выпуская из своих цепких пальцев ткань моей блузки, начал елозить на мне, как на водяном матрасе.
Я упёрлась в грудь, желая скинуть с себя насильника, но тот с удивительной настойчивостью, не обращая внимания на все мои попытки освободиться, со злорадной удовлетворённостью продолжал делать своё чёрное дело. Его слюнявые, шамкающие губы приоткрылись, выпятились, потянулись с поцелуем к моему рту, и мне в рывке последнего отчаяния удалось в последний момент оттянуть от себя его голову за уши, так что кожа на его черепушке натянулась, превращая лицо в уродливую маску комедии.
Завязалось противоборство.
Напряжение было невыносимо! Старикашка не сдавался, метясь тошнотворным поцелуем мне в губы, мои силы были на исходе, к тому же их в немалой степени подрывало отчаяние, смешанное со страхом быть поруганной этим мерзким существом. Я чувствовала, как острая паника с бессилием начинают заполнять меня изнутри, руша контроль над сознанием, и чем сильнее они становились, тем большую власть приобретал надо мной этот извращенец. Он становился всё сильнее с каждой последующей каплей моего страха, утягивающего меня за собой в бездну.
Умом я понимала, что дело во мне, и боролась с этим опасным чувством, как могла, но сердце вразрез любой логике сжималось от предчувствия горького удела, а вид вожделеющего тебя старческого безумия, вообще, разил наповал! Физически мне было не одолеть эту тварь, проделавшей уже в моём мозгу внушительную дыру. Выкинуть из себя страх тоже было не под силу.
Тогда, собрав воедино остатки воли, я сглотнула и попыталась протолкнуть панику глубоко внутрь, загнать туда, где заканчивалась её власть. Я приложила к этому все свои силы!
И как только страх ужался до размеров теннисного мячика и обосновался в районе пупка, из сокровенных глубин моего естества вдруг поднялось нечто огромное, гордое и властное, непримиримое и повелевающее. Оно ударило в голову таким шквалом разъярённых эмоций, что, повинуясь одному лишь только моему толчку ногой в пах, поганый старикашка отлетел от меня на внушительное расстояние и заскулил там, как побитая собака.
Огненная ярость клокотала в каждой клеточке моего тела, в каждом его атоме, а взгляд прожигал насквозь.
Толпа тварей одной дружной волной осела назад и даже как-то уменьшилась в размерах.
- Ну, кто ещё хочет халявы? – прогремела я, поднимаясь на ноги, и комната в мгновение ока опустела.
Отлично, желающих не было!
Наконец-то, я осталась одна, если, конечно, не считать мирно спящего тела моей подруги.
И хотя воинственный бой барабанов всё ещё продолжал греметь у меня внутри, праведное негодование уже начало уступать место ясности разума, пока его окончательно не вытеснила спокойная уверенность.
Я не думала, что твари вернутся. Только не сегодня. Слишком уж многое им (впрочем, как и мне), предстоит осмыслить пред тем, как снова лезть на рожон. Но я не могла исключить возможность, что они попытаются напасть на меня снова, причём именно в тот момент, когда я меньше всего буду этого ожидать.
Но зато я нашла способ контролировать свой страх! И это неоспоримый плюс! Да и стычка дала несколько неоценимых уроков. Как оказалось, я могла их бить! И пребольно бить, смею заметить!
Ладно. Теперь, когда вопрос с тварями был утрясён, мне нужно было найти укромное местечко, чтобы покараулить того гада, который приходил по Лилькину душу. А вернее за её кровью. Я могла бы, конечно, помаячить здесь пугалом, чтобы не дать ему возможности пообедать, но на самом деле это не решало проблему. Ну поголодал бы он день – два, ну посидел бы на диете, но сама-то я не могла проводить здесь каждую ночь! Может, неделю я бы, конечно, и продержалась, но что дальше? Кто даст гарантию, что чудовище не вернётся вновь? Не-е-ет! По-умному необходимо было поймать его за руку и припереть к стенке!
Поэтому я забилась за спинку кресла и принялась наблюдать.
Но остаток ночи, несмотря на все мои опасения, прошёл спокойно, и когда моя душа шестым чувством потянулась к рассвету, я вслед за ней вернулась в своё тело.

***

- Врачи сказали, что уровень крови у Лили в норме, - сухо проинформировала я Зайна по телефону, когда, дождавшись результатов анализов, отправилась на занятия в колледж. Я всё ещё не могла простить ему того, что он меня так грубо отверг.
- Значит, никто не приходил?
- Ну почему же, гости были. Даже целая толпа. Только вот по мою душу, а не по её.
- Ты в порядке?
Надо же, заботливый какой!
- Как видишь, с тобой ещё разговариваю.
- Ну и умница! Вот видишь, ты смогла. Но расслабляться рано.
А то я сама не знала! Радость от победы и его похвала пробили брешь в моей бунтующей гордости.
- Сейчас с ней там родители, а вечером я снова подежурю, - несколько смягчилась я.
- Не боишься?
Боюсь ли я? О, да! Поджилки до сих пор трясутся, как вспомню слюнявое лицо того старикашки. Но изливать ему душу я не собиралась.
- Не больше, чем встретиться с бандой подростков, - вместо этого браво озвучила я.

***

Из-за того, что я плохо выспалась и находилась в подвешенном состоянии, я схлопотала пару на уроке биологии. Поэтому, когда занятия закончились, я прямиком рванула к себе домой и завалилась спать, попросив маму разбудить меня около восьми вечера.
Она знала про несчастье с Лилей и про то, что я по ночам несу вахту возле её постели, поэтому без оговорок делала всё возможное, чтобы облегчить мне жизнь.
Вечером, приняв душ и плотно поужинав, я отправилась снова в больницу, где меня дожидалась Илона Марковна, чтобы сдать пост.
- Сегодня она значительно лучше! – сияли безумной надеждой глаза женщины. – Врачи даже начали строить утешительные прогнозы! Конечно, о выходе из комы говорить ещё рано, но… Знаешь, у неё щёчки порозовели и дыхание выровнялось! Кажется, что она просто спит.
Это без сомнения было просто здорово! Только вот я не склонна была пока придаваться радужным перспективам. Пока не поймана та сволочь, что высасывала соки из моей подруги…
- Хорошо, Илона Марковна. Теперь идите домой, я подежурю.
- Спасибо тебе, Тина, - прочувствовалась вдруг она.
- За что? Я уверена, что если бы со мной случилась беда, то Лиля тоже была бы рядом! Знаете, Буня ведь тоже рвалась сюда, но пропуск дали только мне. И то только потому, что у Зайна здесь связи. Так что не волнуйтесь, идите. Всё будет хорошо.
- Да, передай, пожалуйста, своему другу огромную благодарность от нас с Сашей! А то как-то неудобно получилось: он привёл нас сюда и исчез. Мы даже спасибо сказать ему не успели.
- Обязательно, - заверила её я.
Когда за матерью Лили закрылась дверь, я придвинула кресло к углу, так чтобы между ним и стеной оставалось достаточно пространства для игр в прятки, и села в него с журналом коротать часы до одиннадцати, поскольку незваный гость приходил к своему источнику исключительно в ночное время. Компанию мне сегодня составляла только молчаливая фигура медсестры, которая принялась бесшумно работать спицами, выводя объёмные шашечки на будущей кофточке.
В начале двенадцатого я отложила бульварное чтиво в сторону, ещё раз окинула мирно дремлющую подругу внимательным взглядом, сунула подушку под голову и провалилась в сумеречный мир, где для успокоения души обошла палату по периметру. Но никого видно не было, и я заняла свой пост за подготовленным заранее укрытием в виде высокой спинки кресла.
Было невыносимо скучно. Время здесь тянулось убийственно медленно, и минута растягивались, наверное, до целого часа. Падальщики особо не беспокоили – парочка из них заглянула как-то проведать меня, но угостить мне их было нечем, и они ретировалась, как только выяснили, что стол пуст. Вот и всё. Тягомотные часы до рассвета я коротала, практикуясь в навыках воздействовать на сумеречные тела. И поскольку позволить себе передвигать большие предметы я не могла (дежурившая медсестра, наверно,