ПРИБОР

добротный мягкий такой кожаный диван…
- Все, приехали, - отчетливо, несмотря на ветродуй, ошарашенно произнес Алексеев. – Аллес капут, - добавил он и встал, держась за дугообразный элемент раскачивающейся кабинки.
Все, что попадало в поле зрения, изменилось. Все стало удивительно мало узнаваемым. Там, где только что базировалась станция метро “Крестовский остров” ничего не было. То есть не совсем ничего, а, собственно, станции. Вместо нее продолжался парк. Жилые комплексы “кучерявого”новостроя для “богатеньких буратин” тоже отсутствовали. Зато во все стороны тянулся парк. С извилистыми ухоженными дорожками, цветастыми клумбами, десятками фонтанов, с уютными беседками и причудливой формы прудиками. И вся эта великолепность распределилась почти на весь остров, перекидываясь, похоже, заодно и на Каменный. Алексеев обернулся и обомлел. Вместо основательно зависшей во времени стройки каркаса нового стадиона стоял дворец. Огромный дворец со сложной архитектурой, всевозможными башенками, эркерами, масштабными лестницами и перекидывавшимися с крыши на крышу зелеными крытыми садами. Неподалеку, на берегу Южного пруда, там, где совсем еще недавно в обустроенных в муниципальном парке, купленных на свои кровные  апартаментах, достойно проживали те, кто успел в жизни, тоже красовался дворец. Не менее вычурный и богатый. Только поменьше.
- Опупеть! – Алексеев удивленно присвистнул и повернул голову направо.
На Елагином острове, как и прежде утопавшем в зелени деревьев, также возносились к неведомым вершинам три внушительных дворца, поменьше, чем первый, но больше, чем второй. Чудеса да и только! Сказка про джиннов. Причем натуральная. Единственное, самих джиннов пока не видно, впрочем, как и людей… Все было ухоженно, но пустынно. Ноги Алексеева задрожали и он опустился на кожаный диван.

- Эй! – Вдруг услышал он откуда-то неприятный жесткий голос и, пытаясь определить местоположение кричавшего, вытянул шею и глянул вниз. Но сразу же спрятал голову обратно и, замерев, даже затаил дыхание.
Внизу, у подножия стоящего “Колеса” топталась троица в белых костюмах и, не отрываясь, смотрели в его сторону. Алексеев лихорадочно тыкал в переставшую моргать кнопку, но никакого эффекта не добился. Другие кнопки нажимались, но тоже ничего не меняли.
- Эй, как ты туда попал? – Снова услышал тот же голос Алексеев и втянул подобно черепахе голову в плечи.
       Вниз смотреть не хотелось. Хотелось проснуться, помыть рожу и пойти, хрен с ним! на работу - хоть на пару недель подряд, только бы избавиться от наваждения. Решив, что шоковая терапия - проверенная и довольно действенная, по отзывам, методика, Алексеев попробовал использовать имеющиеся ресурсы и, прикинув, что мазохизм – метода где-то из той же области, три раза очень больно ущипнул себя.Сначала за ногу и два раза за руку. Было ощутимо больно, но дворцы от этого не растворились, ожидаемого с надеждой пробуждения не произошло. Лишь в ухе правом зачесалось. Можно было, в принципе, еще башкой в металл двинуть пару раз для надежности, но, похоже, что и это желаемого результата не принесет, подводил черту под своими практическими опытами Алексеев. Он покрутил головойи вдруг резко отшатнулся к краю кабинки… Чуть не налетев на него, мимо с механическим треском прострекотало некое крупное насекомое и, по свойски усевшись на металлическую штангу, нахально уставилось на человека несоразмерно крупными глазами. На месте носа недружелюбно торчал внушительный штырь типа иглы. Согласно школьному курсу биологии и экзотическим передачам про далекие теплые, но зачастую опасные страны, ничего хорошего встреча с подобной дрянью не сулила. Так показалось и Алексееву. Он медленно нагнулся и, не сводя взгляда с летающей дряни, без резких телодвижений начал развязывать шнурок на ботинке. Сняв с ноги, он неторопливо перехватил ботинок поудобнее, а именно за носок, и, осторожно подняв его на нужную высоту душевно вдарил по насекомому каблуком. Удар получился резким и техничным. По крайней мере, если бы прилетевшая зараза выжила, она могла бы по достоинству оценить точность удара и силу. Но вместо этого “насекомое” хрустнуло и рассыпалось на мелкие детальки и пластинки. Алексеев изумленно поднял несколько деталюшекс пола, положил на ладонь и, будто медитируя, пальцем второй руки начал возить их по кругу, подобно тому, как размешивают кофейную гущу, придвинув лицо вплотную, пытаясь разглядеть повнимательнее, что это за диво дивное попало под горячую руку, точнее – под убойный каблук. Почему-то в этот момент ему вспомнился Хрущев с его устрашающим антикапиталистического кроя ботинком сплотно закачанной в него коммунистической идеей и грозной “кузькиной маманей” в придачу.
- Эй, придурок, пятнадцать лет захотел? – От резкого окрика Алексеев дернулся  и снова опасливо глянул вниз, туда, откуда, скорее всего, и прилетел этот возглас.
Увидев, что внизу количество белых мужских фигур выросло до четырех, он снова отшатнулся обратно, но не от желания в очередной укрыться, а пытаясь уклониться от летящего на него прямой наводкой небольшого блестящегоядра. Стального цвета шарик, сантиметров двадцати в диаметре, остановился и завис неподвижно, словно нарисованный метрах в двух от него, исследуя, видимо,  блестящим зеркалом объектива ситуацию наверху… Алексеев, в свою очередь, не моргая изучал висящий шар, прикидывая, удастся ли ухайдакать эту штуковину ботинком по наработанной схеме, с одного удара или потребуется второй ботинок на случай если с первым что-либо случится, например, выскользнет или развалится по какой-нибудь причине. И в чем при подобном раскладе домой чухать, в одном боте-скороходе - короткими перебежками-перепрыжками или вообще босиком?
       Ладно, можно и босиком. Только Алексеев начал было заново сдергивать второпях одетый, но не завязанный еще ботинок, как шарик, будто почувствовав коварный замысел, бесшумно отодвинулся метров на пять в сторону.Внезапно “Колесо обозрения” дернулось и привставший Алексеев от неожиданности шлепнувшийся обратно на сиденье, поехал, неторопливо описывая оставшийся полукруг, вниз.
       Там его приняли как полагается, но явно не как заядлого любителя высоты, и аттракционов в частности, а наоборот, - как говорится, “под белы рученьки” взяли – то есть грубо и бесцеремонно. Обшмонали с пристрастием, отобрали “неживой” прибор и чувствительно толкнули в спину для порядку.
- Че за дела-то? – Возмутился было Алексеев. – В чем дело, господа? – На всякий случай изменил он формулировку вопроса и с удивлением признал в одном из “белых” того, с пустыря. На его челюсти, чуть сдвинувшись от центральной оси, красовалась приметнаяфуфлыга.
- Не дергайся, - услышал он, - стой спокойно, пока башку не открутили, ворюга!
- Когда я крал? Ничего я не крал! – С обидой в голосе пытался оправдываться не в меру догадливый Алексеев, спинным мозгом чую, что обвинение напрямую связано с найденной им “зажигалкой”.
- Сейчас это не важно! И хватит об этом! Прецедент есть? – Есть! Этого вполне достаточно!
- Какой еще прецедент, а как же презумпция невиновности?! – Эмоционально поинтересовался Алексеев, понимая, что люди эти не простые, а наделенные некими полномочиями, вплоть может быть даже до… Но об этом думать совсем не хотелось.
- Заткнись! – Человек с грубым голосом явно не хотел обсуждать скользкую правовую тему и лишь гадко ухмыльнулся.
- Дурдом какой-то, - обреченно апеллировал к адекватности Алексеев, поворачивая голову на предмет осмотра местности и оценки обстановки в целом.
Может тягу дать, подумал он, вспомнив, что совсем еще недавно бегал очень даже неплохо. …От собаки без намордника тогда бежалось быстро, легко, а главное – результативно: ни одного укуса. Ну и кирпич на дороге тоже к месту пришелся. Обломок. Спасибо, из-за очередного прорыва трубы канавину так расколупали, что этого добра – камня да кирпича битого… Ну и кирпичом ей, собаке такой, да по морде по кусачей, да хозяину заодно, чтобы про намордник в следующий раз не забывал информацию вбить пришлось. Веселый вечерок оказался, памятный. Так что тягу дать можно. Он не заметил, что шарик с объективом спустился с высоты и в данный момент беззвучно висел над его головой, метрах в трех.
       Вдали Алексееву удалось разглядеть над дорожкой широкую красочную растяжку. Крупные буквы на ней переливались и играли цветами. Надпись гласила:“Парк имени 100-летия Вождя”.
- Это какого ж такого вождя? - Вслух озадачился отвлекшийся на минуту Алексеев, уловив однако часть беседы недружелюбно настроенной четверки.
- Так чего, на Соловки его? – Спросил один.
- Да какие Соловки? С дуба упал? А директива 4115?!
- А по-моему в самый раз, - возразил первый и смерил взглядом Алексеева.
-Да, но он не опасный преступник, так, дурак просто.
Ну нормально, рассуждал подслушивавший разговор Алексеев, еще и дураком сделали ни за что ни про что.
- Пока, - влез в диалог тот, что с фуфлыгой.
- Что пока? Дурак пока? – Спросил второй.
- Не опасный пока, говорю. Пока!!! – Сделал акцент на слове “пока” этот, с фуфлыгой. – А то, что он потенциальный преступник – к гадалке не ходи! – Он с вызовом посмотрел Алексееву в глаза, дескать, оправдывайся, если можешь.
Пора! – Скомандовал про себя Алексеев, давая условную отмашку. Этак они сейчас и до расстрела на месте договорятся. И динамично, лосем ушел в хрустящие под напором заросли кустарника, лихо перемахнув перед этим, словно для разминки, через ухоженную скамейку из массива с резными ножками и поручнями.
       Он стремглав несся по парку куда глаза глядят, ничего не узнавая и ничего не соображая, натыкаясь то на кружевные беседки, то на забавные поля для крокета, то на копии античных статуй, то на аккуратные резные мостки, перекинутые через изящно извивающийся канальчик, которого раньше, он готов был поклясться, никогда здесь не было. Несколько раз на пути своего торопливого следования он встречал разгуливающих по траве крупных не шуганных расфуфыренных павлинов. Парку, казалось, нет ни края, ни конца. И обалдевший от гонки запыхавшийся Алексеев, упершись в кромку пруда со стоявшей на берегу стайкой фламинго, удивленно притормозив, огибая пруд, выкатился в итоге на центральную аллею с добротно оформленными стационарными щитами. Алексеев бежал мимо них и, разглядывая высокохудожественные фотографии. До боли знакомые фотографии с Вождем. И, похоже, отметил Алексеев, бессменным вождем. Вот серьезный Вождь управляет грозным танком; вот сосредоточенный Вождь командует залповым огнем с эсминца; вот уверенный в себе Вождь среди туч и облаков за штурвалом военного самолета; вот компанейский с хитринкой в глазах Вождь на отдыхе с байкерами в коже на играющем хромом байке; вот одухотворенный Вождь на пианиненаяривает, своим очередным незаурядным талантом заставляя поверить все звездное окружение в свою исключительность и высшую избранность; вот довольный собой вождь в более зрелом возрасте в космосе на фоне иллюминатора, из которого виден краешек Матушки-Земли, улыбчивый Вождь как игрушку игриво прижимает ее к ногтю. Такую что-то не припомню, подумал “идущий под парами”