Чертова мельница

зерна, отправился на мельницу. В сумерках мельница выглядела куда как лучше. Исчезли следы запущения, мельница как мельница, только старая уж больно.
- Эй, хозяин, мне бы зерно перемолоть… есть тут кто-нибудь?
- Как не быть, есть. Заноси зерно, помелем.
Мельник, как мельник, ничем от других не отличается. Небольшой, коренастый, морда красная, глаза лукавые, так из стороны в сторону и бегают.
- Сколько берешь?
- Да немного, три десятины с мешка.
Отнес мешки наверх и самолично ссыпал в ковш. Крутись, колесо, мелись, зерно - пусть будет мука, бела и легка.
Вынул я из котомки помольное подношение: бутыль самогона да шмат сала. Расстелил рушник, давай помольщика угощать. Пьет хозяин, не морщится, рукавом занюхивает.
- Хозяин, а чего это ты водяного не уважил? Ни зерна с мешка не отсыпал, ни подношением не поделился?
- У нас с ним свои расчеты…
А колесо-то мельничное все быстрее и быстрее крутится. Ветер поднимается. Сквозняки гуляют. Мука сыплется - да по мельнице развеивается. Расчихался помольщик:
- Эй, мужик, паршивое у тебя зерно, видать, со спорной межи взято.
- Зерно как зерно. Это у тебя мельница шалит, ты так всю муку по ветру пустишь.
Засуетился мельник, бегает по мельнице, а все без толку: колесо как с цепи сорвалось, ветер едва крышу не сносит, мука все вокруг засыпает. Чихает мельник, никак не уймется. Вот уже на лице щетина черная полезла, был нос картошкой –а уже пятачок проглядывает. Права была бабка Акулина: первейшее средство против черта - чертополох. Мне с утра мальчишки все поля ободрали. Почитай, в мешках чертополох пополам с зерном был. Помольщик - к окошку, а снаружи батюшка с кадилом ходит, он уже вокруг мельницы круга три крестным ходом сделал. Водяной тоже договор исправно держит, колесо крутит да на мельницу дует. У мельника уже и штаны слетели, и шапка. Рожки на башке, копыта на ногах, хвост длинный пониже спины.
Вот за хвост я его и сцапал. Черт верещит, отбрыкивается, а я держу, упираюсь. Батюшка, что ж ты медлишь, где твоя святая вода? Не удержу ведь! Хоть бы одну молитву вспомнить...
- Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое... - а ведь помню! Все-таки в нужный момент чего только из памяти не выудишь.
Тут и батюшка подоспел: святой водой на беса брызгает, обряд изгнания творит. Взвился черт под самый венец, а я на хвосте у него вишу, не отпускаю. Тут мельница и не выдержала, полетели балки с досками во все стороны. От черта дым вонючий повалил, и исчез он с диким визгом, а я, почитай, из-под венца вниз башкой полетел.
Темнота, небытие - и яркий луч, ведет он меня по дороге к свету. Слышу голос батюшкин: « Прими, Господи, душу непутевую, но светлую. Творил он бесчинства не злобы ради, а по заблуждению.» И так мне легко и благостно стало – значит, не совсем я уж никчемный, принимает Господь душу мою непутевую.
Открываю глаза - все вокруг белым-бело, рядом мужик весь в белом, лицо, руки белые – сидит, молится. Голова трещит - спасу нет. Если на том свете, то вроде ничего болеть не должно? Пригляделся - а я все еще на мельнице. Луна через дырявую крышу ярко светит. Все вокруг в муке, даже батюшка с головы до ног осыпанный сидит.
- Рано, святой отец, отпеваешь. Спасибо, конечно, но я туда пока не спешу.
- Тьфу ты, охальник! Испугал-то как…
- Да я и сам такого страху еще ни разу в жизни не ведал.
- Все у тебя не как у людей – почитай, пол мельницы разнес.
- Ничего, деревня большая, заново отстроят. Главное, чтобы помольщика сразу нашли.
Негоже мельнице без хозяина стоять - другой раз вурдалак заведется.
Поднялся я кое-как, дошли до воды, муку смыли. Голова болит, на макушке шишка с кулак.
- Вот скажи мне, батюшка: почему рядом с тобой - что свадьба, что отпевание, а голова одинаково болит?
- Ищешь ты на нее приключения, оттого и болит.
Сидим на бережку, сохнем; хорошо так, тихо. Тряпицу мокрую, холодную к шишке прикладываю. Слышу, запела моя певунья вдалеке песню свою жалобную.
- Иди-ка ты, батюшка, спать, а я следом подойду - есть у меня еще дело незавершенное.
Пришел на свое место, сел на пенек; сижу, на цимбалах играю.
Вскоре откликнулся знакомый голос.

Ой, судьба-судьбинушка,
Как быть сиротинушке?
Меня мамка породила,
Не хрещеной положила.

- Хрещаю тебя, во имя Отца и Сына и Святого Духа, Богожелной! Коль была ты людям не нужна, пусть будешь хоть богу желанной. Пусть примет он душу твою многострадальную. Аминь!
Пронесся над водой ветерок легкий, как вздох облегченный, и замолкла певунья. Упокоилась ее душа с миром. Спасибо бабке Акулине.

Дошел я до перекрестка дорог, снял струны с цимбалы и оставил ее там лежать. Исправно мне служила, послужи теперь кому-нибудь другому. Хватит нечистую силу веселить, пора и о душе подумать.