Чертова мельница

- Ну что, герой, проснулся? На-ко, хлебни, – что-то холодное успокаивающе прижалось к виску.
В поле зрения возникла мужская рука, протягивающая запотевший глиняный кувшин. Неужто пиво на утро осталось? Трясущимися руками берусь за ледяное горлышко и делаю глоток. Увы, не пиво, а квас; но тоже благостно - ядреный, холодный, настоянный на хрену... бальзам на душу.
Стоп... Мужик? Откуда взялся? Вроде бы баба рядом сопела? Точно помню, подол длинный, черный. С усилием поворачиваю голову. Батюшки мои – поп! Поп с утра - к несчастью. Рука сама собой потянулась к штанам. Если встретил попа с утра, чтоб несчастье отвести, почеши скорей муды - первейшая примета, у нас на хуторе об этом все знали. Бабка Акулина была большая мастерица сказки рассказывать. Она всегда знала, что к худу, а что к добру, как ауку обмануть или матох успокоить, а детвора слушала ее вечерами, открыв рты. Хороший, крепкий хутор был. Хаты в окружении барвинка, крынки на тыну, густой белый туман над неторопливой речкой, запах молока, свежевыловленной рыбы и яблок…
- Ну что, оклемался маленько? Гляжу, лицо у тебя благостное стало. Руку от портков-то убери, богохульник.
- Святой отец, а может у вас, того, посерьезнее кваску что-нибудь есть? Причаститься бы... не пьянства ради, здоровья для.
- Да кто ж после пьянки причащается? Перед причастием постятся да молятся - а ты, охальник, что вчера творил?
- А не просветите ли, батюшка, что именно? Хоть убей, не помню…
- Что на свадьбе на цимбалах играл, помнишь?
Где то в отдаленных углах больной головы возникли отрывочные воспоминания. Ведь точно, на свадьбу был приглашен - музыкантом. Богатая по нынешним временам свадьба была. Столы с закусью длинные через всю улицу тянулись, человек сто гуляло, не меньше, двух кабанчиков завалили... а самогонка все равно, видать, гномья была - вон как голова трещит. Староста дочку замуж выдавал, хорошо заплатить обещал. Дочка так себе, перестарок, квашня – квашней, а жених ничего так, крепкий парень. Видать, на приданое позарился. Хотя на такое приданое любой бы позарился: корова, кобыла, домик небольшой, но справный, лужок покосный, заливной и четыре полосы обработанной земли. Живи да радуйся, а бабы в ночи да под одеялом все на одно лицо.
А мне-то староста заплатил? Не помню…
-Ты по порткам-то не шарь, не шарь, не заплатил и не заплатит. А если еще раз на глаза попадешься, прибить обещал.
- Значит, на свадьбе не похмелят?
-Нет, сын мой, не похмелят, а вот ребра еще раз пересчитают.
- Чем же я вчера так отличился?
- Бесом по столам скакал, жениха мерином называл, теще капусту квашеную за пазуху совал, невесте юбку задирал, требовал на целостность проверить, под столом на карачках ползал - баб щупал, ну и в бочонок с пивом помочился, за что бит был нещадно, но отбивался, как герой. Вот такие бесчинства ты вчера сотворил, греховодник.
Ох ты... Значит, бит был; то-то я смотрю - болит все тело, а не только голова. Ну да ладно: руки-ноги шевелятся – значит, не сломаны, а голову все равно лечить надобно.
- Батюшка, а вот как помру от побоев да без покаяния, и не будет душе моей грешной покоя…
- Твоей душе все равно покоя не будет: пьяниц, музыкантов, скоморохов в рай не пускают.
- А я покаяться хочу… Прими, святой отец, причастие от помирающего раба божьего Митрия… Каюсь, грешен был.
- Какие же грехи ты совершил, сын мой?
- Вино зелено пил, на цимбалах играл, девок красных любил, бесом по столам скакал, жениха мерином называл, теще капусту квашеную за пазуху совал, невесте юбку задирал, под столом ползал - баб щупал, ну и в бочонок с пивом помочился… Отпустите, батюшка, грехи мои перед смертушкой скорой, неминуемой, и причастите в последний раз!
- Скоморохом жил - скоморохом помрешь. А вот грехи твои, пожалуй, я отпущу, но накладываю на тебя епитимью. Будешь седмицу меня сопровождать, от выпивки воздерживаться и молиться по три раза на дню.
-Батюшка, да куда же я пойду в таком-то состоянии? Ведь помру, неровен час!
- Не помрешь, сейчас тебя подлечим, и будешь как новенький. А пойдем мы в соседнюю деревню - там мельницу окрестить надобно; крестьяне жалуются - мука с песком выходит.
Из переметной торбы была извлечена бутыль с красным церковным вином, и щедрой рукой батюшки мне был выделен целый стакан благодати божьей. После этой процедуры можно было, конечно, и пятками назад развернуться, но, как только полегчало, совесть у меня проснулась. Дал слово - нужно держать; да и о душе пора подумать. Сколько же греховодничать-то можно? Вот паду в бою неравном с лихими людьми - и куда душе бедной деваться? Потянут мои проделки ее прямиком в преисподнюю.
Похмелье вкупе с проснувшейся совестью - смесь гремучая, никогда не знаешь, куда заведет. В общем, сказано – сделано: умывшись водой родниковою, собравши скарб невеликий, огородами-огородами покинули мы ставшее негостеприимным село.
Солнце в зените, а мы по полю вышагиваем.
- Святой отец, кто же по полудню через поле ходит? Нападет полудница - будет весь день голову крутить.
- Сын мой, это все от лукавого, язычничество. Ты иди и молись - и не будут тебе девы во ржи чудиться.
Легко сказать – молись... когда же это я последний раз молитву-то читал? Ох, помню, в детстве маманька меня голиком по горнице гоняла, на горох ставила, слова мудреные заставляла заучивать. Все не впрок.
Рожь шумит, так и слышится, как будто бы девки то тут, то там перешептываются; а мы, знай, шагаем, батюшка молитвы под нос бубнит. Вот и похмелье уже с потом все вышло. К вечеру дошли до соседней деревни.
Батюшка к старосте отправился, о постое да ужине договариваться, а я на речку -ополоснуться да на мельницу посмотреть, обстановку разведать.
Выкупался у запруды. Вода, как парное молоко. Вдоль берега камыш шуршит, истории нашептывает. Вот где кладезь слухов-то, да не дано человеку его понять. В воде кувшинки огромные покачиваются, сон навевают. Чуть ниже мельничное колесо стучит, в дрему клонит.
Проснулся уже в сумерках. Все вокруг перешептывается, пересвистывается. В воде рыба плещется, лягушки песни любовные распевают. В зарослях ветлы соловушка горлышко росой полощет, первые трели пробует выводить. Где-то на другом берегу девица поет, красиво да жалобно.

В нелюбви рожденная,
Счастьем обделенная,
Тризну не познавшая,
Долю не узнавшая.

Кому юдоль, кому доля,
Ну а мне чужая воля.
Душа не крещенная,
В воду отпущенная.

Достал я цимбалы - да давай мотив подбирать, девице подыгрывать. Девица поет все ближе да ближе, я играю все уверенней да громче. Тут и молодежь ко мне со всех сторон стала подтягиваться. Кто вздыхает да девице сочувствует, кто костер разводит, а кто и хоровод потихоньку заводит. Вроде бы и рядом певунья, а на глаза не показывается.
В небе звезды проснулись, смотрят на вечерку да перемигиваются. Устала певунья, приутихла. А ноги-то уже в пляс просятся.
- Эй, музыкант, давай-ка, что повеселей.
Звенят цимбалы, поют струны, пляшут в руках молоточки, стучит в такт чертово колесо на мельнице, отплясывает народ, так что пыль столбом. Взметаются бесстыдно юбки у девчат, а парни такие коленца выдают, что и не повторишь. Глаза радуются, душа поет, а вдалеке уже заря-заряница, красная девица, ленту алую в косу вплетает. Когда ночь пролетела - и не заметил.
Крик петуха. Прошел ветер по траве - и тишина. Сижу я один на пеньке у реки, цимбалы на коленях жалобно так постанывают, покоя просят. Вот тебе и на - всю ночь, оказывается, мавок развлекал! Всякое повидал, а в такой переплет впервые попал. Пока до деревни дошел да разузнал, где батюшка на ночлег пристроился, добрый люд уже за дела принялся; а я - спать на сеновал.
- Вставай, греховодник. Где всю ночь прошастал? Это ты так слово держишь да обеты выполняешь? О душе подумай!
- Батюшка, не поверишь, всю ночь тверезый да скоромный на речке сидел, о жизни непутевой думал. Хотите - дыхну?
- От тебя еще вчерашним перегаром за версту несет… Скоморох… Собирайся, на мельницу пойдем.
Запруда как запруда, мельница как мельница - чего это мне вчера здесь чудеса виделись? Хотя нет, мельница хоть и крепкая, но запущенная. Вон заслонка водяная покоробилась и русло подзарастать травой стало, камыш почти вплотную к колесу поступил - такого ни один мельник не потерпит.
Стоп. Заслонка-то закрыта, и колесо стоит, а ночью точно стучало. От греха подальше - лоб перекрестил.
- Батюшка, а что с мельницей-то?
- Да мельник помер года три тому назад. Отпели, как положено, схоронили по-людски, а нового помольщика не найдут. Кто ни придет, через пару седминиц сбегает. Негоже большому селу без мельника. Дело-то хлебное, прибыльное - а желающих нет. Вот сговорились с пришлым мужиком за малую прибыль, да мука с песком стала. Нечисто здесь. Разобраться надобно да освятить честь по чести.
Внутри мельница оказалась еще запущенней, чем снаружи. Пыльно. Паутина везде, и мышами пахнет.
- Говоришь, батюшка, пришлый помольщик муку мелет? Что-то не похоже. Хозяин тут есть; сначала прогнать его нужно, а уж потом мельницу святить. Ты, батюшка, конечно, можешь здесь пока водичкой побрызгать да молитвы почитать, а я - спать. У меня сегодня вечером дело есть.
Полдня продрых на сеновале, а потом, насыпав в карман орешков, отправился на прогулку. Где можно все деревенские сплетни узнать? Конечно, у колодца. Хороши были девки в деревне - ядреные, языкастые, мамками не запуганные. За кулак орешков, пару многообещающих взглядов, тройку ласковых слов да за донесенные да калитки ведра к вечеру я обзавелся целой связкой нарядных лент да гребней. А как стемнело, отправился к запруде.
Разложил по бережку ленты с гребнями, сел на вчерашний пенек, вынул цимбалы и заиграл. Сегодня уже не прозевал, когда мавки из воды вышли. Сначала хоровод завели, а потом подарки увидели. Расхватали гребни, радуются, как дети, косы друг дружке плетут, ленты примеряют, песни поют. Одна девчушка в стороне пристроилась, ленту разглядывает и слезы льет.

Меня мамка не ласкала,
Частым гребнем не чесала,
Ленты в косы не вплетала,
Именем не называла.

Вот ты какая, моя певунья. Тоненькая, как тростиночка, глаза, как весенний лед, волосы - как льняная кудель.
-О чем печалишься, красавица? Смотри, твои подружки хороводы водят, а ты все слезы льешь.
- Играй музыкант, не обращай внимания. Молоденькая она у нас, ей еще шестая годовщина не стукнула, вот и тоскует.
Хорошо мавки пляшут, еще лучше поют, а я все играю да играю, тайком крест нательный проверяю: главное - не потерять, а то буду на дне вечерки устраивать. Стучит в ночи мельничное колесо. За полночь сам русалий пастух на огромной щуке пожаловал, глянуть, кто его девиц балует.
- Смелый ты, я смотрю, музыкант. Вторую ночь мавок развлекаешь, потешил девок, на подарки не поскупился. Что за это желаешь?
- Поговорить бы…
-Так уж разговариваем. Или ты от лишних ушей ко мне на дно пойдешь?
- Ну нет, лучше уж тут. Кто это у тебя на чертовой мельнице хозяйничает?
- Он и хозяйничает.
- И как уживаетесь?
- Паршиво. Уважения не оказывает. Старшинство не признает. Договора не соблюдает. Так скоро совсем мельница и запруда в негодность придут.
- Так, может, пошушукаемся?..
С первыми петухами вернулся я на сеновал спать.
На следующий вечер, нагрузившись парой мешков