Мы искали друг друга. Гл. 4. Позвони мне, позвони

большинстве своем, приезжали только на выходные. На два дня поселок оживал, наполнялся шумом-гамом, дымом от мангалов с шашлыками, застольными песнями подвыпивших хозяев и их гостей, чтобы к вечеру воскресенья вновь опустеть, впасть в спячку до следующей пятницы..
Еще бросалась в глаза незащищенность дач. Здесь не было ни высоких заборов, ни сторожевых псов. Удивительно даже, что домики стояли нетронутыми, до сих пор не подверглись нашествию  воров и бродяг.
Впрочем, все было еще впереди.
- Как на кладбище,- проворчала Зулька.- Ты куда нас привела, Ленка? Тут вообще-то есть живые люди?
Подруги, нагруженные сумками, шагали по узкой улочке от автобусной остановки к  Куракинской даче.
- Тебе не угодишь,- огрызнулась Ленка.- То слишком шумно, то слишком тихо… Сама не знаешь, чего хочешь. А люди здесь есть, не волнуйся. Это только кажется, что нет никого. Наш сосед, дядя Коля, пенсионер – он тут безвылазно торчит…
- Пенсионер, фи! На что он нам сдался!
Саша с Ленкой рассмеялись – Зулька, как всегда, в своем репертуаре.
- У тебя одно только на уме.
Зуля отмахнулась:
- Да, ну вас, в баню.
- Во, точно!- воскликнула Куракина.- Можно будет баню истопить, попариться.
До бани дело так и не дошло – лень возиться. Да и духота стояла такая, что и парилка не нужна. К тому же рядом, в двух шагах, располагался карьер с чистой проточной водой – настоящее озерцо. Плавай - не хочу. Куракина и ее гостьи, махнув на баню рукой, отправились купаться.
Потом обедали, чем бог послал, пили любимое сухое. Зулька привычно ворчала: мол, опять кислятина эта, нет чтобы взять чего покрепче…
Потом дурачились, подкалывали друг дружку, хохотали до слез, до колик в боку.  
Со стороны, кто посмотрел бы – дурдом. Такое нередко случается в девичьих компаниях: стих на них найдет, гогочут, сами не зная над чем. И не говорите им, что «смех без причины – признак дурачины». Ответят: это мужики скучные выдумали.
Так и день прошел.
К вечеру стало ясно: заняться им, собственно говоря, нечем. Достали карты, уселись играть в «тысячу» (по-другому «ап энд даун»). Так скоротали остаток дня.
Спать легли все втроем в гостиной (если это наименование уместно для дачной комнатки,  весьма скромных размеров), постелив прямо на полу.
Саше не спалось: лезли в голову всякие мысли. В тишине ночи слышались,  откуда-то издалека доносящиеся музыка, людские голоса. Поселок и впрямь не был таким безлюдным, каким казался на первый взгляд. У Саши разыгралось воображение,  стали чудиться подозрительные шорохи и шаги под окнами. Сделалось страшно: а вдруг в дом вломятся грабители какие-нибудь, или насильники. То обстоятельство, что в поселке, кроме них, были еще дачники, не успокаивало,  напротив - тревожило. Неизвестно еще, кто эти люди. Может, приехали встряхнуться некие молодые балбесы, «золотая молодежь», напились и теперь их на подвиги потянет. И некому защитить девушек, разве что сосед-пенсионер придет на помощь…
Рядом мирно сопели во сне подруги, где-то трещали  цикады, лягушачий хор исполнял одну бесконечно длинную песню. Саша встала, стараясь не шуметь, вышла из комнаты. Подошла к входной двери, убедилась, что она заперта на замок.
Когда-то давно Саша, подобно всем детям, спасалась от  ночных страхов, укрываясь с головой одеялом. Хлипкая дверь была, в сущности, столь же эфемерной защитой. Однако, страх отступил, успокоенная девушка легла и моментально заснула.
И все же, тревога ее не исчезла окончательно, а лишь спряталась на время. Поэтому, когда на следующий день нежданно-негаданно прикатил Борис, Саша не столько удивилась, сколько обрадовалась: теперь есть кому заступиться за их «девичник».
Боря приехал на такси. «Сапожник без сапог», он каждый день имел дело с машинами чужими, о своей же пока лишь мечтал. Куракин-старший владел «москвичом», но отцовской машиной Борис пользовался редко. Непристижно. Была б машина, а то – утюг на колесах. Такую таратайку Боря и сейчас мог бы взять без особых проблем. А вот «стоящая тачка» и стоила соответственно. Боре такая, как он выражался, была не по зубам. Пока.
- Здорово, дачницы! – шумно поприветствовал девушек Боря, поднимаясь на террасу, где подруги расположились пообедать на свежем воздухе.
- Борька, какими судьбами!?- воскликнула Куракина. – ты же говорил, работы полно.
- Как любит говорить наш начальник, если пьянка мешает работе – бросай нахрен эту работу!
- Так ты все бросил и приехал сюда пьянствовать?
- Ага! – весело ответил Борис и достал из объемистой сумки, которую притащил с собой, бутылку «Камю».
- Боря, ты прелесть! – обрадовалась Зулька. – А то они уже замучили меня своей «душанбинкой».
Вслед за коньяком Борис извлек из сумки  бутылку марочного вина, баночку черной икры, еще какие-то банки, затем пакет с фруктами (огромные, похожие на мячики персики, черный виноград «тайфи»   с хорошую сливу величиной ягодами), и под конец необъятных размеров дыню. Девчонки только ахали, удивляясь.
-  Откуда?
- Завсклада один одарил от щедрот, - пояснил Борис.- Премировал, так сказать, за ударный труд. Крутой ворюга – на «форде» ездит. Пришлось повозиться с его тачкой, теперь как часы работает. А я решил отгул взять: чай не лошадь, без выходных пахать. Захотелось отдохнуть в приятной компании. Если не прогоните, конечно…
Изобилие, нежданно-негаданно свалившееся, вместе с Борей, позволило устроить настоящий праздник. Накрыли шикарный стол. И не беда, что сервировка не отвечала канонам: тарелки на Куракинской даче были разнокалиберными, а пить коньяк, так и вовсе, пришлось из стаканов. Праздника это не испортило.
Обед плавно перетек в ужин с  перерывами на танцы под магнитофон. Жаль только, кавалер был один на всех. Зулька, поначалу, разумеется, кокетничала с Борей, крутила перед ним бюстом и другими выдающимися частями тела. Пока не убедилась окончательно, что праздник сей, не в ее честь устроен. А убедившись, не стала расстраиваться, махнула рукой: раз Боря положил глаз на Сашу, то так тому и быть, не станет она мешать подруге, отбивать у нее ухажера. Ленка тоже не имела ничего против желания брата приударить за подругой, независимо от серьезности (или несерьезности) Борькиных намерений. Сама же Александра не стала дичиться и корчить из себя недотрогу, полагая, что сумеет удержать ситуацию под контролем, не позволит их с Борисом отношениям зайти слишком далеко.  И, как  нередко случается, переоценила свои силы.
«Это же не всерьез. Просто легкая любовная игра», - думала Саша, когда во время танца Боря нашептывал ей на ухо двусмысленные, полные намеков, комплименты. Незаметно для себя она заигралась, переступила незримую границу, попала на пресловутую «точку невозврата». Лишь оказавшись с Борисом наедине в спальне (Ленка с Зулей продолжали в гостиной застолье), Саша поняла, что чересчур далеко они зашли с этой игрой. Но осознав рассудком, она не нашла в себе сил противиться неизбежному. Неопытная девушка  покорно легла в постель, уступив напору мужчины, который страстно хотел ее. В голове у Саши отчаянно  билась, подобно птице, попавшей в силки, мысль: «Боже, что я делаю!»
Потом она плакала, уткнувшись в подушку, мысленно проклинала себя, своего соблазнителя и Ленку, которая, по мнению Саши, все это подстроила, будучи в сговоре с братцем. Даже Зульку кляла, хоть та была, вроде бы, не причем,
Только, что сделано, то сделано. Назад не воротишь.