КРЫСИНАЯ БАШНЯ

«презентации», общение с дистрибьюторами по телефону и через интернет… Нельзя сказать, чтобы она прямо «вся была в работе», - тоже нет, свободного времени у неё хватало, но в сободное время она читала какие-то книжки. Я посмотрел раз: Луиза Хей… Лиз Бурбо… «Счастье быть женщиной.» «Современнавя женщина – кто она?» «Ты – хозяйка своей судьбы!» и прочее. Или смотрела фильмы на своём компе через интернет, «позитивные», как она выражалась.

           Наверно, я больше, как и батя, заточен на рационализм – я смысла в этом не видел. Меня не дергает – и ладно!

           А батя был прав – не знаю уж как в мире, я не интересовался такими «новостями», а в городе, в стране вообще стали твориться дела нехорошие: ввели нормирование продуктов, всё больше стало криминала, - и серьёзного криминала, с убийствами и грабежами. Витрины магазинов стали одеваться решётками, как и окна квартир на первых-вторых этажах. Встали основные промпредприятия, я узнал, что родители многих моих одноклассников перестали получать зарплату. Люди потянулись в деревни…

           У нас-то дела как бы шли и неплохо, по сравнению с другими, кто работал «на зарплату»; сказывалась, как батя выражался, «диверсификация доходов», но чувствовалось, что и это ненадолго.



           Я случайно узнал, что батя, оказывается, достаточно давно и серьёзно тарится продуктами, всякой консервированной и сыпучей шнягой. Проще говоря, подслушал, как он по телефону обсуждал какую-то «мелкооптовую поставку» жрачки – где, как и зачем он всё это складировал, я тогда не знал. Да и не думал особо – как-то фиолетово было, чесслово. Жизнь хороша, лето только начинается!



***



                                  Они случайно встретились на улице. Буквально столкнулись нос к носу, Олег её не сразу и узнал. Хотел обойти – не удалось.

                                  Дама средних лет, с коком крашеных в платиновый цвет волос, молодёжно одетая, глуповатые голубые глаза… Амбиции и самоуверенность. Сестра жены, к которой и убежала; то есть нет, - гордо ушла жена. «Определиться, как нам дальше жить.»



- Ты… - она примолкла, соображая, как обратиться. Вариант «разойтись молча» она почему-то не задействовала. Давно уже ни она его, ни он её не называл по имени. Да и разговаривали только когда она звонила на квартирный телефон и попадала на него, просила позвать Лену. Так же безлично: «Лену позови к телефону», и он так же безлично отвечал «Сейчас» или «Нету её» и клал трубку.



- … - долго над Леной будешь издеваться??.. – нашла она слова, сразу, как в защиту, переходя на сварливо-бабский тон, - … будешь издеваться?? …



                                  Он смотрел на неё молча. Счёты у них были давние. Он её ненавидел и презирал. Больше презирал, чем ненавидел. Молча, холодно, давно и безнадёжно. Если бы он мог, он бы её убил. Просто чтобы вычеркнуть из жизни раздражающий объект, как выключают злым рывком шнура из розетки доставший радиоприёмник. Но он молчал. Потому что она была «сестра жены», и потому что, собственно, всё было сказано; отношения раз и навсегда, как он надеялся, выяснены. После того разговора в старой квартире он вообще не сказал ей ни разу резкого или оскорбительного  слова. Он вычеркнул её из списка «родственников». Вообще из «списка» людей, с которыми надо бы поддерживать отношения. Он всячески старался дистанцироваться от неё.  Он давно и бескомпромиссно считал её полной, конченой сволочью. Вернее, даже не сволочью – это было бы для неё слишком почётно. Просто дрянью. Дрянью, глупой бабой, поступившей по своему бабскому, своекорыстному и наглому суждению подло.  Но он молчал. Все эти годы. Да, периодически она звонила и попадала на него, тогда приходилось звать жену.

                                  Иногда он натыкался на её фотографии в старых уже фотоальбомах или в фотоаппарате, который жена брала идя к сестре в гости. Всегда это было неприятно, как нечаянно попасть рукой в чью-то густую скользкую и холодную уже соплю… Да, такой же комок отвращения, почти переходящий в рвоту, подкатывался у него к горлу. Он её не переносил, он был ею (как он считал) ограблен и унижен. Больше унижен, чем ограблен. А унижения он не прощал никому и никогда. Это жизнь. Сплошь и рядом не мог и не хотел ничего сделать – мы не в вестерне, где злодеев и подлецов наказывают выстрелом из кольта; мы, бл…, цивилизованные люди… Но он всё всем помнил – и плохое, и хорошее. Плохое, конечно, как водится, помнилось лучше, чем хорошее…

                                  Жена знала за ним это, и в том числе ЭТО ставила ему «в счёт», предъявляя претензии: - Ты злой, ты злопамятный! Ты не умеешь позитивно мыслить, ты не умеешь прощать!



- Да, соглашался он, - я злопамятный. Да, я не умею прощать. И не хочу учиться. Потому что «прощать» - это ставить к стенке у дорожки те же грабли, на которые только что наступил, и они двинули тебя по лбу… - у него всегда было образное мышление, и говорил он так же – образами.

- Ты запиши, запиши и это в свою чёрную книжечку!! – кричала периодически в ссорах жена. Не было никакой «чёрной книжечки», это так… тоже образ. Но он кивал – «Запишу, уже записал, ты же знаешь – у меня не пропадёт!»



                                  Эти злые пикировки раз за разом счищали глянец с семейных отношений, как он их понимал, обнажали трещины…

                                  Он считал, что забывать зло – такая же глупость, как ходить с завязанными глазами по минному полю. Раньше с женой у них были на эту тему целые дискуссии – насчёт «прощать, входить в положение, понимать» - и «помнить вечно всё зло». Ничего путного из этих дискуссий не получалось – всё кончалось банальнейшими разборками, как всегда… Он пытался анализировать – почему? Просто они говорили на разных языках, не понимая друг друга. Это тоже стало проблемой, после того, как жена с прежней «должности бухгалтера» вошла в бизнес на равных правах, а особенно когда стала в нём и играть ведущую роль. Больше всего его подбешивала её манера мешать в бизнес личные отношения.



- Ты пойми – суть бизнеса в получении прибыли! – такие были у них дебаты, когда он ещё пытался что-то изменить, что-то спасти, переделать… Собственно, поначалу он даже гордился женой, такой деловой и «сильной», как она казалась, - пока он не понял, что и эта «деловизна», и кажущаяся, ненастоящая сила – лишь драпировка её понтов, её желания быть «ведущей» и быть «независимой»…



- Суть бизнеса – прибыль! Прибыль! Не  благотворительность суть бизнеса, и не понты! Это, то что ты сейчас делаешь – это имитация бизнеса, а не бизнес! Бизнес – равен количеству прибыли, только! Это не хорошо и не плохо – это просто так есть! Бизнес – ведётся для прибыли; и уже потом, если есть прибыль, её можно тратить, в том числе и на благотворительность, - но нельзя заниматься благотворительностью, думая что делаешь бизнес, добра из этого не получится! – это после очередной её «командирской выходки», когда она, не посоветовавшись с ним, пыталась поставить свою сестру директором небольшого филиала их тогда ещё общей кометическо-парфюмерной фирмы.

                                  Ничего из её потуг тогда так и не вышло, как он и предсказывал, - но она, жена, никогда не признавала свою неправоту… Больше того, как-то так всегда получалось, что когда он оказывался прав в деловых вопросах – её это бесило, хотя она и не подавала вида, и толкало в следующий же раз обязательно поступить посвоему… Он видел это. Он это, как обычно, анализировал. Но ничего уже не мог сделать – они удалялись друг от друга как супруги, как люди верящие друг другу и полагающиеся друг на друга; и чистый свет доверия стали заменять им мелкие придирки, амбиции, грязь недосказанности… Нет, не так он представлял семью. Но слишком давно он себя обманывал – ничего уже нельзя было поправить. Да, собственно, и с самого начала… С самого начала он себя обманывал – теперь он это понимал совершенно точно.

                                  Идиотские, совершенно бессмысленные дебаты о сути вещей…

- Нет мужской и женской логики, нет! Логика – как арифметика, или она есть, или её нет. Не бывает женской арифметики! Дважды два всегда четыре – и у мужчин и у женщин, у коммунистов и у фашистов! И потому ТАК нельзя делать!

- Ты мешаешь в кучу то, что несопоставимо, - причём тут арифметика?? Есть женская логика – ты просто не хочешь это признать! Тебе – лишь бы настоять на своём!

- Да причём тут «настоять»! Это же не логично! Это не будет работать, это не рационально – ты пойми!

- А я считаю, что это – будет работать! Почему ты ПОСТОЯННО считаешь, что я неправа??

- Да не считаю я постоянно!.. Но у меня есть опыт. Я в этой каше с 90-х. А ты…

- Нашёл чем гордиться! А у меня есть понимание! Я…



                                  Это было постоянное оппонирование жены любой его подаче. Всё это постепенно окончательно убило семью. Нет – не бизнес убил. Семья умирала, несмотря на его попытки спасти её. Общий бизнес лишь был обостряющим фактором. Жена «дралась» за каждый миллиметр «самостоятельности» в бизнесе, и когда, наконец, «отвоевала» право единолично и полноправно принимать решения, а он полностью сосредоточился чисто на технических вопросах, - бизнес, как и ожидалось, стал хромать и спотыкаться…

Он уже не удивлялся тому, что и в этом он оказался виноват:



- Я вынуждена принимать решения за тебя!!

- Но ты за это и боролась. За право «руководить», быть «ведущей». Теперь ты руководишь и ведущая, - вот и принимаешь решения. Это ведь и есть основная функция руководителя – принимать решения. Ты разве не знала?

- Ты опять пытаешься меня унизить??..



                                  Да, не бизнес убивал семью, нет. Бизнес лишь был катализатором. Основным было разное понимание семьи, разное к ней отношение. Он всегда считал, что «семья» - это святое; то, ради чего и стоит жить. Для неё же семья была просто трамплин, или ступенька к достижению каких-то своих целей. К «самореализации», как, начитавшись паскудной «женской литературы», выражалась она. От одного уже этого, неплохого в общем, слова «самореализация» его буквально плющило уже.

                                  А тут и эта её сестра. Дура и дрянь, с которой всё и началось…



                                  И вот она стоит напротив и нагло лупит свои бессмысленные голубые бельмы, прикрытые крашеной по моде пегой чёлкой. Она на самом деле думает, что «заступается за сестру» и «пора поставить его на место»?..

                                  Мало уже владея собой, он близко придвинулся к ней и, внезапно, сам от себя не ожидая, прошипел каким-то чужим голосом:



- Ты… Ты что, думаешь, я с тобой разговаривать стану? Я сейчас дам тебе в рыло – она взглянула в его бешеные глаза и в её бессмысленно-голубых глазах сквозь пафос и наглость отчётливо плеснулся страх, - Сворочу тебе морду, - твой мужинек с братом вмешаются – я их тут и положу. Придётся. Ты, ссссука (злым, свистящим шёпотом) этого хочешь? У меня будут проблемы – но вот какие у вас будут проблемы! Поняла?



                                  Теперь уже она молча, не двигаясь, как загипнотизированная, стояла и смотрела в его глаза. В голубых бельмах стала накапливаться влага.

Он повернулся, и больше ни слова не говоря, ушёл.



                                  Он поражался сам себе… Что случилось? Откуда вылезла эта агрессия, и даже этот чужой какой-то голос?.. И в