шнура и начал поджигать последние шнуры. Пришлось искать их уже по памяти в дыму, почти на ощупь.
Забой покинул бегом. Взрывная волна первого взрыва настигла меня, чуть не сбив с ног, но разлетающиеся куски породы не долетали до меня. С безопасного места сосчитал взрывы, количество совпало с заряженными.
Успокоившись, пошел на место сбора взрывников для производства дальнейших взрывных работ. Взрывники спросили меня, почему была большая пауза между взрывами. Честно признался им, что потерял искру. Они выговорили мне, что я зря отказался от подстраховки другим взрывником, хотя бы при производстве взрывных работ в первый раз.
После этого мне стало даже легче работать с взрывниками. В дальнейшем продолжал осваивать на практике взрывное дело, сдал экзамены, прошел испытание и получил удостоверение мастера-взрывника.
С взрывными работами связан еще один личный тягостный случай. При каждом взрывании (отпалке как мы называли) я как горный мастер присутствовать физически не мог. Поэтому распределял взрывников по забоям, а сам уходил на более опасный участок. Надо было отпалить два забоя в одной тупиковой выработке. Вдвоем по лестницам с ВМ с одним стали подниматься в забой восстающего, а в горизонтальный тупиковый штрек послал другого взрывника, чтобы он зарядил забой, но не поджигал, так как мог загазовать восстающий, когда мы ещё находились там, и ждать моей команды.
Зарядили забой восстающего, подожгли, спустились вниз на штрек, и я спокойно пошел в забой штрека разрешить взрывание другому взрывнику.
Вдруг впереди сверкнуло, раздался грохот взрыва, и воздушная волна бросила меня на почву выработки, раздались звуки летящих и рикошетивших о борта выработки камней. Лишь при втором взрыве я понял, что это не обрушение, а взрывы в забое. Пригнувшись и прижимаясь к борту штрека, чтобы избежать падения, от потрясения взрывами, кусков породы с кровли выработки, побежал, удаляясь от забоя, и оказался под восстающим, где тоже начались взрывы.
Полуоглушенный, разозленный до бешенства, ведь если бы чуть замешкались в восстающем, нас бы задымило газом снизу, пришлось спускаться по лестницам на ощупь и нас могли настигнуть взрывы сверху, а это опаснее, чем уходить по горизонтальной выработке.
Когда добрался до места сбора взрывников, с трудом удержался, что бы не ударить виновника. Тот оправдывался, мол, не предупреждали. Хотя очередность взрывания в тупиковых выработках была ясна и не раз оговорена. Меня поддержали и взрывники. Я предупредил виновника, что добьюсь отчисления его из числа взрывников. Ошибок во взрывном деле не должно быть. От этого зависит твоя собственная жизнь и жизнь твоего товарища. Это как сапер, который ошибается лишь раз в жизни.
Да и ранее поводы к этому были. Если мы слышали неравномерный стукоток взрывов – значит, что это отпалил он (не буду уж называть его фамилию). Видимо излишне спешил, поджигая, чтобы поскорее убраться из забоя. В спешке путая очередность взрыва шпуров, а значит, не будет и должного «отрыва» или "ухода" забоя вперед, допускал случаи недочетов или отказов. Возможно, уходил, пропустив поджечь один, два шнура. Я получал за это взбучку от начальника участка. Помня свой мандраж при первой отпалке, допускал мысль о том, что он не может преодолеть страха до сих пор, хотя и выбрал такую профессию.
Разговаривал с ним один на один, пытаясь вызвать на откровенность. Предлагал ему помочь уйти из взрывников, чтобы никто не знал причины, но он ранее отказывался.
Всю жизнь у меня было предубеждение против пьяных в шахте, не допускал их до работы, чем вероятно, нажил себе не мало врагов. Но я не хотел всю жизнь чувствовать себя прямым и косвенным виновником смерти или несчастного случая кого-либо из-за допущенной небрежности под воздействием алкогольных паров. Особенно взрывников. Правильность моего поведения доказывали случаи подрыва взрывников в другие смены при смешном количестве шпуров 12. Эта цифра была будто роковой, как цифра 13, не для одного взрывника в мою бытность. Может малое количество шпуров расслабляло, допуская возникновение роковых ошибок.
Однажды с пожилым крупным взрывником (кажется, Никонов) заряжали 60 шпуров в блоке. Он через какие-то промежутки времени, отпрашивался и уходил в сторону. Не выдержав, я спросил его:
- Что с тобой, Иваныч?
- Да понимаешь, дома я нашел спрятанную женой бутылку «Перцовки» и выпил полбутылки, а она оказалась подсолнечным маслом наполнена.
- Как же ты столько успел выпить, не разобравшись во вкусе.
- Как всегда. Раскрутил бутылку и залпом.
- Как же ты старый взрывник перед сменой и бутылку хотел выпить. Коллеги-инвалиды не пример? Я ведь бы тебя не допустил и был бы у тебя на старости прогул.
- Что для меня одна бутылка, да я и хотел половину только выпить. Ты бы и не заметил.
Не забывается и еще один тягостный случай. В стороне от основных шахт на косогоре находилась разведочная шахта Лермонтовская глубиной 70 м. На смене находились на поверхности машинист подъема, женщина обычно, и рукоятчик-стволовой, женщина, тоже не имеющая права спускаться под землю. Руководила всем 20 летняя девушка горный мастер, неизвестно почему выбравшая такую мужскую профессию.
На шахте было пройдено минимум выработок: руддвор, квершлаг 50 м и под углом штрек, по бедной пока золотой жиле, 70 м.
Приехал пьяный взрывник с ВМ – надо было отпалить забой штрека. Мастер не допустила его к производству взрывных работ. Взрывник убеждал ее , пугая гневом начальства, если они не отпалят и сорвут работу проходчиков следующей смены. В конце концов, он убедил ее, что ничего страшного не случится, он в состоянии отпалить забой. Они вдвоем спустились в шахту в клети, зарядили забой и взрывник начал поджигать шнуры, но несколько раз терял искру.
Мастер стала требовать взрывника покинуть забой, так как контрольки не было и было потеряно чувство безопасного истечения времени. Мастер ушла из забоя, но взрывник не уходил. Мастер начала возвращаться в забой, чтобы силой заставить его уходить в безопасное место и в это время начали взрываться заряды в шпурах. Девушку ослепило и отбросило взрывной волной назад.
После окончания взрывов она стала кричать, но не дождалась ответов. На ощупь, держась за борт выработки и оставляя на нем кровавые следы, по памяти отыскала пускатели вентиляторов и включила их для проветривания забоя, чтобы взрывник, если остался жив, не отравился газом от взрывных работ.
Затем так же на ощупь и по памяти, везде оставляя свои кровавые следы, добралась до руддвора, нащупала кнопку селектора (переговорного устройства) и сообщила на приемную площадку, на поверхность. Рукоятчик-женщина на свой страх и риск спустилась в клети за ней в руддвор и помогла ей выехать на поверхность.
Я приехал на шахту по вызову вместе со скорой помощью и горноспасателями. Увидел окровавленную девушку-мастера, лежавшую на полу. Рукоятчик сообщила, что взрывник остался в забое. Оставив девушку на попечение медиков, спустились в руддвор и бегом кинулись в забой. Благодаря работе вентиляторов газ почти рассеялся и мы без труда нашли, лежащего на почве окровавленного, с оторванным ухом, отброшенного взрывами и находящегося без сознания, взрывника.
Горноспасатели на носилках бегом бросились выносить его в руддвор и на поверхность к медикам. Я же пошел по кровавым следам движения и действий мастера.
Оба, к удивлению невероятности в подобных случаях обычно заканчивающихся гибелью, выжили. Девушка ослепла и осталась с изуродованным лицом. За ее мужество в последующих после взрывов действиях, она заслужила бы награды, если бы …. Не хочется даже говорить, если бы она не являлась прямым виновником произошедшей трагедии.
Я ее не мог винить, так как и сам в интересах производства ранее брал на себя ответственность и порой, очень редко, допускал к работе подвыпивших взрывников, в разумной мере, конечно. Но тогда и находился с ним от начала и до конца смены.
Взрывник помогал заряжать забой, производил обрезку шнуров, а зажигал уже я или оба, подстраховывая друг друга.
В душе у меня осталось только восхищение мужеством девушки. Но в советское время рабочий был гегемон. Виноваты всегда ИТР: создали обстановку позволяющую допускать нарушения трудовой дисциплины, не перевоспитали пьяницу и т.д.
Это сейчас для новых хозяйчиков любой рабочий – быдло бесправное. Вот и подумаешь, какое время лучше. Огульно охаивать советское время нельзя.
К взрывнику с одним ухом, ставшим инвалидом не испытывал жалости. Наказал себя сам и погубил безвинного человека. Встречал его пьяного бродящего по поселку и стреляющего рюмки, кричавшего, что кто-то его на шахте погубил.
К 80–м годам многое изменилось в методах, приемах, условиях работы на рудниках и шахтах. На современных шахтах увеличилось сечение проходимых горных выработок, значит, увеличилось и количество пробуренных шпуров необходимых для отрыва горной массы. Пришла новая техника: буровая, погрузочная, проходческие комплексы, электровозы.
Коренные изменения произошли и при производстве взрывных работ, что намного увеличило безопасность их производства. Если необходимая очередность взрывания зарядов в шпурах при огневом взрывании, достигалась промежутками времени при последовательном, отдельном поджигании затравками огнепроводного шнура, все шнуры были одной длины. В настоящее время это достигается обрезкой огнепроводных шнуров на 5-6 см между ними и общая длина каждого шнура позволяет их собирать в пучки в специальные зажигательные патрончики (ЗП), что позволяет сократить число зажиганий на забой до 5-6.
Все мои воспоминания уже является историей, в которую трудно поверить – но так было. Пришлось участвовать на Севере при отпалке в горизонтальных лавах, поджигая ОШ шнур от шнура, а врубовые шпуры уже взрываются, когда ты находишься ещё в 40 м и продолжаешь ещё поджигать.
Огневое взрывание разрешено только на рудниках и шахтах не опасных по взрыву газа и пыли. В угольных шахтах с выделением газа метана производится только электровзрывание.
Когда в 80-ые годы рассказывал молодым взрывникам, как именно производилось взрывание в 60-ые годы, они почти не верили и не могли понять необходимости так подвергать опасности свою жизнь. Да и сам я не мог сейчас объяснить разумность такого взрывания. Единственным объяснением была огульная экономия всего и вся.
За годы работы пришлось хоронить и малознакомых и знакомых, с которыми был в контактах вне шахты, сиживал за одним столом, охотился в тайге.
Разве может забыться случай, когда перед тобой в луже крови лежит человек, с вырванной прямо из левого плеча рукой. Видишь, как уходит из него жизнь, а ты не можешь ему ни чем помочь, так как даже жгут, останавливающий кровь, некуда наложить. Это
