ГОРБАТЫЙ МОНАХ

Северным морям «против зельнаго обуревания», против сильного ветра, против встречной волны, и священник непрестанно пел покаянные псалмы пророка Давида. Двенадцать раз в году должен был Василий пройти свой путь. Расстояние между Керетью и Колой в одну сторону – тысяча километров. Сколько он прошёл за свою епитимью – Бог ведает. За годы постоянной гребли спина праведника сгорбилась, согнула его чуть не вдвое…
– Говорят, над «Варламьевой лодьей» всегда царила буря, – проговорил Тихон Еремеевич. – Она будто рождалась вокруг карбаса и всюду его сопровождала.
– Да кто это видел? – буркнул Анатолий Акимович.
– Моряки видели, – ответил Кичигин. – Тогда, в шестнадцатом веке… И позже тож.
Скорюпин представил море, туман, и на волнах, вдруг забурливших на спокойных штильных водах, парусную лодью с одиноким гребцом и его жутким грузом. Наверняка морякам казалось, будто они видели нечто из иного мира… Лично он хорошо их понимал.
– У нас тут места суровые, особенно на Святом Носу, – напевно продолжал Кичигин. –  Здесь сталкиваются течения двух морей, и тогда образуются морские сувои.
– Что образуется? – переспросил Скорюпин.
Трифон Еремеевич повторил:
– Морские сувои. Большие волны. Они возникают, будто ниоткуда и сталкиваются друг с другом, не пойми, как. Очень это опасно – хоть для лодьи, хоть для большого корабля. Так что мореходы предпочитали пересекать Святой Нос по суше, волоком от Волоковой губы до Лопского становища. Да только и тут их ждала беда. В бухтах этого мыса водились особые черви – «корабельные сверлила».
– Ну, и названье, – хмыкнул в кружку Анатолий Акимович. – Они что, на дрель похожи?
– На дрель?
Кичигин подумал и отказался:
– Не-ет. На дрель совсем не похоже.
Тайгина Мартыновна вмешалась:
– Их личинки цепляются за днища судов и просверливают самую крепкую древесину. Одни дыры в днище. Так что, поди, и похоже.
Майя сравнила зачаровано:
– Ну, словно дуршлаг. Да?
– Похоже, – согласилась Тайгина Мартыновна и скупо улыбнулась.
Через три года после наложения епитимьи прибыл отец Василий к этому переволоку на Святом Носу, увидел множество «корабельных сверлил» и, конечно, вознамерился избавить мореходов от напасти. Встал на носу своего карбаса и помолился Богу, руки воздев к небу. Чудо Божье очистило море от моллюсков навсегда! До сих пор ни одного нету! Путь стал «благопроходен», и карбас, наконец, пристал к берегу. Василий похоронил убиенную свою жену и постригся с именем Варлаам. Сперва в Печенгском монастыре он подвизался у преподобного Трифона. С ним вместе побывал в Кандалакшском Рождества-Богородичном монастыре на Соборе Кольских святых. Затем вернулся в родные Керетские пределы, в Чупскую губу – туда, где захоронил он свою наболевшую и драгоценную ношу – останки любимой матушки. Молился. Постился. В глубине Чупской губы поставил часовню и жил в пещере со зверями. Господь дал ему дар исцеления и чудотворения, прозорливости. Он исцелял людей, изгонял из них бесов, спасал их на море.
Прожил святой подвижник около ста лет. Когда в 1590 году Варлаам умер, похоронили его в селе Керети близ церкви святого великомученика Георгия, и с тех пор те, кто просил его о помощи, получал её незамедлительно. Мощи его нетленные явились людям в 1722 году при разборе часовни великомученика Георгия Победоносца и до 1961 года пребывали в селе Кереть… а потом вдруг бесследно исчезли.
– Богоборцы стащили, видать, – вздохнула Тайгина Мартыновна. – И спрятали.
– Бог поругаем не бывает, – строго возразил её муж. – Время пока не пришло святые мощи обрести. Не достойны.
Тайгина Мартыновна, повздыхав, вынуждена была согласиться. А Скорюпина перекорёжило всего. Но он ничего не сказал. Выслушал, раздувая ноздри, что с той поры жители Керети присказу такую изобрели: «Куда пошёл – как Варлаам против ветра?». А норвежские рыбаки говорили: «Как с моря на берег идёт туман, и погода портится, то это «русский поп жену привёз»…
Кичигины встали, повернулись к углу, в котором на треугольной полке стояли три иконы, и перекрестились. Майя неуверенно последовала их примеру. А Скорюпин не выдержал и выскочил вон. Свежий воздух не помог, не отрезвил, не выветрил. Так же глухо и страшно томило душу – а ещё так противно, что от самого себя воротило.
И всё же… Регина. Ребёнок. Убийство Майи. И чтобы шито-крыто, а он вне времени, вне подозрений. Больше нигде не получится. Скорюпин с огромной неохотой поплёлся к пристани в поисках старого подгнившего карбаса. Наверняка, один, да найдётся такой. Брр… Лето, а прохладно. Особенно по заходу солнца.
Надо зазвать Майю на вечернюю прогулку уже завтра. Выйдут в  море, и там он выбросит её за борт; а карбас подломить кое-где и затопить поближе к берегу. А самому – вплавь и скорбная застывшая рожа.
Вот, кажется, расползлось одно подходящее судёнышко для задуманной черноты. Он осмотрел днище. Крепкое ещё, но есть некоторые слабые места. Оставшись довольным состоянием лодки, Скорюпин безотчётно глянул на просторы и остолбенел. Перед ним качался на больших, невесть, откуда взявшихся, крупных волнах призрачный карбас древней выделки, а в ней горбатого монаха на вёслах и труп истлевающей женщины.
Теперь Скорюпин знал, кто это.
Варлаам!
Через века он приплыл к преступнику, чтобы мучить его беспощадно всю временную жизнь, и видеться его взору веки вечные. Преподобный поднял голову. Скорюпину предстало бородатое лицо с чёрными глазами.
– Анатолий, – услышал Скорюпин, – жизнь твоя кончается вечная, смерть вечная надвигается и скоро похоронит тебя. Одумайся. Не кади бесам.
Он протянул к Анатолию Акимовичу руку и пропал. У Скорюпина подкосились ноги. Он упал и потерял сознание. Очнулся – понял, что промёрз и едва может шевелиться. Кто-то кричал его имя. Далеко. Он шепнул ветру: «Я тут». Но ветер не помог. Губы Скорюпина зашевелились в поисках слов.
«Помогите…».
«Помогите… я замерзаю…».
«Помогите… я замерзаю… Не хочу умирать… вот так…».
«Помогите… я замерзаю… Не хочу умирать… вот так… Боюсь…».
«Помогите… я замерзаю… Не хочу умирать… вот так… Боюсь… Майя… Майя… Прости».
«Прости, Майя! Помоги!».
И вдруг – найденное:
«Господи!».
Стрела вонзилась в него, и он вдруг понял, что Регина вовсе не беременна. Что к ней любовник больше года ходит. Он вдруг понял, как любит его Майя. Понял её неодолимую тягу к детям. Понял свою жизнь. Её нищету.
И заплакал невыносимо, потому что никогда не плакал.
С трудом поднявшись, Анатолий Акимович опёрся руками о карбас и глянул вдаль. Лодка преподобного Варлаама была там. Святой монах стоял возле мачты и смотрел на него. Перекрестил его. В глаза Скорюпина брызнул свет – и море пустынно. Анатолий глубоко вздохнул, перегнулся через борт, умылся морской водой и взялся за вёсла. Берег встретил его ночными бабочками – их имена знала Майя. Он смотрел на них, сопровождавших его на пути к дому Кичигиных, и шёл, крепко ступая по святой Кольской земле.
Бабочки. Бабочки Майи.
Горбатый монах. Сохранитель и тёплый молитвенник.
Скорюпин шёл и радовался, что идёт.
Что идёт к жене. К Майе.
_____________________________________________________________________________
1. «Повесть о преподобнем Варлааме Керецком». РГДА. Ф. 196. № 634. Ч. 4, 5; «Канон преподобному Варлааму Керетьцкому, новому чюдотворцу», «Канон преподобному Трифану Печенгскому чудотворцу». Рукописное собрание Псковского музея-заповедника. Ф. Никандровой пустыни. № 292; «Житие преподобного Трифона Печенгского просветителя лопарей» // Православный собеседник. Казань, 1859. Ч. 2; «Слово историческо о житии преподобного Варлаама иже в край Соловецкого моря, в месте нарицаемом Кереть просиявшего». РГБ, рукописный фонд, собрание Егорова, № 1571. Л. 298.
2. Игумен Митрофан (Баданин). «Преподобный Варлаам Керетский. Исторические материалы к написанию жития». - Изд. «Ладан». СПб. - Мурманск, 2012. 248 с.: ил. – (Православные подвижники Кольского Севера: Книга III). Издание второе, исправленное и дополненное.
3. Русский дом. – 2011. – № 11. – С. 17.

1-22 марта 2013