Дедушка Сидоров

Три солдата последнего призыва сидели на табуретках возле коек и полировали пряжки. Новое пополнение прибыло в роту неделю назад.

- Матюхин,за что тебя каптёрщик ударил? - спросил одного из них ротный писарь, ища что-то в тумбочке.

- В строй опоздал, - уныло ответил тот и часто заморгал белёсыми ресницами.

- Так шевелиться надо! Ходите как сонные мухи. Тебя, Мирославлев, тоже касается.

- Он к Матюхину с первого дня придирается, - вступил в разговор другой солдат, с мужественным и решительным лицом. Он говорил с кавказским акцентом. - А командир молчит.

- Зачем же Улыбин будет соваться? - удивился писарь. - Да он и служит только полгода,мы с ним вместе призывались. Хоть и младший сержант, а для стариков - нуль. - Он захлопнул дверцу тумбочки и выпрямился. - А ты что, Амиров, учителем был?

- Да. Я в военкомат сам пришёл, - угрюмо усмехнулся кавказец. - Считал, что мужчина должен армию пройти...

- Сюда идёт, гад, - встревожился вдруг Матюхин, встал и зашёл за ряд двухъярусных коек.

Размахивая гимнастёркой, к ним приблизился маленький полный каптёрщик, поискал кого-то глазами, очевидно, Матюхина, потом кинул её на колени Амирову.

- Постираешь, педагог! - И уходя, бросил через плечо: - Чтоб через десять минут как новенькая была!

Кавказец швырнул гимнастёрку на подоконник.

- Вы ещё Сидорова не видели, - сказал писарь. - Сейчас на гауптвахте сидит. Зверь! Когда заведётся - покалечить может.

И словно в подтверждение его слов кто-то крикнул в другом конце казармы:

- Всё, молодёжь, кончилась ваша райская жизнь! Сидоров с губы возвращается!

***

Он появился четверть часа спустя, высокий, могучий, красивый. «Старики» оживились.

- С освобождением, Витёк! Ну, рассказывай про свои подвиги.

- Да какие там подвиги, - отмахнулся Сидоров. - С лейтенантом из обоза немного подискутировали.

- Оживлённая, видать, дискуссия была, раз ты десять суток схлопотал, - засмеялся каптёрщик. Внезапно лицо его стало серьёзным: он заметил свою гимнастёрку на подоконнике. - Не хочет стирать, салажёнок, - мотнул он головой в сторону Амирова.

- Этот лезгин оборзел вконец, - заворчали старики. - Всю дорогу возникает.

Глаза у Сидорова загорелись.

- Который? Вон тот? - Пружинистой походкой он подошёл к Амирову и вроде бы лениво поинтересовался: - Говорят, выступаешь много?

Лезгин горделиво откинул голову назад.

- Я чужие гимнастёрки стирать не...

От мощного молниеносного удара он вместе с табуреткой полетел на пол. Но тотчас же вскочил и бросился на Сидорова. Второй удар снова свалил его с ног. Из носа потекла кровь. Амиров поднялся, зажал нос рукой и вышел в коридор.

***

После отбоя раздалось:

- Мирославлев, ну-ка, сообщи, сколько дней дедушке Савчуку до приказа осталось.

Наступило молчание.

- Пусть кто-нибудь другой, - негромко сказал младший сержант Улыбин и возвысил голос: - Матюхин! Сколько дней дедушке Савчуку до приказа?

- Только смотри, чтобы с чувством. - добавил Савчук.

- Дедушке Савчуку до приказа осталось сто пятьдесят три дня! - истово прокричал Матюхин.

- Вот молодец, сынок.

- Как этого лезгина фамилия? Амиров? - спросил Сидоров. - Амиров, сколько дедушке Сидорову осталось до приказа? - В казарме стало тихо. - Амиров! - В его голосе зазвучала властность, которая не терпит неподчинения.

- Дедушке Сидорову до приказа сто пятьдесят три дня! - зло выкрикнул лезгин.

***

На следующее утро Сидоров был не в духе. Все, кроме стариков, старались не попадаться ему на глаза. Лишь Мирославлев, бледный, хилый солдат, в своей всегдашней задумчивости наткнулся на него.

- Куда прёшь? - гаркнул тот. - Глаза ещё не продрал что ли? Постель мне заправишь! - И пошёл умываться.

Несколько секунд Мирославлев стоял как вкопанный, затем отправился следом. В «умывалке» он подошёл к чистившему зубы Сидорову и, борясь с волнением, выпалил:
- Во-первых, не обращайся больше ко мне с подобными просьбами, во-вторых, не разговаривай со мной таким тоном. - И тут же вышел.

- Первое отделение второго взвода,строиться! - послышался голос Улыбина.

Мирославлев уже стоял в строю, младший сержант уже командовал: «Отделение...», когда показался Сидоров.

- Подожди, командир, - раздраженно заговорил он. - Ну, деды, совсем вы молодняк распустили. Придётся мне их воспитанием заняться. - Он посмотрел на Амирова (тот твёрдо выдержал его взгляд) и вдруг закричал, надвинувшись на Мирославлева: - А ты, салага, будешь мне каждое утро постель заправлять! И попробуй только, пикни у меня ещё!

- Отделение, напра-во! - скомандовал Улыбин. - На выход ша-гом марш!

***

Вечером в ленинской комнате Сидоров, самодовольно смеясь, рассказывал ефрейтору Савчуку:

- Я ему говорю: «Думаешь, если звёздочки нацепил, так гавкать на меня можешь?..»

По коридору рота шла строем в столовую. Они ужинать не пошли. Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стоял Мирославлев. Глядя в глаза Сидорову, он произнёс:

- Ты что, сволочь, не понял? Ещё раз будешь так со мной разговаривать - у-ни-что-жу! - Потом повернулся и догнал своё отделение.

***

Мирославлев мучился весь этот день. Вновь и вновь вспоминал он с отвращением утреннюю сцену: Сидоров рявкает на него, а он по команде поворачивается и марширует... Невыносимее всего была мысль, что Сидоров пребывает в уверенности, что может безнаказанно вот так кричать на него. Теперь он чувствовал огромное облегчение.

После ужина он минут пять ходил взад и вперёд между столовой и забором. «Что будет дальше», - думал он. Вспомнил Амирова, отбой. Он, Мирославлев, ни за что не стал бы объявлять, сколько дней осталось. В карантине Улыбин начал было покрикивать на него, но встретив отпор, стал относиться к нему не только с уважением, но даже, пожалуй, с симпатией. С Сидоровым такое, конечно, не произойдёт. Мирославлев совершенно не представлял, как он собирается «уничтожать» Сидорова, но одно знал точно: так разговаривать с собой он ему не позволит. Ни ему, ни любому другому человеку на земле. 

Он пошёл в казарму.

Ещё идя по коридору, услышал он знакомый голос.

- Нет, так легко он не отделается. Он у меня пожалеет, что на свет божий появился!

Сидоров стоял в окружении старослужащих и когда Мирославлев проходил мимо, процедил сквозь зубы:

- Эй ты,ко мне!

Не замедляя и не ускоряя шаг, Мирославлев прошёл к своей койке и принялся её зачем-то заправлять. Наступила напряжённая тишина.

И тут раздался дикий рёв:

- Ко мне, салага!

Он медленно обернулся. Его враг стоял, подавшись вперёд, и налитыми кровью глазами смотрел на него. Так прошло несколько секунд. Вдруг Сидоров сжал огромные кулаки и стал приближаться.

Улыбин шагнул вперёд и хотел что-то сказать.

- Отставить, младший сержант! Не дёргайся! - остановил его старшина срочной службы Мустафин. Засопел Амиров.

Мирославлев приготовился драться. Драться до тех пор, пока способен будет стоять на ногах. Так бы, наверное, всё и происходило, если бы Сидоров не начал, подходя, ругаться. Он ругался виртуозно, подбирая самые оскорбительные слова.

Мирославлева охватил гнев. Слепой, безудержный. Ощутив прилив беспредельных, казалось, сил, он схватил табуретку и с размаху опустил её на голову Сидорова. В тот же миг гнев погас. Он с ужасом глядел на распростёртое у его ног безжизненное тело.