Воровка из подземелья

Когда Хозяева говорят это слово, нам надо бежать: оно означает, что нас заметили. Это важно, потому что, если медлить, нас могут убить; но я забыла это слово. Мне вообще трудно даются чужие языки... Язык рабов я тоже не знаю.
   
    III
   
    Я медленно крадусь по тёмному коридору. Он широкий и длинный, как улица. Хозяев дома нет, и я в очередной раз отправилась за едой, надеясь добыть её уже ставшим привычным способом. Огромный хозяйский дом похож на сказочный дворец; даже в минуты страха я не перестаю восхищаться красотой, когда прихожу сюда. Огромные залы, роскошные ковры и яркие ткани, фарфор и стекло, прозрачное, как родниковая вода... Посуда и мебель... у нас в подземелье никогда не было никакой мебели.
   
    Я неслышно пересекаю комнату, тихо ступая по ковру; лунный свет проникает сквозь тонкие шторы, ложится на пол светлыми квадратами. Каждый раз я прохожу мимо шкафа; в нём длинные ряды одинаковых твёрдых брусков, испещрённых непонятными знаками. Я не знаю, что это и для чего нужно. На нижней полке стоит шкатулка, - у неё прозрачная крышка, и я вижу жёлтый, как будто светящийся изнутри камень, - янтарь, настоящее чудо, встречающее меня в полутёмной комнате...
   
    Мне так хотелось захватить хоть что-нибудь из этого царства красоты, - а камень был маленьким и лёгким. Поэтому, подавив сомнения, я забрала его с собой, - украла и принесла домой вместе с хлебом и сыром. Дома у меня не было красивых вещей. Мои домашние считали, что это не нужно, - нам и еду-то не всегда удавалось достать, что уж говорить о вещах...
   
    Родители меня ругали. Нельзя воровать вещи, - говорили они, - брать можно только еду. Обычно Акина защищала меня, когда у нас случались размолвки, но в этот раз она была согласна с родителями. Хозяева могут обозлиться, заметив пропажу,  и тогда нам не поздоровится. Пропала дорогая вещь, - а Хозяева серьёзно относятся к дорогим вещам... У камня был жёлтый золотой ободок, а к нему крепилась цепочка. Всё это было из чистого золота; украшение будут искать...
   
    Меня ругали, и я пообещала больше не трогать хозяйских вещей; но камень остался у меня: я спрятала его в солому и часто смотрела на него, когда этого никто не видел. Мне казалось, он делал нашу тёмную нору красивее и светлее, - как будто я захватила для нас с поверхности кусочек солнца...
   
    IV
   
    Время шло; мартовские холода понемногу отступали, - пришла весна, и безжизненная земля наконец покрылась травой. Мне нравилось, что трава возле нашего дома была высокой: в ней можно было укрыться, теперь я часами сидела в зарослях и наблюдала за Хозяевами.
   
    Их было двое, но иногда приходил и третий, - огромного роста. Про себя я прозвала одного из них Большая Гора, а второго, поменьше, - Малая Гора. Наверное, это был детёныш. Впрочем, их ведь никогда не поймёшь: детёныш этот мог быть в несколько раз старше нашей Акины. Третьему Хозяину я так и не дала имени: он мало меня интересовал, потому что приходил только вечерами, когда мы с братьями и сестрой отправлялись гулять.
   
    Теперь, когда пригрело солнце, Хозяева часто обедали во дворе за большим столом. Я радовалась этому: в такие дни мне не нужно было идти на кухню, чтобы украсть что-нибудь съестное. Иногда они оставляли объедки, иногда случайно роняли что-нибудь на землю. Как-то раз, идя по двору, я обнаружила под деревом огромный ломоть свежего хлеба. Я не знала, забыли ли его там или просто оставили на время, собираясь потом вернуться. Как бы там ни было, я украла этот кусок, - схватила его и потащила к нам, укрывшись в густой траве.
   
    Каждый раз, принося съестное, я обычно угощаю Акину и всех своих домашних.
   
    - Кушай, бабушка, - говорю я, и она жуёт, смешно пряча куски хлеба за щёку.
   
    Акина мне не родня, она просто живёт у нас, но мы все зовём её бабушкой, - просто потому, что она здесь старше всех.
   
    Забившись в угол, Кит смотрит на хлеб жадными глазами.
   
    - Ешь, малыш, - предлагаю я, протягивая и ему кусок.
   
    Сегодня все мы будем сыты. Тиль давно уже не поддразнивает меня и не смеётся: он смотрит на меня, как на взрослую, добровольно взявшую на себя ответственность за благополучие семьи. Скоро придут родители, и я смогу их накормить, - даже если они не нашли еды, никто не останется голодным.
   
    Наевшись, мы начинаем рассказывать истории, - мы с братьями и сестрой их обычно придумываем, а вот Акина говорит правду: у неё есть что нам рассказать. Акина стара... она бела как лунь, у неё красные слезящиеся глаза. Она очень давно живёт на земле, - я даже не знаю, сколько ей лет.
   
    Давным-давно, когда нас ещё не было на свете, она жила в большом доме, - почти таком же, как хозяйский дом, только он был намного больше и стоял в городе. Город этот сейчас виднеется где-то на горизонте, - он принадлежит Хозяевам, а не нам.
   
    Акина родилась и выросла в рабстве; её держали в железной клетке и бросали ей на пол еду. Сначала она делила клетку с другими такими же рабами, а когда немного подросла, её продали на рынке и забрали оттуда в другой дом. Её разлучили с семьёй; ни родителей, ни братьев, ни сестёр она больше не встретила. В доме Хозяев Акина жила совершенно одна, пока не состарилась, - много лет...
   
    Как она не сошла с ума, остаётся загадкой; Акина рассказывала, что один из Хозяев говорил с ней на своём языке, и от него она научилась некоторым словам. Это подобие общения помогло ей сохранить рассудок;  наблюдая за Хозяевами целые дни напролёт, Акина узнала о них больше, чем кто-либо из нас.
   
    В их обществе культивировалась доброта; у Хозяев было даже некое подобие морали, - но это была очень своеобразная мораль. Добрыми их учили быть только к своим. Все остальные существа, к какой бы расе они ни принадлежали, считались глупыми и не заслуживающими особого внимания. Если существо признавалось полезным, его обращали в рабство; если вредным, его убивали. Иногда хозяйские дети могли поиграть с кем-то из рабов, но это занятие считалось недостойным, пустой тратой времени. Так было потому, что Хозяева считали всех остальных похожими на вещи, - как будто и не живыми вовсе. У них даже слово особое для этого было, но я его не запомнила.
   
    Правда, один из Хозяев, - тот, который разговаривал с Акиной, - был не таким, как все. Возможно, среди своих он чувствовал себя неуютно, поэтому и тянулся к ней. Но и он не помышлял о том, чтобы отпустить рабов на свободу. Акине было жаль его, но однажды, когда дверь её клетки случайно забыли закрыть, она убежала. Впереди её ждала неизвестность и, возможно, голодная смерть, - но жизнь в железной клетке тогда казалась страшнее смерти. Оставив свою тюрьму, Акина очень долго блуждала по огромному дому; он был похож на лабиринт, оттуда было не так просто выбраться. Когда она наконец очутилась на улице, то была еле жива от голода и жажды. Акина пила воду из канавы и питалась на помойках, пока наконец не добралась до нас. Мои родители приютили её. Меня тогда ещё не было на свете.
   
    Потом родились мы, и Акина заменила нам бабушку; она присматривала за малышнёй, пока родителей не было дома...
   
    - Ну, как у вас дела? - спросила мама, неожиданно вынырнув из тёмного коридора.
   
    Следом за ней явился и папа; день был не очень удачным, - сегодня еды они достали не много, но хлеба, который я принесла, хватило на всех.
   
    - Добытчица! - улыбнулся папа, отрывая кусок от принесённого мной ломтя.
   
    Кит, наевшись, тихо дремал в углу; Акина тоже была уже сыта. Тиль, Мик и Мина доедали свои порции, стряхивая на землю крошки...
   
    На душе у меня было легко; никогда ещё я не чувствовала себя так уверенно и спокойно. Я знала, что смогу позаботиться о близких, даже если для нас наступят тяжёлые времена. Мне казалось, что нашу семью ждёт счастливое будущее. Но это было не так...
   
    IV
   
    Акина умерла поздней ночью, когда все уснули, а наутро заболел Кит. Зная о том, что я приду, Хозяева оставили под деревом кусок отравленного хлеба, - чтобы другим воровать было неповадно. Мы все заболели, отведав его; меня сильно тошнило, и голова у меня кружилась; перед глазами всё плыло, - я была уверена, что умру. Но все мы вскоре выздоровели, а вот Кит - нет. Он лежал на подстилке из соломы, уже похолодевший, а я не понимала, что он мёртв, - мне казалось, его ещё можно спасти.
   
    - Надо вынести мёртвых на улицу и закопать, - сказал папа, который и сам был еле жив после добытого мной отравленного угощения. - Помоги мне, Тиль. И ты тоже, Лита...
   
    Ни слова упрёка, -  он понимал, как мне сейчас тяжело...
   
    ...Мы с отцом тащили тело старухи Акины вверх по узкому подземному коридору, а мама шла следом за нами и несла лёгкое, почти невесомое тело Кита. Он сильно исхудал за последние дни. Наконец мы поднялись наверх; холодный ветер подул мне в лицо, а свет фонаря, висевшего во дворе хозяйского дома, слепил глаза, - он показался мне ярким, как солнце, и я зажмурилась. Мы оттащили мёртвых подальше, туда, где Хозяева их не найдут, и стали копать, - земля была холодная и влажная, дождь закончился совсем недавно.
   
    Это не были настоящие похороны. Мы просто молча постояли у свежих могил и пошли назад, в наш подземный дом, вдруг показавшийся нам непривычно пустым... Акина рассказывала, что, когда кто-то из Хозяев умирает, они устраивают целое представление: собираются гости, для них готовится вкусная еда, а тела украшают особыми тканями. На могилу бросают цветы, чтобы те умирали: Хозяевам легче, когда они умирают не в одиночестве. У нас всё не так. Нам не нужно умножать смерть, чтобы выразить горе. Мы просто слегка притрусили тела землёй, скрыв их от чужих глаз. Не было ни надгробных речей, ни цветов, - да и самих гробов тоже не было.
   
    ...Время, оставшееся до рассвета, тянулось тоскливо и медленно; я лежала на соломе и думала, что никогда больше не увижу Акину, не услышу её рассказов о том, как она жила у Хозяев, и никогда больше она не научит меня новым словам... теперь я вообще ничего не узнаю о жизни на поверхности: некому будет мне рассказать; остались родители, но они сами мало что знают... Внезапно моя рука нащупала в соломе что-то твёрдое. Злосчастный камень Хозяев, - прозрачный жёлтый янтарь, похожий на луну, - попался мне под руку. Он казался таким красивым, а теперь как будто потускнел; сейчас я ненавидела его: ведь это из-за него всё случилось. Если бы я не украла камень, возможно, Хозяева не отравили бы хлеб, кто знает...
   
    Я решила отнести камень назад, - в дом, в шкатулку, - чего бы мне это ни стоило. Но сделать это я смогла не скоро: ещё одно происшествие нарушило мои планы...
   
    V
   
    Теперь, после того, как Хозяева отравили хлеб, мы боялись брать у них еду. Нам снова грозил голод; родителям пришлось ходить за зерном, - далеко, за полем, был амбар, в котором оно хранилось. Они уходили ночью и возвращались перед рассветом. Это был опасный путь; мы, дети, всегда волновались, когда ждали их. По дороге могло случиться всё что угодно: встреча с хищным зверем или птицей, расставленные Хозяевами ловушки, попавшиеся на пути, - всё это могло стоить жизни. Иногда папа отправлялся в амбар один, а мама шла искать еду где-нибудь в окрестностях, поближе к дому. Обычно она приносила немного зелёных яблок или ещё каких-нибудь фруктов;