Свалка

да. Но он еще и неуязвим в придачу. – Как это? Пуля, что ли, не берет? – Может быть, и берет. Но он сам двигается, как пуля. Если он видит ствол, то в него невозможно попасть. – Откуда вы знаете? – Проводил эксперименты, он сам просил. Он говорит, что видит пулю, и я ему верю. Муха может видеть лопасти вращающегося вентилятора. Движение – это иллюзия, основанная на восприятии времени тела. Я думаю, парень умеет замедлять время физических тел, ускоряя время своего собственного. – Ни хрена себе. – У вас есть другое объяснение? – Вот когда я выстрелю ему в лоб, тогда у меня будет объяснение. – Не советую. При всех своих способностях он сохранил прежние качества – злобность и мстительность беспризорника. Убьет, не задумываясь. А вы даже не уловите начало его движения. – Возможно, мне и не придется ничего улавливать. – Что? – Да так, ничего. Продолжайте. – Да мы уже пришли.
Они находились в квадратном и низком туннеле, совершенно черном от покрывавшего его перегноя, с потолка свисали длинные пряди грязи, пол пружинил, было душно и тепло, воняло, как в канализационном отстойнике. – Что-то я не вижу здесь грибов, - сказал он. Дед направил луч фонаря на стену, по которой змеилась сероватая плесень, ухмыльнулся, - Вот это и есть гриб. Он микроскопичен. Грибное тело можно увидеть только в увеличительное стекло. – Сейчас мы вдыхаем споры? – В очень незначительном количестве. Какая-то их часть присутствует в воздухе постоянно, но сейчас не время. Я бываю здесь уже пять лет, раз по пять в неделю и ничего со мной не случилось. – Вы не стали экстрасенсом? – Не стал. Гриб действует избирательно. Из пятерых пацанов, спустившихся сюда первоначально, экстрасенсами стали только двое, еще с двоими ничего не произошло. – А что стало с пятым? – Он спит. – Как спит? Летаргическим сном? – Не совсем. Каждые сутки он просыпается на пару часов. Справляет естественные надобности, ест, что дают, гуляет. И ничего не говорит, только улыбается. Потом снова засыпает. Выглядит здоровым. В таком состоянии он уже восемь лет. – Так какие, черт возьми, основания болтать о новой культуре? И вообще, связывать все это с действием гриба? – Дед изучающее посмотрел ему в лицо, он, казалось, ничуть не удивился и не обиделся на резкость, - Я изложил вам только те факты, в которые вы можете вложить свои персты. Пацаны излазили лабиринт вдоль и поперек, они даже жили здесь, и за одиннадцать лет существования колонии таких преображений было множество, десятки. Они же пытались жрать мицелий и грибное тело – с голодухи, теперь уже не жрут, боятся. Когда я поселился здесь, пять лет назад, большинство из них уже понимало, что это – игра в русскую рулетку и даже спускаться сюда не для всех безопасно. Человек может получить что-то, но никогда не знает – что, и как пользоваться полученным, он даже не знает, получил ли, до тех пор, пока оно не начнет проявляться, а в сроках нет никакой закономерности. Здесь были случаи, когда люди исчезали бесследно, просто растворялись в воздухе – через три-четыре месяца после посещения лабиринта. – Это все напоминает племенные легенды. – Знаю. И не стану говорить вам, что видел это своими глазами, потому, что вы все равно не поверите. Но я могу показать вам девушку, которая проходит три километра в любом направлении, например, по свалке и всегда находит деньги, ювелирное изделие или ценную вещь – даже если она под метровым слоем земли. И я могу показать вам несчастного ребенка, у которого заросли глаза. – Как заросли? – Так. Исчезли за одну ночь. Он лег спать однажды, а проснулся без глаз. Там, где положено быть глазным впадинам, у него совершенно гладкое место, заполненное мышечной тканью. – Вы для этого привели меня сюда? Посмотреть, а не зарастут ли у меня глаза? А ведь я, пожалуй, сверну вам сейчас голову. – Не сможете. – Почему это? – Потому, что ваши ноги приросли к полу. – Он посмотрел вниз и увидел, что его ноги пустили корни, или это корни, проросшие из перегноя, спутали его ноги. Он закрыл глаза, чтобы не быть ослепленным вспышкой собственной ярости, потом открыл их, чтобы увидеть мертвое тело Деда у своих ног.
Но никакого Деда в подземелье не было.

Глава 12

Он долго смотрел в темную и блестящую стенку, прежде чем понял, что видит свое лицо, отраженным в экране компьютера, и шевельнулся в кресле.
В комнату вошел ухмыляющийся Дед с двумя кружками кофе в руках, - Поздравляю с прибытием. Надеюсь, вас не очень утомило путешествие?
Он попытался что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни звука. – Не напрягайтесь, - Дед предостерегающе поднял ладонь, - Эта немота быстро пройдет. Молчите, пейте кофе и слушайте, - он сел в кресло напротив, - Будучи скептиком, также, как и вы, я знал, что никакой обмен между нами невозможен, пока вы не вложите пальцы в раны Христа, чтобы убедиться если не в существовании Христа, то хотя бы ран, - он ухмыльнулся, - Но мне не хотелось, чтобы эти раны были моими. Из того, что вы нашли нужным сообщить мне о себе, и до чего мне удалось дойти самостоятельно, я сделал вывод, что прямое общение с вами может быть небезопасным, и решил сделать его, так сказать, виртуальным, создать буферную зону для контакта. – Значит, - он сумел, наконец, разлепить губы, - Не было никакого подземелья? – Подземелье есть и оно именно такое, каким вы его видели, но вас там не было. Я показал и рассказал вам все, что хотел, вы получили наглядный урок силы – теперь у нас есть пространство, в котором можно двигаться, и я приглашаю вас на танец. – Чтобы заманить в очередную ловушку? Вы утверждали, что гриб не оказывает на вас никакого действия – и вдруг оказывается, что вы способны давать уроки силы. Какой еще урок вы намерены мне дать, пока я, в свою очередь, не проучу вас? – Гриб не действует на меня! – Дед приподнялся в кресле, - Это я на него действую! Он – живое существо и каким-то своим образом мыслящее. Он – не химическое вещество, которое действует одинаково на весь класс существ, принадлежащих к одному классу, как псилоцибин, морфий или кофеин, - Дед снова обрушился в кресло и сжал пальцами подлокотники, - Он действует на кого хочет, как хочет и когда хочет – у него есть воля, цель и план. Возможно, он – инопланетянин, и это звучит не так уж по-идиотски, поскольку никто не знает, откуда взялся на Земле код ДНК, программирующий все живое уже три миллиарда лет. Возможно, он – мутант, запрограммированный этим кодом три миллиарда лет назад, чтобы проявиться при благоприятных обстоятельствах здесь, - Дед ударил пяткой в пол, - В этой ядовитой грязи. Но независимо от того, новорожденный он или новоприбывший – он беспомощен перед оружием человеческой злобы, коварства и ума, которые совершенствовались три миллиарда лет в ядовитой грязи этой богоспасаемой планеты. Поэтому, я держу его в клетке, я ломаю его волю, его цели и его планы, ради собственной выгоды. Он – живой и мыслящий. А все живое и мыслящее можно принудить к чему угодно, надо только знать способ. Я нашел способ. Я заставил его работать на себя. Теперь я насилую его в его клетке и выдавливаю из него его силу, не зная, что она из себя представляет, но – сколько хочу и когда хочу. – Я тоже хочу. Вы позволите мне трахнуть его разок, Док? – Дед расхохотался, - Вот вы уже и сделали первое па, теперь мы можем всласть покружиться в вихре вальса.
- Итак, вы держите бедного, маленького Микоса в плену, - сказал он, - Мне не интересны секреты ваших пытошных машин, мне интересно, что и в обмен на что я могу с этого поиметь.
Они покинули затхлый Дедов кабинет и теперь находились высоко над землей на обширной, как футбольное поле крыше мусоросжигательного завода, представлявшего собой огромную и мрачную коробку серого бетона, не разобранную до сих пор на запчасти лишь потому, что для этого понадобился бы башенный кран. Здесь у Деда было оборудовано «орлиное гнездо», состоящее из стола и пары драных пластиковых стульев, под ободранным ветрами полосатым тентом, куда он удалялся, когда возникала нужда проветрить мозги – он не любил поверхности земли и всего, что на ней находится, предпочитая проводить жизнь глубоко под или высоко над ее поверхностью.
Дед откинулся на спинку стула с чашкой коньяку в руке и задумчиво огладил бороду, - Прежде всего, раз уж зашла речь о конкретностях, я хочу конкретно предупредить вас об опасности дилетантского экспериментирования с этой штукой, - он усмехнулся, - Чтобы не возникло искушения. Вы знаете, что такое спорынья? – Знаю. – Спорынья в любой стадии созревания и в любом виде – в сыром, обезвоженном или в вытяжке – это сильнейший яд, который причиняет необратимый спазм сосудов, что влечет за собой смерть от некроза, инвалидность или слабоумие. Но из лизергиновой кислоты, которая в ней содержится, можно синтезировать диэтиламид, который имеет совершенно иной результирующий эффект – если знать, как это делать. – Вы делаете нечто подобное с Микосом? – Ничего подобного я с ним не делаю, это только пример. Вы знаете, что делают с растением алоэ, чтобы заставить его стать целебным? – Что? – Дед ухмыльнулся, - Его помещают в пытошную камеру – в морозильную. Защищаясь от смерти, живое растение создает вещество, которое мы отбирает у него для своих целей. – Вы так поступаете со своим пленником? – Нет, так я с ним не поступаю, это тоже только пример. Я не смогу заставить вас создать поэму, если помещу вас в морозильную камеру – вы просто замерзнете и все. Но есть и другие способы изнасиловать ваше сознание, например, я могу поместить вас в гарем. – Вы смещаете понятия, создание поэмы и выделение спермы – это не одно и то же. – Одно и то же, мой далекий от биохимии друг. Наличие половых гормонов в крови – это основа любого творчества, в том числе и поэтического. А когда вы создадите поэму, или решите математическую задачу, или услышите вопль от вашей любовницы – ваша нервная система поощрит вас, синтезировав в мозгу эндоморфин, который в 100 раз сильнее морфия. Если бы Эйнштейн и Пушкин не были эволюционными наркоманами, то не было бы ни теории относительности, ни «Евгения Онегина», уверяю вас. – Значит, вы насилуете Микоса в лабиринте при помощи каких-то микозных гурий? – Нет. И этого я не делаю. Он – живой и мыслящий, так же, как и вы, его не так-то просто взять. – Тогда зачем все эти примеры? – Я хочу, чтобы вы поняли всю сложность контроля над ним. – Зачем вам нужно мое понимание? – Вы – существо насилия, так же, как и он. Я не хочу, чтобы вы погибли, пытаясь устранить меня от посредничества между ним и вами. И я не хочу погибнуть сам, выпустив одного из вас из одной из клеток, в которых вы оба сидите. Там, в лабиринте, - Дед ударил ногой в бетон, - Сила, которая способна сделать из вас бога или дьявола – на выбор. Вас, а не меня. Потому, что я мыслитель, а не воин, я не способен воспользоваться ею в полной мере, а только как ключом – к вашей клетке. Но потому, что я мыслитель, а не воин, я хочу увидеть силу моей мысли в действии – я хочу выпустить вас на мир. Я не могу договориться с существом из лабиринта – оно вне человеческих концепций. Я ждал вас – человека из ниоткуда, ни для чего и ни зачем, ничто, убивающее взглядом – с вами я могу договориться. – Зачем вам все это нужно? – задумчиво спросил он. – А зачем нужно все? – Дед