Чувствуется, что это у него наболело, и я смог его разговорить:
— Понимаете, гр. Фёдоров, позвольте я Вас так буду называть. Может быть, Вы и не виноваты. Даже очень может быть. Но в Вашем деле — три трупа. А это ЧП для следственных органов. Поэтому следствие, естественно, вела прокуратура. Если предположить, что убийца не Вы, то дело автоматически превращается в «висяк», то есть трудно раскрываемое. Нужно проверить тысячу версий, но толку не будет. А за ЧП подобного рода следят и контролируют строго. Такие дела на виду. Можно заиметь неприятности. А так — всё в порядке. Убийца налицо, ранее судим, был на месте преступления, многие факты совпадают, да и алиби у него нет. Но с другой стороны видно, что Фёдоров не профессионал, он обыкновенный пьяница. Он оставил бы в квартире массу улик, да и проговорился бы рано или поздно. Допрашивать в прокуратуре умеют. Когда его задержали, то ордер на арест подписывал прокурор. На суде обвинял тоже прокурор. Контролировать суд и следствие тоже обязанность прокурора. Поэтому судья не мог ослушаться государственного обвинителя. Улавливаете: замкнутый круг. Стоит одному звену этой цепи порваться, то неприятности будут у всех. Поэтому у них с этим строго. Вот в этом вся причина. Нет у нас еще правового государства, где предусмотрено разделение властей, то есть исполнительная власть в лице прокуратуры не может и не должна контролировать судебную власть. Так в цивилизованном мире устроено. Когда мы к этому придем? Смею предположить, что никогда. Выбраться из этой хорошо отлаженной за долгие годы мясорубки практически невозможно. Причём, тот факт, хороший Вас защищает адвокат или плохой, не имеет никакого значения.
Потом он ушёл, обещав сегодня же позвонить в редакцию. Материальную сторону он не затрагивал, чем очень меня к себе расположил. Всё-таки есть люди, которые добросовестно и честно относятся к своим обязанностям! Кроме того, он дал мне две пачки сигарет и сейчас я почти счастлив.
А в это время:
Президент России готовил свой первый законопроект об образовании, улучшении жизни учителей.
Генеральный прокурор представил на ознакомление Президенту проект амнистии для заключённых.
Прокурора Н-ской области утвердили в должности.
Адвокат Ковровской юридической консультации Сидоров отпраздновал свой выход на пенсию.
Начальник Н-ского следственного изолятора пил уже вторую неделю. На столе его кабинета лежали не тронутые инструкции об улучшении содержания арестованных.
Капитан милиции Шевчук спокойно трудился в паспортном столе.
Президент России поручил своим помощникам изучить условия вступления государства в Совет Европы.
Адвокат Курбыко вышел с территории следственного изолятора. «Чего это я так разоткровенничался перед этим сумасшедшим. Наверное, потому и разоткровенничался, что он сумасшедший. Никому не расскажет. К тому же у него — высшая мера». Он достал из кармана листок с записанными Фёдоровым номерами телефонов, и хотел было уже бросить его в мусорницу, но потом решительно пошёл к телефонной будке.
В редакции областной газеты никого кроме секретаря-машинистки Зиночки Кожевниковой не было. Был обеденный перерыв, но она обедала позже, так как редактор обязал её быть в это время у телефона. Зиночка, девятнадцатилетняя стройная брюнетка, откровенно скучала. От безделья она решила позвонить своему возлюбленному Толику, студенту университета. Тот лежал дома с температурой и на занятия не ходил. Зиночка уже несколько раз набирала номер, но было занято. Она начинала нервничать и ревновать. Но тут зазвонил телефон.
— Слушаю, — нервно сказала Зиночка.
— Это редакция областной газеты?
— Да.
—Здравствуйте, это говорит адвокат юридической консультации Курбыко. С кем имею честь?
— Секретарь, — Зиночка не стала добавлять слово «машинистка», так как оно не оставляло от «секретаря» весомой значимости. Тем более, что голос на другом конце провода принадлежал молодому мужчине, а кокетством Зиночка была поражена настолько, что это чувство срабатывало у неё автоматически.
— Скажите, Вам говорит что-нибудь фамилия Карцев? Александр Карцев, он у вас работает?
— В первый раз слышу. Такого у нас нет точно. А что собственно Вас интересует?
— А Вы давно работаете в редакции?
— Прилично, — ответила Зиночка, посчитав, что месяц — это уже целая вечность.
— И ни разу этой фамилии не слышали?
—Представьте себе, нет,— уже нетерпеливым голосом ответила Зиночка, почувствовав, что адвоката она интересует меньше всего.
— Извините, — Курбыко бросил трубку. - Так я и знал. Конечно, он сумасшедший. Жить хочется даже им.
Он бросил бумажку с номерами телефонов в урну и побежал на троллейбусную остановку, сожалея на ходу о потерянном времени.
30 июля 1991 г.
Как-то странно... Теперь, когда я почти успокоился, странно вспоминать своё недавнее состояние. Даже становится не по себе, что всё могло кончиться так глупо. Я ведь ничего не успел сделать в жизни. Ни создать семью, ни обрести верных друзей, ни позаботиться о родителях. Работа над книгой отошла на второй план. Я о ней и не вспоминал. Видимо это не главное в жизни, то есть не работа, как нас пытались уверить в течение стольких лет. Главное — это вечные истины: семья, дети, любовь, родители. К такому выводу я пришёл в этих четырех стенах. Но стоило опасности миновать, как я опять вспомнил о книге и даже сегодня кое-что переделал. Так, наверное, устроен человек, что самое главное выявляется только тогда, когда уже безвозвратно потеряно или есть реальная угроза потерять его. Нет, вот выйду отсюда — сразу поеду к родителям. Там и поработаю. Найду хорошую девушку и женюсь. Уже пора. Наконец, и отец с матерью внуков дождутся. Правда, я уже один раз женился. Мы заканчивали институт и, казалось, что дальше для этого просто не будет времени. Тогда много моих приятелей переженилось. Мне казалось, что я влюблён в свою избранницу, но за первый год совместной жизни мы так друг другу надоели, что развелись тихо и безболезненно. Потом у меня было много женщин, но ни к одной из них я сильно не привязался. В одной не устраивало одно, в другой другое. А к тридцати годам мои требования к будущей супруге настолько возросли, что найти её будет теперь нелегко. А ведь не так далеко то время, когда единственным критерием останется — «лишь бы человек был хороший». Поэтому надо поторапливаться. Хочется по - настоящему влюбиться. Вот сдам книгу издателю, буду ходить по театрам, друзьям — может быть её и встречу. Писать заканчиваю — хочу спать. Приятно ждать какого-то события, хорошего конечно. А когда оно наступает — то радость уже не та, ожидание лучше. Поэтому спать буду спокойно.
22 августа 1991 г.
Время идёт, а меня никуда не вызывают. Ежедневно происходит одно и то же. Утром — уборка, обход, завтрак, прогулка. Потом обед, ужин. Остальное время меряю шагами камеру и перебираю варианты. Раз в неделю водят в баню. Ни разу в коридорах или других местах я никого кроме охраны не видел. Изоляция полная. Словом не с кем перемолвиться. Наверное, так и положено по закону. И чтобы не происходило в государстве — в этом зарешеченном мире всё прочно и непоколебимо. Охране просто невозможно хуже или лучше выполнить свои обязанности, настолько они просты и неизменны.
Вспомнился адвокат с его мыслями о правосудии. Может он и прав, а может быть, просто оправдывает свою беспомощность. Хотя, его понять можно. Ведь адвокат допускается к арестованному только в момент предъявления обвинения, когда уже проведено дознание, допросы под протокол и следствие практически закончено. И это ещё считается достижением демократии, так как раньше адвокат допускался только на суд. А ведь в любой другой стране подозреваемый даже не будет разговаривать со следователем, не встретившись с адвокатом. Какая уж тут «битва» между защитой и обвинением?! Может быть, здесь проявляется определённая боязнь власть имущих, что органы правопорядка, мягко говоря, слабоваты. Ведь у следователя, дознавателя нет ни средств, ни оснащения, ни техники — да и умных голов не хватает. Те, кого они задерживают, а потом и судят — это мелочь, для поимки и «раскалывания» которой не требуется иметь семь пядей во лбу. Не требуется особых умений, чтобы подвести те или иные действия мускулистых сопляков или законченных пьяниц под конкретную статью резинового кодекса.
А в это время:
В Москве провалился заговор с целью захвата власти. Участники путча арестованы. Проходят ежедневные митинги в поддержку российского президента и парламента, проявивших в нужный момент выдержку и твёрдость.
Президент России объявил о запрещении деятельности КПСС на территории республики.
Генеральный прокурор возбудил уголовные дела против участников заговора.
Начальник следственного изолятора г. Н-ска пожалел, что путч провалился, но мысленно похвалил себя, что не выразил открыто поддержку перевороту. Он снова принялся за инструкции, которые было забросил в сейф.
Адвокат Курбыко каждый день ходил на митинги и даже выступал. Он всерьёз подумывал о выдвижении своей кандидатуры на выборы в местные советы. Говорить он умел и успел завоевать некоторую популярность на площадях города. Правда, говорить он начал, когда путчистов уже арестовали, но какое это имело значение.
Прокурор Н-ской области долго мучился вопросом: как отнестись к перевороту? Но пока он определялся, появилось официальное мнение, с которым он поспешил согласиться.
Капитан милиции Шевчук оформил очередную командировку, но из-за переворота она была отложена.
Зиночка Кожевникова ничего о перевороте не знала, так как находилась на даче, взяв отгул на работе. Она готовилась в институт, и поэтому ей было не до переворотов.
10 сентября 1991 г.
Сегодня послал новый вызов адвокату. Прошёл два месяца с момента нашей встречи, а я всё ещё здесь. Может быть, идет проверка документов и поиск следов настоящего Фёдорова? Интересно, что сейчас там — на воле? Газеты мне дают старые, и явно не для чтения, а радио не работает. Мне уже кажется, что я родился в этих четырёх стенах.
Принесли два документа. В первом указывалось, что приговор мой утверждён и вступил в законную силу, кассационная жалоба адвоката Сидорова оставлена без удовлетворения. Значит, Сидоров исполнил свою работу полностью, и перед выходом на пенсию подал кассационную жалобу. Второй из юридической консультации, откуда сообщали, что для приглашения адвоката необходимо заключить договор. Кто-нибудь из родственников должен явиться в контору для заключения договора. Вот тебе раз! Если ничего не изменится, то меня скоро расстреляют! Адвокат — сукин сын! Почему он не позвонил в редакцию? Ведь я ему доказал, что я не виновен!
К вечеру я немного успокоился. Что мне можно ещё предпринять? Писать прошение о помиловании? Но для этого надо признать вину и раскаяться. А вину не признавал даже Фёдоров, а я - то уж тем более ни в чём не виноват! Если меня помилуют, то по прибытии в места не столь отдалённые — всё выяснится. Оттуда можно писать, можно встречаться с родственниками. Боже! Почему я не
