ГОДЫ ЖИЗНИ

не могла работать. Поэтому она смотрела  за нами. Дедушка был стар,  но довольно бодр. Он помогал тете с домашними работами.
Фима и я начинали учиться читать и писать. Тетя Анюта руководила нашими занятиями. После нескольких недель мы читали и писали довольно свободно. Кроме того, мы учили также кое-что из математики (сложение, вычитание, умножение и деление).
Через пару месяцев моя мать получила для нас два места в детском саду. Его мы посещали до нашего отъезда из Урюпинска.
Тетю Анюта и мама  снова и снова пытались найти наших отцов. Первое письмо прибывало от моего отца. Он узнал в центральном отделении для эвакуированного в Сталинграде наш адрес. В этом письме он отображал весь свой военный путь. Сначала был отец в пехоте на западной границе. Он участвовал в ужасном отходе Красной армии в 1941, но не был ранен. Он спрашивал, знаем ли мы об участи его родителей что-то. К этому времени нам была неизвестна их ужасная судьба.
Вскоре получила также тетя Анюта письмо от дяди Исаака. Он, как врач, был направлен в эпидемиологический отряд. Эти письма приносили нам приподнятое настроение и гордость за наших отцов. Мы писали им письма на фронт, и в том числе наши упражнения по математики.
Впрочем, жизнь в Урюпинске была очень тяжелой. Продукты были строго нормированы. Мы получали продуктовые карточки  на хлеб, жиры, сахар, одежду и так далее. Каждый, кто не работал (старики, дети, больные) получали только 300 граммов хлеба в день, служащих - 600 граммов. Мы должны были отдавать наши детские продуктовые карточки в детский сад. Поэтому наши мамы  делили свой хлеб с нами. Нельзя говорить, что мы испытывали настоящий голод в Урюпинске, но недостаток в питание был большой. О фруктах или овощах не было и  речи. Кроме того, пришла зима. Мы получали слишком мало дров, чтобы нормально обогревать комнату. Поэтому очень страдали в квартире от постоянного холода. Зима 1941/1942 была жестокая.  Стало  тяжело из-за сильного мороза добираться в детский сад. Фима и я мечтали ездить в детский сад на санях, оборудованных большой корзинкой с окнами. В детском же саду  было тепло и уютно.
Из этой зимы я вспоминаю праздник Нового Года в школе командиров, где моя мать работала. Там была елка, Дед Мороз и маленькие подарки со сладостями. И было очень, очень тепло. Так проходила зима 1941/1942.
К этому времени было очень напряженное положение на фронтах. Наступление немецкой армии продолжалось. Наш город Киев был занят уже давно немцами. Немецкий вермахт двигался далее на Восток. Большое воодушевление и мужество принесло всем сообщение о двух тяжелых поражениях немцев под Москвой. Красная Армия и вермахт все время сталкивались в кровавых схватках.  
В феврале 1942 мы получили ужасное сообщение - отец Фимы был убит в битве под с городом Изюм. Он в составе авангардной группы наткнулся на минное поле. Это написал нам его друг. Официальное подтверждение мы получили только через 2 года. Это было ужасным ударом для нас всех, особенно для тети Анюты. Ее сердце не могло вынести эту боль. День ото дня состояние  ее здоровья становилось все более плохим.
С приближением лета все больше обострялась борьба за Сталинград. Немецкая авиация начинала сильные бомбардировки города. Немецкая армия придвигалась все ближе. Снова стал вопрос об эвакуации. Моя мать решила  ехать в Казахстан, где жил брат маминой подруги. Мы все подготовили к отъезду. Внезапно у тети Анюты случился инфаркт и она умерла через несколько дней в больнице. Фима стал сиротой. Он был принят мамой как мой приемный брат в нашу семью. Вскоре после похорон тети Анюты мы уехали в Казахстан.
                   
1.3.2. Казахстан.  

Я совершенно не помню поездку в Казахстан. Сначала мы прибыли в Алма-Ата - столицу Казахстана. Оттуда мы поехали в Узун-Агач - большую деревню, удаленную на 60 километров от Алма-Ата. Мы поселились в маленьком глинобитном домике на рыночной площади. Там была только единственная комната с малым единственным окном. В комнате имелась печь для обогрева и варки. В середине стоял деревянный столб, который подпирал весь потолок.  
Мы спали на трех топчанах из досок, Фима и я в одной постели.
Несмотря на плохие жилищные условия, первое впечатление от Узун-Агача для нас, детей, было просто великолепным. Мы видели экзотических животных, которые можно было видеть ранее только в цирке или в зоопарке (верблюды, ослы). Бегали вокруг различные домашние животные (собаки, кошки, свиньи, козы и др.). Местные жители носили пеструю национальную одежду. Вокруг поднимались высокие заснеженные горы. Но в  деревне было жарко. Это было лето. Деревья, не только в садах, но и на улицах, были щедро увешаны плодами. Яблоки, груши, абрикосы в изобилии. После суровой жизни в Урюпинске все выглядело, как рай земной. Особенно пестрой была картина воскресного рынка. Продавцы хвалили громко товары, на земле лежали красные, зеленые, желтые кучи фруктов и овощей. На стойках лежали мясо, рыба, хлебные лепешки, сухофрукты (инжир, изюм, урюк), фляги с молоком и кумысом. Местные женщины и мужчины разъезжали верхом на лошадях, ослах и верблюдах. С удивлением мы наблюдали, как казахи пили чай без сахара но с луком. На рыночной площади мы встречали известного человека Казахстана - акына (народного поэта) Джамбула Джабаева. Жил он недалеко от Узун-Агача и приезжал почти каждое воскресенье на рынок петь для людей песни и сказания. При этом он играл на домре - струнном инструменте.    
   Моя мама начала работать, как руководитель планового отдела кожевенного комбината. Фима и я пошли в  детский сад. Наш дедушка помогал маме в домашнем хозяйстве. К нашей семье «принадлежала» также свинья по имени Машка, которую мы получили как новорожденного поросенка для выращивания. Поросенком  занимался большей частью дедушка.
Наш двор использовался шестью семьями. Там стояли 6 больших куч торфяного брикета, которые были предназначены для отопления зимой. Как топливо для приготовления еды был саксаул, разновидность  искривленных деревьев, и курай - разновидность полыни, которые росли в степи и пустыне. Летом мы не топили печь в комнате, но использовали печь во дворе. Там бегало много детей. Большинство детей, особенно местные, были черноволосые, я же был по настоящему рыжим. Из-за этого меня дразнили другие дети. Это мне было очень неприятно и страшно обижало. Фима сочувствовал мне и хотел помочь. Однажды он взял пепел из печи и обмазал им мою голову. Я стал вдруг черно-серо-волосым. Мы оба очень гордились этим результатом. Совершенно иначе реагировал наш дедушка. Он отлупил нас жестко.
В эти времена очень трудно было раздобыть спички. Это была настоящая проблема, огонь в печи разжечь. В деревне жили несколько корейцев, которые постоянно сохраняли огонь в печи. Мы брали у них горящие угли каждый раз, когда надо было разжигать печь.  
Я вспоминаю о двух событиях, о пожаре и о побеге двух быков.    
Жители в деревне сохраняли саксаул и курай на чердаках. Кровли были покрыты соломой. Однажды загорелся курай у нашего соседа. В несколько минут  весь дом был в огне. При этом существовала большая опасность переноса пожара на другие дома. Мужчины нашего двора влезли на крышу, чтобы защищать дом от искр. Все дети были напуганы и одновременно возбуждены таким большим пожаром. Прибыла добровольная пожарная команда с лошадьми, бочками воды и насосами. Владельцы дома и соседи выбрасывали различные предметы, мебель, одежду, посуду и т.п. В конце концов, удалось людям победить огонь. Однако дом был сожжен полностью.
В деревне были известны два быка. Это были невероятно большие, совершенно черные и довольно дикие животные. Если они паслись на лугу, люди боялись приближаться к ним. В носу они носили огромные железные кольца, которыми приковывались в коровнике. Однажды мы услышали громкие крики  во дворе. Фима и я быстро выскочили на двор. Там неистовствали оба быка. Сначала они раскидали кучу торфа. После этого животные разрушили печь и повредили угол дома. Много соседей прибыло нам на помощи. Все мужчины были снабжены палками или вилами. Они выгнали быков со двора на улицу и гнали их до самого коровника. Быки были, как обычно, посажены на цепь.    
При относительно спокойной жизни в Узун-Агаче мы все же с нетерпением ждали каждый день сообщений о положении на фронтах. К этому времени происходила самая важная битва войны в Сталинграде, где немецкая армия потерпела жестокое поражение. Затем началось тотальное наступление Красной армии. Летом в 1943 произошла еще большая битва при городах Курск и Орел. Это было самое большое танковое сражение 2 мировой войны. После него Красная Армия вышла к Днепру. Приближалось освобождение Киева, которое мы, киевляне, с  нетерпением ждали.
В Казахстане мы получали письма от отца. В одной военной операции он был тяжело ранен и доставлен в госпиталь. Там он провел почти месяц. После выздоровления  был переведен из пехоты помощником командира санитарного поезда. Поезд курсировал от фронта в Сочи, где размещалось много госпиталей. После двух военных лет он получил отпуск, чтобы посетить семью. Мы с нетерпением ждали его. До сих пор Фима называл мою маму только тетей. Теперь он с гордостью рассказывал нашим друзьям, что приезжает с фронта отец. Он начал его уже в отсутствии называть отцом. После его приезда он стал называть и маму "мамой". Так мы стали настоящими родными братьями
Перед отпуском отец собрал немного продуктов из военного рациона, чтобы поддержать нас. В пути его обокрали воры и он прибыл к нам с пустыми руками. Это нас нисколько не смутило. Мы гордились нашим отцом. У нас дома собиралось много людей, которые хотели знать кое-что о положении на фронте или что-либо о родных или знакомых.
Отец обещал нам, что после освобождения Киева он нас как можно скорее вызовет из Казахстана. После он вернулся к месту службы.
А жизнь в Узун-Агаче становилась день ото дня труднее. Приехало много эвакуированных и начались трудности с продуктами. По нашим продовольственным карточкам мы получали хлеб не каждый день. От прежнего "рая" не осталось и следа. Теперь мы узнали, что такое настоящий голод. Кроме того власти привезли тюрьмы из оккупированных областей. Арестантов не могли содержать, их просто отпустили на волю. Вследствие этого поднялась волна преступности, особенно воровства и разбоев. Положение затруднялось еще эпидемией тифа.
Отношения между местными и эвакуированными стали напряженными. Однажды на рыночной площади началась настоящая резня, которая продолжалась три дня. Были убитые и раненые. Только большими усилиями удалось милиции добиться спокойствия.
Но вопреки всем трудностям было бодрое настроение. Все надеялись на конец войны. В Узун-Агаче мы получили радостное сообщение об освобождении Киева. Одновременно стала известна ужасная участь евреев Киева, а вместе с ними и моих бабушки и дедушки. За три дня сентября 1941 были убиты 33.000 евреев в Киеве в Бабьем Яру. Это оставило глубокий след в моей душе. Много лет преследовал меня ужасный сон, в котором я, как еврей, расстреливался немцами.
Поздней осенью 1943 года отец выслал нам разрешение, выехать в Краснодар. Началось возвращение в Киев.
Мама проделала всю