дома хлопай! - усатые щёки пылали гневом.
- Чёрт знает что! - выдохнул Николай Петрович, неизвестно к кому обращаясь. То ли к сдающему задним ходом по снежной колее таксисту, то ли к одинокому человеку с лопатой на заснеженной площади перед Комитетом, то ли просто в пространство. А может, даже к самому господу богу, кто знает.
- Валентин Митрофанович, что же это? - воскликнул он, заметив коллегу из соседнего Департамента, бочком пробирающегося по скользкому тротуару в направлении огромного серого здания Комитета.
- А-а, дружище, приехали... - пряча удивлённые глаза, почти равнодушно отозвался Валентин Митрофанович Алексеев, по комплекции походивший на шефа Николая Петровича и почти не уступавший тому в полемическом мастерстве и задоре. Мимолётно приложив указательный палец к губам, Валентин Митрофанович заговорщицки кивнул Николаю Петровичу и так же, бочком, поструился по узкому расчищенному „руслу“ дальше.
- Посторонись, чурка нерусская! - зло сказал Николай Петрович, проходя мимо мужичка с лопатой, неторопливо гребущего снежную крошку, едва не уронив мужичонку в высоченный сугроб. - Говорил я, говорил им, что эти гастарбайтеры нас до апокалипсиса доведут!
- Ты кого это чуркой назвал, ты, очкастая рожа, а? - завопил мужичонка, срываясь на дребезжащий фальцет и замахиваясь лопатой, - По сопатке давно не получал, жид пархатый?!
- Кто, я жид? - никак не ожидавший такого яростного отпора, пролепетал Николай Петрович. Но, сразу взяв себя в руки, добавил немного увереннее, - Да я даже не еврей. У меня отец юрист! Ты что, слепой?
- Это ты лучше зенки разуй, падла! Я по-твоему, на гастарбайтера похож? - казалось, яростные лучи из ярко-голубых глаз небритого сивого дворника лазером прожигают Николая Петровича аж до самой селезёнки. - Вы ж сами, суки, всех чуреков поувольняли. Ну? Что? Бери лопату и херачь теперь, а?! А? Нет? Вот и не выёживайся, гнида!
- Так! Что здесь происходит? - неожиданно подошедший полицейский грубо схватил занесённую для удара руку Николая Петровича и отработанным приёмом закрутил ему за спину.
- Ты охренел, ментяра! Звание? Фамилия?! Ты мне, сука, погоны сегодня же в зубах в кабинет принесёшь! На коленях! А уже там я тебе их в глотку вобью. Вместе с зубами... Уй, уй... Отпусти, гад!.. Больно-о-о!
Заслышав скрежет ключа в замке, Николай Петрович открыл глаза.
- Вот дела! - про себя удивился Баринов, - Только чуть смежил веки и, надо же, провалился... Но постой, если это всего лишь сон, то почему я в камере?!
В широко распахнутую металлическую дверь вошли двое. Впереди уверенной поступью шагал лысый майор с огромной связкой ключей в волосатой руке. Чуть позади, слегка подпрыгивая и преданно глядя в бритый затылок майора, семенил Шириновский. Николай Петрович не сразу узнал шефа. Тот имел весьма жалкий вид. Куда подевалась его вальяжная велеречивость?! Пришибленным щенком волочась за огромным полицейским, Вольфыч беспрестанно повторял:
- Не извольте беспокоиться, господин майор, не извольте беспокоиться…
- Ну и что с того, что в стране давно не был? - выговаривал Шириновскому майор, - За месяц успел законы забыть? Вы ведь говорите, он юрист у вас. Стыдно, господа!
- Стыдно, господин майор, да, стыдно, ему стыдно, господин май... - снова залебезил Шириновский.
- А раз стыдно - заплатит штраф! - решительно оборвал майор лепет Шириновского, - Чтобы впредь неповадно. Ишь, надумал - при исполнении! - жирный, наподобие сардельки, палец майора взмыл к потолку, - Офицера полиции оскорбить! Забирайте своего субчика. И чтоб наперёд ни-ни! В камере сгною!
- Что это было, Вольфыч? - растерянно вопрошал Николай Петрович, забегая впереди Шириновского и пытаясь поймать его шныряющий по сторонам взгляд, - Что вообще вокруг творится?!
- Молчи, дурак! - сдавленно прошипел Вольфыч, - Целее будешь. Иди работай!
- О, Николай Петрович! Здравствуйте! - как ни в чём не бывало обрадовалась Валентина, завидев своего начальника входящим в приёмную. - Загорели-то как, постройнели! Вылитый мачо!
Валентина, пухлая девица лет тридцати, уже пятый год работала при Баринове секретаршей, сменив на этом посту тётю Соню, опытнейшую канцелярскую крысу, ведавшую всеми потаённым секретами Высшего Государственного Комитета. Легче было, наверное, сказать, какими тайнами верховной власти тётя Соня не владела. Она и дальше продолжала бы служить делу центрального аппарата и всего отечества, но жестокий артрит неумолимо ускорил её выход на заслуженную пенсию. Точно в положенный срок.
А Валентина, молодая трещотка, родственница кого-то там не слишком высокого из смежной канцелярии, с тётей Соней могла посоперничать ну, разве что, в искусстве заваривания кофе. В делах она, к сожалению, не блистала. Зато Валентина отлично преуспела в той области, в которой тётя Соня в силу преклонного возраста и прогрессирующего артрита никак не могла помочь сгорающему на службе вдали от приличного женского общества Николаю Петровичу. При прежней жене Николай Петрович ежедневно пользовался расположением и особыми умениями своей секретарши. Не собирался отказываться Николай Петрович от оздоровительных процедур и впредь. Все же прекрасно понимают: жёны жёнами, а работа превыше всего!
- После, Валюха, после! - раздражённо отмахнулся Николай Петрович и, оставив недоуменную секретаршу с медленно стекающей с лица улыбкой наедине, стремглав ворвался в кабинет. Плотно притворив за собой обе дубовые двери и швырнув на стол портфель, Николай Петрович грохнулся в кресло.
Тяжело выдохнул.
Затем ещё немного посопел обиженным ёжиком, не нашедшим однажды в положенном месте блюдца с молоком.
Здесь, наконец, он сможет собраться с мыслями и решить, кто именно сошёл с ума: он или окружающий его мир. Его блуждающий, немного растерянный взгляд на секунду остановился на чёрном прямоугольнике в углу кабинета. Осенённый неожиданной догадкой, Николай Петрович приподнял рукав пиджака.
- Двенадцатый. Сейчас всё узнаем...
И пошарил под массивной столешницей в поисках пульта…
Глава вторая
В которой Николай Петрович трогает за попу секретаршу,
но по-прежнему ничего не понимает…
- … И всё же, Иван Иванович, что заставило вдруг объединиться все ваши, на первый взгляд такие разные, стихийные движения и малочисленные группы смельчаков-энтузиастов?
В студии „Вестей“ ведущий с нескрываемым интересом допрашивал невзрачного на вид мужика. Николай Петрович невольно вздрогнул: мужик как две капли воды походил на его недавнего обидчика - дворника с лопатой на тропинке к Комитету.
На белых титрах под щетинистым подбородком мужичка значилось: Иван Иванович Сутин - председатель Комитета Народного Контроля.
- Э-э-э... как бы Вам объяснить... Вряд ли можно назвать отправную точку определённо, понимаете? Идея давно витала в воздухе, что называется. Но, наверное, вы правы, определённый толчок... э-э-э... что называется, последняя капля всё же была. Ровно месяц назад я наткнулся на прелюбопытнейшую статью. Некто из интернетовских завсегдатаев - не припомню точно, как его имя - э-э-э... да, вроде, Зёма Полипов - да , мне словно в душу, что называется, заглянул. Все мои думки будто, что называется, по полочкам разложил. Точно, думаю, феодализму не место в двадцать первом веке! Ведь, действительно, что получается, а?
Вот подумайте, для чего мы с вами на выборы ходим? Не задумывались? А ведь мы, народ, выбираем себе не правителей-феодалов. Не-е-ет! Чтоб только народ шпыняли, а сами с золотых тарелок обжирались? Не так должно быть, верно ведь? Мы нанимаем на работу всего лишь управляющего нашими
общими народными делами. В лице всей своры этих, что называется, уважаемых людей. А сами, что называется, управлять этим своим управляющим не можем! Парадокс? Парадокс!
Вообразите себя на минутку этаким, что называется, мистером-твистером, владельцем заводов, газет, пароходов. Вот, представьте, будто вы наняли в своё хозяйство управляющего.
Первым делом он самостоятельно назначил себе зарплату по вкусу, отпуск немаленький два раза в год, летом и зимой, не считая отгулов по личному усмотрению, оккупировал вашу кухню, заказывает меню вашему повару, ездит на лучшем автомобиле вашего гаража; ваш доктор по первому зову - к нему, в лучший флигель вашего дома. Ладно, думаете, может, он работник толковый - потерплю этакий урон своему карману.
Тем временем ваш „толковый работник“ сменил таблички с адресом на фасаде дома на более красивые и гламурные, покрасил всю некошеную траву в неповторимый красиво-яркий бирюзовый цвет, поменял лампочки в доме на экземпляры неприятно-жёлтого цвета, но зато „вечные“ - по крайней мере, так уверял его племянник Гоша, в фирме которого ваш управляющий их купил. И, пофлиртовав с вашей женой и дочерью, укатил в Куршавель отдохнуть, что называется, от непосильных трудов. Оставив во дворе кучи строительного мусора, в конюшне - горы слежавшегося навоза да развороченные дорожки в саду. Это, понимаете ли, когда он себе с друзьями на вашем участке теннисный корт с бассейном строил. Вместо заказанной вами пристройки к дому для расселения усыновлённых вами сироток. А строительная техника, что называется, „малость“ подпортила.
И что? За что, думаю, боролись? Чтоб такой управляющий перед своим хозяином пальцы, что называется, гнул? А мы, народ, хозяин всей страны, владелец заводов, газет, пароходов, им не указ. Вертели они нас, что называется, на ... сами знаете где.
Скажете, и дня не проработал бы у вас такой управляющий? Правильно! И любой бы так решил. Стало быть, что? Правильно - объединяться. И чиновников, вконец зажравшихся, на место ставить. Чтоб работали, что называется, а не кровь народную пили! И бо…
- Спасибо, спасибо, Иван Иванович! - похоже, ведущий был несколько обескуражен неожиданным всплеском красноречия до этого слегка зажатого и немногословного мужичка. - У нас осталось не так много времени, а нашим зрителям о стольком ещё хочется у Вас спросить…
- Какой, к дьяволу, народный контроль?! Что за совдепия? - от удушающего гнева у Николая Петровича привстали волосы за ушами, словно распушённые статическим электричеством. От окончательного сходства с разъярённым дикобразом его уберегло почти полное отсутствие волос на умудрённой богатым казуистическим опытом голове.
- Что за контроль? Что, бл...дь, у Вас тут творится?! - едва не кричал он вошедшей на зов Валентине. Секретарша скосила глаза в направлении вытянутой руки Николая Петровича и вздрогнула.
- Сейчас, сейчас, Николай Петрович, - затрещала она скороговоркой, - Я сейчас, быстренько. Там столько неотложных документов накопилось...
Валентина попятилась к двери, по пути наскочив на телевизор. Экран погас.
- Вот корова! - возопил Николай Петрович, повторно нажимая кнопку канала на пульте, - Пройти не можешь, чтобы ничего не покалечить… Да! И мой законопроект о запрете видеорегистраторов захвати! - бросил он уже в узкую щель между закрывающейся дверью и косяком.
- Я вам, сволочам, устрою народный контроль! - мысленно обратился он к мужику из телевизора. - Я вам даже видеоконтроль запрещу в колымагах ваших сраных! Ишь, удумали - власть позорить! Ни одной „мигалки“ на дороге больше в интернет не выложишь, быдло!
- Надо ли
