"Мечта о президентстве СССР или правдивый, почти, рассказ одного из организаторов приватизации муниципальной собственности в Екатеринбурге".

работы на новой технике были значительно комфортнее. Поэтому отец всегда мне говорил, что вся несправедливость в нашей стране берёт начало в среде коммунистов.

Часть 2. Зерно социальной справедливости.

До седьмого класса я учился отлично. Но однажды меня притяну­ло: сначала подрался, а затем сдружился с братьями-заводилами из "дурной компании".
У меня появилось желание экономить на завтраке ежедневные деньги от родителей, чтобы в выходные купить спиртное и в вечернее время погулять в нетрезвом виде по улицам города. Итог подобного поведения для меня был бы плачевен, если бы не произошло знакомство с девушкой из параллельного класса по имени Нина.
Благодаря её влиянию, мне удалось прекратить разгульное  времяпрепровожде­ние, а все силы направить на учёбу, поставив себе цель: вместе с ней поехать в Новосибирск поступать в институт.

В начальных классах мне постоянно в качестве дополнительной нагрузки систематически поручалось помогать в учёбе самым отстающим, а эти "друзья" были всегда не из робкого десятка. И вынужденное общение с ними зака­лило мой характер.
При достижении комсомольского возраста меня с неохотой рекомендовали в его ряды, так как я не реагировал на заме­чания учителей по поводу того, что носил длинные до плеч волосы, а также мог прилюдно пройти по улице в обнимку со своей девушкой среди бела дня.
Однако перед собеседованием в райкоме ВЛКСМ я нес­колько укоротил свою "гриву", и был принят. По качеству учёбы в школе занимал лучшие позиции среди одноклассников, но моё желание носить не соответствующую строителю коммунизма причёску всегда приводило лишь к удовлетво­рительной оценке за поведение в каждой учебной четверти.

В физи­ческом плане на здоровье не жаловался, и на уроках физкультуры плановые упражнения на брусьях и перекладине выполнялись в полном объёме,  например: подъём переворотом на перекладине я выполнил 7 раз, что оказалось лучшим результатом в 8-летней школе.
В 1972 году мой отец трагически погиб на бытовой почве, однако нашей семье местные власти отказали в выплате социального пособия в связи с потерей кормильца, мотивируя тем, что при вскрытии в крови обнаружился алкоголь.
Тогда я, ни с кем не консультируясь, написал жалобу в центральные органы. И в скором времени проблема была решена.

А в десятом классе на уроке истории, которую преподавал классный руководитель, после освещения мной изучаемой темы по коллективизации спросил дополнительно о том, как я лично оцениваю действия большевиков при раскулачивании крестьян и последующей высылкой их семей в необжитые, суровые края необъят­ной Страны Советов.
Я ответил откровенно и прямо, что отрицательно. Учитель строго сказал, что за знание темы готов поставить - «отлично», но в журнал за моё инакомыслие вынужден занести – «неудовлетворительно».

В те годы коммунистическая цензура запретила к обращению в нашей стране все произведения А.И.Солженицына. А один из моих одноклассников принёс в школу журнал, где были ранее опубликованы главы из повести «Один день из жизни Ивана Денисовича».
На уроке преподаватель журнал об­наружил за прочтением запрещённого произведения, что привело к ог­ласке данного инцидента на всю школу.

За эту провинность наш класс руководством школы было решено наказать тем, что мы должны продол­жить обучение до выпускного бала в помещении, которое являлось од­ним из самых неприспособленных по освещённости и учебным принадле­жностям.
Я организовал несколько человек к сидячей забастовке в ко­ридоре в знак протеста по поводу дискриминации всего класса. Через несколько минут к нам присоединились остальные, а те, кто должен был занять наше помещение, тоже отказались выполнять требование по рокировке.
Зачинщиков пригласили к директору школы, где в ультима­тивном тоне указали на то, что если мы не выполним требования ад­министрации, то нам напишут такие характеристики к аттестатам о среднем образовании, что ни в один институт наши документы не примут. Однако у нас позиция осталась неизменной.
Тогда троих представителей, среди которых был и я, пригласил для беседы началь­ник РОНО, где разговор шёл уже в более компромиссной тональности. Мы согласились на следующую схему: в неприспособленном помещении бу­дут заниматься с периодом в одну четверть все по очереди, но наш класс будет первым.
В следующей четверти наш учебный процесс про­ходил уже в привычном помещении. А уже мой младший родной брат Александр учился в новом здании средней школы, где проблем с неприспособленными помещениями для занятий просто не было.

На выпускных экзаменах на вопросы билета по истории я ответил на «отлично», но пре­подаватель объяснил членам комиссии, что по итогу за год он вывел мне оценку «хорошо» за высказанное мной личное мнение о коллективи­зации и раскулачивании крестьянства, поэтому оценку в аттестат я заслуживаю лишь «хорошо».
Данное предложение было принято экзамена­ционной комиссией, а я апеллировать не стал. И всё же при заполне­нии аттестатов учащимися с каллиграфическим почерком в моём была допущена описка по истории в графе оценка – «отлично», так как первые оценки по очерёдности у меня все были пятёрки.
Классный ру­ководитель, который преподавал нам историю и задавал мне тот, провокационный, вопрос, сказал, что пусть так и остаётся, что фактически «отлично»  и должно  быть.


После выпускного бала я со своей девушкой Ниной и ещё тремя одноклассниками поехали в Новосибирск поступать в институты. Мы с другом отдали документы в Университет Академгород­ка.
Меня привлекала ядерная физика, поэтому вся научно-популярная литература по данной теме в районной библиотеке, за предыдущие годы была прочитана.
Вступительные экзамены в Университет начинались на три недели раньше, чем в других вузах страны, поэтому у не поступив­ших абитуриентов оставался ещё один шанс, чтобы попытаться стать студентом другого института.
Требования для зачисления здесь были более высокие, да и сдавать необходимо пять вступительных экзаменов, в том числе и физику письменную отдельно.
Даже выпускники физико-математической школы для одарённых детей при университете, которые учились с 7-го класса после побед на олимпиадах по физике или математике, не всег­да могли пройти положительно конкурсный отбор при поступлении в свой ВУЗ.

Устроившись в общежитии, я особого рвения в подготовке к вступительным экзаменам не проявлял, так как был уверен в своих силах. Часто ходил купаться и загорать на Обское море, да и пляж был в шаговой доступности, а деньки стояли солнечные.
Первым экзаменом оказалась письменная математика, и в вывешенных списках абитуриентов, получивших неудовлетворительную оценку, я себя не нашёл.
Вторым следовал экзамен по физике письменной, где требовалось только решение задач. Мой одноклассник первый экзамен завалил, поэтому уехал в Новосибирск, чтобы попытаться поступить в институт электросвязи.

Я же после второго экзамена оказался в спи­ске абитуриентов, получивших неудовлетворительную оценку.
Пришёл на апелляционную комиссию, где начал очень рьяно доказывать свою правоту профессору, который, устав слушать мои доводы, сказал, что у меня стройная теория, но это догма, поэтому предложил подойти на следующий день на кафедру, где он подгото­вит учебники, которые подтвердят мои заблуждения.
Здесь уже присут­ствовали представители других вузов Новосибирска, которые вели аги­тацию за поступление в их институт.

Я ещё был в неопределённости, но первокурсник электротехнического института (НЭТИ) Голомазов Андрей уговорил меня в том, что у них так много факультетов, что я смогу выбрать будущую специальность по душе.
Но уже наступал вечер ,и Андрей пригласил меня переночевать у него в благоустроенной кварти­ре, где он проживал с родителями. В детстве я мечтал о профессии лётчика, но из-за плохого зрения её пришлось оставить.
Утром я поехал в НЭТИ, а Андрей - в Академгородок продолжать свою агитацион­ную работу. Решил подать документы на самолётостроительный факуль­тет, устроился в общежитии и начал, уже усиленно, готовиться к всту­пительным экзаменам.

При встрече Андрей предупредил меня о том, что на избранной специальности придётся чертить очень мелкие детали, как-то: заклёпки корпуса самолёта и т.д., а зрение моё подобной нагрузки не выдержит и быстро сядет.
И снова провёл агитацию о переда­че мной документов на свой электромеханический факультет. Я внял его доводам и до начала вступительных экзаменов перевёлся на его специальность, которая была престижной на ЭМФ. На экзаменах я полу­чил две 5-ки и две 4-ки, поэтому на зачислении у декана заходил среди первых.

Но сам декан имел учёную степень в области электрических машин и аппаратов.
Я же для него был «перебежчиком» , поэтому он предложил мне перейти на, родную для него, специальность, мотивируя тем, что и на военной кафедре будет изучаться та же специальность - самая элитная: контрольно-испытательная передвижная станция (КИПС) зенитной ракеты ПВО (этим типом ракеты был сбит американский самолёт-разве­дчик У-2 под Свердловском в 1961 году).
Мне не хотелось начинать учёбу в институте с конфликтной ситуации в деканате, понимая, что если специальность будет не по нутру, то всегда можно внести корре­ктивы, поэтому я переписал заявление и был зачислен.
Моя девушка недобрала 0,5 балла в институт народного хозяйства, но осталась жи­ть в Новосибирске, поступив на учёбу в среднее профтехучилище, а остальные одноклассники вернулись домой.

Первокурсники, не имеющие освобождения по здоровью, обязаны были в течение месяца отработать в колхозе на уборке картофеля.
Койко-места в студенческом общежитии мне получить не удалось, так как их количество было ограничено, а в первоочередном порядке обеспечивались иногородние студенты, отслу­жившие в рядах Советской Армии.
Я начал ходить вблизи учебных кор­пусов института по дворам многоквартирных домов и уговаривать от­дыхающих на скамейках бабушек о том, чтобы кто-то предоставил мне возможность пожить какое-то время на квартире.
Такой способ сработал, и мне удалось уговорить хозяйку двухкомнатной квартиры, в которой она проживала с мужем, оба были давно пенсионерами.

Учебная програм­ма не сокращалась по причине выпадения календарного месяца на сельскохозяйственные уборочные работы, поэтому учёба была очень интен­сивна.
Особенно, для меня оказалась критической по объёму для усво­ения материала высшая математика, где лекции читал всему потоку, а вёл практические занятия лишь в нашей группе один и тот же профе­ссор.
В учебнике по математике за десятый класс материал по интегралам и производным был напечатан мелким шрифтом, и школьный учитель его нам не преподавал.
Это сказалось на том, что решение практических задач мне давалось с большим трудом, а иногда просто приходилось списы­вать.
К тому же, хоть я и снимал квартиру в двухстах метрах от уче­бных корпусов НЭТИ, но, двигаясь по переходам между корпусами, я попросту терял ориентацию и на одну-две минуты опаздывал на практиче­ские занятия по высшей математике.

Профессор же был