Ах, почему ОН не один, или Испытание выбором.6,7

 Часть шестая.

Комната, прозванная с чьей-то легкой руки сараюшкой, на самом деле была очень внушительного размера, но нагромождение всякой всячины «съедало» пространство, делая ее похожей на чулан в   старинном барском доме. В этой уйме вещей Олька сама путалась, забывая, что у нее где стоит, а о назначении некоторых «предметов интерьера» не смогла бы рассказать любопытствующим даже под страхом страшных пыток. Пока Олька захламляла свое жилище всякой рухлядью, которую за ненадобностью оставляли прежние жильцы дома, переезжая на новые квартиры… Ну это объяснить все-таки было можно. Но постепенно  «вороний» инстинкт захватил ее настолько, что она уже не могла равнодушно пройти мимо помойки. Дальше - больше.  Помоечный «антиквариат» ей стали поставлять прямо на дом малознакомые люди (хорошие знакомые, естественно, наоборот стремились в ней эту страсть затушить). Но, к счастью, вмешалась охрана Маконина, и этот поток прекратился. Моя далеко не наивная подруга всерьез полагает, что со временем этот хлам, каким-то чудодейственным способом превратившись в реальный антиквариат, послужит для украшения интерьера ее собственного дома. Лично я уже давно устала ее в этом переубеждать. В конце концов, каждый имеет право на свою собственную «сумасшедшинку».
Сейчас же я с определенной долей злорадства наблюдала за Павлом, который с нескрываемым удивлением оглядывал Олькины владения. Но Бог отвел меня от греха. В тот самый момент, когда я раскрыла рот, чтобы посмеяться над подружкиным пристрастием, в комнату вернулась Олька.
- А вот и я! – радостно возвестила она о своем появлении.
Ну что ж…  Изменение в настроении Павла не заставило себя ждать. Его доселе равнодушно-снисходительный взгляд заискрился заинтересованностью. Удивительно, как предсказуемы мужчины. В старых спортивных штанах и футболке, с «конским» хвостом, туго стянувшим на макушке пышную Олькину шевелюру, он не разглядел ее очарования, зато, переодевшись, Олька явно стала в его глазах привлекательной. Что за пристрастие к маскарадной мишуре? Неужели и он до сих пор не наигрался в Барби? Нет, такими глупыми сентенциями не избавишься от пораженческого настроения. Порадуюсь лучше тому, что предвидела подобное развитие событий заранее.
- Что ж мы стоим? Садитесь.
- Боже, какой Версаль… - тихо себе под нос пробурчала я, усаживаясь в одно из разнокалиберных кресел.
- Что? – громко поинтересовалась Олька, не сводившая глаз с Павла.
- Ничего. У тебя было ко мне какое-то дело?..
Никакой ответной реакции не последовало.
- Оль! Что за дело-то?!
- Ну да… Дело.
Наконец-то, подружка посмотрела в мою сторону.
- Я на счет пирогов.
- Каких пирогов?..
- Завтра ко мне придут  нужные люди. Я им обещала угощение, которое они долго не забудут… Понимаешь?
- Не совсем.
- Испеки пироги.
- Ты вообще как?.. Со временем дружишь?
- Не так уж поздно…
- Нет.
- Ты, подруга, меня без ножа режешь!
Возмущение ее было так по-детски искренне, что я не смогла сдержать улыбку.
- Обычное преувеличение.
- Ну что за капризы!..
- Ты случайно ничего не перепутала?
- О чем собственно речь? – поинтересовался Павел.
Олькина физиономия мгновенно преобразилась.
- Аглая печет изумительные пироги по старинному рецепту, который держит в строжайшей тайне.
- Ты уж совсем завралась!.. – не выдержала я.
- А что не так?
– Классику – в жизнь! Современный вариант «Пиковой дамы»! Старушка не унесла свою тайну в могилу!
- Здорово. Только к чему это ты?  
-  Баба Лина на смертном одре никаких рецептов мне не передавала. Учила всех вместе и меня, и тебя, и Машку… Машка, между прочим, научилась.
- Да что там научилась!.. Какое-то жалкое подобие знаменитых нянькиных пирогов.
- Звучит очень заманчиво. Мне даже захотелось попробовать.
- Не ломайся, тебя и Павел просит. Тем более что я все уже приготовила.
- Что? - вздохнув, спросила я.
- Все продукты, которые тебе понадобятся.
- Сама купила и ничего не перепутала? Пойду, посмотрю.
Внутренне я уже смирилась с тем, что пироги мне печь все-таки придется, и огрызалась по инерции. Олька не из тех, кто спокойно принимает отказы, если это может нарушить ее планы. Да и не привыкла я подводить друзей.

   Кухня находилась рядом с Олькиным обиталищем в этой квартире. Замешивая тесто, я прекрасно слышала заливистый Олькин смех, и даже обрывки некоторых реплик. Я, правда, не слышала Павла, да и Олькины слова разбирала далеко не все, но, не зная контекста происходившей там беседы, поняла главное – собеседники перешли на ты. Тусовочный комплекс? Олька с восемнадцати лет «крутилась» на MTV, где словесные реверансы считались чуть ли не дурным тоном. Плюс бесконечные тусовки. А там… Из личного опыта знаю, что большинство завсегдатаев таких мероприятий -  самопровозглашенных «гениев», с русским языком дружат несколько однобоко, полагая, что «великий и могучий»  не более чем наследие темного прошлого, с которым современному молодому человеку лучше вовсе не знакомиться, а, если такое несчастье все-таки произошло, то уж во всяком случае, не бравировать этим, а помалкивать, впитывая современность. Олька напиталась этой атмосферой  в достаточной мере, чтобы прослыть в «известных кругах» продвинутой девчонкой. К счастью, у моей подружки голова на месте, и от наследия литературного прошлого она  не отреклась, поэтому около двух лет назад ее отметил один из телевизионных мастодонтов (не будем поминать всуе) и порекомендовал на более представительный канал, где теперь она и работает. Вы скажете, что все это не так существенно для происходящего сейчас в нескольких от меня метрах? Отнюдь.



Часть седьмая.

- Ну, как дела?
- Твоими молитвами.
- Вот и хорошо.
Если общение на ныне модном сленге можно считать благоприобретенным, то излишней церемонностью Олька не отличалась никогда.
- Когда закончишь с тестом, организуй что-нибудь перекусить.
Я взглянула на Ольку, приложив максимум усилий, дабы наполнить свой взгляд той долей выразительности, которая обычно не требует комментария.
- Ну, Гашка…
В ее интонации послышались извиняющиеся нотки. Значит, крупицы совести все еще где-то сохранились в выхолощенном профессией сознании подружки.
- Выручай, Гашенька… У меня и бутерброды-то не всегда получаются. Сама знаешь. А тут… Не хотелось бы ударить в грязь лицом. И потом, это ты привела его, так что…
- Ладно. Не продолжай. Что у тебя есть в наличии?
- Посмотри в холодильнике.
Последняя фраза была брошена удаляющейся с кухни подружкой через плечо.
Конечно, я могла бы обидеться. Бросить возню с тестом, вымыть руки и тихо удалиться, оставив Ольку один на один с гастрономическими проблемами. Но я смотрела ей вслед… Нет, ни раздражения, ни злости… Только немного грустно. Грустно от того, что наше безоблачное детство безвозвратно ушло. Все было так легко и просто… И наши девчачьи мечты… И отношения… Не могу вспомнить, чтобы мы хоть раз серьезно поругались. А теперь все не так. Каждая строит свою жизнь без оглядки на подруг. Наверное, так и должно быть. Или нет? Не знаю. Да, грустно. Но разве Олька или Машка виноваты, что у них все складывается удачнее, чем у меня?..
От невеселых мыслей меня отвлекла музыка. Низкий женский голос пел о чем-то по-португальски. Прежде я никогда не слышала этой песни. Красивая мелодия, красивый голос… Я невольно заслушалась. Даже минимальный запас португальских слов, хранившийся в моей памяти, позволил мне сообразить, о чем пела незнакомая певица. Сердце, любовь, разлука… Господи, у всех  одно и тоже.
Распахнув дверцу холодильника, я принялась внимательно изучать его содержимое.  Не могу сказать, что готовка была моей страстью. Но иногда во мне просыпался здоровый женский инстинкт – накормить ближних чем-нибудь вкусненьким.  Сложные рецепты из кулинарных книг нагоняли на меня лишь скуку, поэтому готовила я исключительно по вдохновению. Однако скудный ассортимент продуктов в Олькином холодильнике не возбуждал воображения. Что ж… В таком случае пицца. Это итальянское блюдо в моем исполнении никогда не отличалось особой строгостью в подборе ингредиентов, но не было еще случая, чтобы кто-то остался не доволен. Своим эксклюзивным творениям я непременно присваивала звучные названия, некоторые из которых потом встречала в меню пиццерий. Естественно я не могла пройти мимо  и тщательно расспрашивала об их происхождении, но ни разу не получила более менее вразумительного ответа. Похоже, их способ разнообразить меню был аналогичным моему.

   Пожалуй, единственной действительно интересной вещью, добытой Олькой  в опустевших квартирах, был старый сервировочный столик -  произведение безызвестного народного умельца симпатичное мне своей занятной самобытностью и функциональной простотой. К сожалению, местами потрескавшийся темный лак выдавал его дешевенькое древесное существо, но в умелых руках он легко мог бы приобрести вполне презентабельный вид. Олька по обыкновению отмахивалась от моих предложений отреставрировать столик и продолжала его эксплуатировать в том виде, в котором  нашла. Было жаль беднягу, но за неимением ничего подходящего, чем можно было бы его заменить, я аккуратно протерла его мягкой тряпочкой и загрузила тарелками с готовой пиццей, бокалами, бутылкой вина, обнаруженной в полупустом Олькином холодильнике, и прочей мелочью, придуманной цивилизованным человечеством, для превращения естественного процесса приема пищи в некий церемонный ритуал.
 
   Управляемый мной столик мягко катился на своих, обутых в резину, колесах по паркету. Катился?.. Путь был слишком коротким. Через считанные мгновения я оказалась перед старинной двустворчатой дверью, одна из створок которой была прикрыта. Я остановилась. Понимая, что чем дольше буду стоять в нерешительности, тем труднее будет войти, я резко толкнула преграждающую мне дорогу створку и шагнула в комнату. И… Зажмурилась. Кто-то опять подумает, что мне нужно лечиться у психиатра, но это не так. Всего лишь приобретенный рефлекс. Мой папочка… Нет, теперь, когда ему 64 года, он уважает приличия. Вот уже пятый год ему удается вести размеренный вполне семейный образ жизни. То ли на закате жизни (услышал бы он меня!) ему все-таки посчастливилось встретить ту единственную и неповторимую, которую методом проб и ошибок так долго искал, то ли просто возрастные изменения характера коснулись и его… Да так ли это важно?.. Главное, что его последний брак длится рекордно долго и, кстати, весьма плодотворно: детская страничка в его паспорте пополнилась еще двумя отпрысками – пятилетним Родионом Николаевичем и двухлетней Авдотьей Николаевной. А рефлекс зажмуриваться, заходя в помещение из которого кроме сладко-тягучей музыки (а из Олькиной комнаты по-прежнему лилась именно такая) не доносилось более никаких звуков, выработался у меня в те благословенные времена, когда Николай Сергеевич находился в процессе поиска. Времена минули, а рефлекс остался. Искореняю его, но, как видите, привычка пока сильнее меня. Удивительно, как много посторонних мыслей проносится в голове, когда нужно собраться и принять верное решение, дабы не попасть впросак. Одно все же, несомненно – глаза надо открыть.  
Картина,