Микромир

как! Ловко я себя поставил рядом с Христом! Мол, одинаково от свиней страдаем. А хоть бы и так. У Вас разве по-другому?! То-то же. В каждом есть и Христос, и свинья. Просто свой бисер много жальче чужого: над своим подолгу плачем, а по чужому проскакали и не заметили. Поройтесь в памяти.


В автобусе

Две женщины сцепились из-за какого-то пустяка, но ругались не пустячно, не спустя рукава: вкуса, энергии, творчества было хоть отбавляй. Одна из них, всецело отдавшись схватке, чуть не проехала свою остановку; вторая, оставшись без противника, вспомнила, что ещё не заплатила за проезд. Но распалённое сердце требовало боя, и безошибочно нашло его. Женщина стала совать деньги под нос пассажирке, у которой были заняты обе руки. Та в свою очередь казалось только и ждала повода. Новый скандал, по буйству красок, сочности образов, по широте пожеланий, явно затмил предыдущий. Обе соперницы в бешеном темпе жалили друг друга своими языками-шпагами. Стоявший рядом мужчина, бог весть с каких побуждений, то ли заметил, то ли спросил:
- Почему женщины в транспорте такие агрессивные?!
На что задира, ведущая вторую дуэль кряду, мгновенно выпалила, ничуть не сбавляя напора на главном направлении:
- Зато они гораздо менее любопытны!
Этого сверх быстрого и удивительно точного выпада, хватило для того, чтобы мужчина больше не показывал признаков жизни. А над его похороненным вопросом неустанно звенели мушкетёрские клинки и реял благородный флаг могучего Портоса: «Я дерусь, потому, что я дерусь!».


Диалог

- Здравствуйте! Рад Вас видеть!
- Такая же фигня.


Арифметика бухгалтера

Демидов, Мифодий и я забежали перекусить в пельменную. На выходе натыкаемся на мою жену. Для дальнейшего полезно заметить, что по профессии она бухгалтер. Обращая на моих спутников ровно столько внимания, сколько обязывают правила вежливости, жена пристально изучает меня на предмет алкоголя. Ничего не увидав и не унюхав, она пытается хотя бы услышать:
- Признавайтесь сколько выпили!
- Не пили совсем.
- Не врите!!
- Да не пили мы!
- Так я вам и поверила, что вы полчаса сидели тут как два дурака втроём!!!


Дела добрые

Спешу в роддом; до автобуса полчаса; как бы чего не забыть. Нервы взвинчены; душа поёт; тело летает. Ещё бы: у меня родилась дочь! Уже на пороге тёща пытается вручить каких-нибудь гостинцев. Всё ею предлагаемое идёт вразрез либо с инструкцией роддома, либо со здравым смыслом. Но тёща горит неукротимым желанием внести свою лепту. Показываю на часы. В отчаянии тёща достаёт из кармана две затасканных карамельки и переселяет их в мой карман.
- Хочешь Наталье передай, - хочешь сам в дороге съешь.
Минут через пять, после посещения роддома, я встретил Демидова. Выпив бутылку, мы уже вдвоём пошли в роддом, наивно пытаясь зажевать алкогольные пары тёщиными конфетами. Наталья в два счёта нас рассекретила из окна второго этажа.
Проходит два дня. Ситуация меняется: теперь тёща едет в роддом, а я остаюсь дома. Исходя из соображений этикета, терпеливо дожидаюсь у двери пока тёща выйдет. Её сборы – если не вечность, то уж тысячелетие точно. Наконец тёща ногой на пороге. В этот момент я понимаю что чувствовал атлант, передавая Гераклу небо. Когда дверь уже почти закрылась, тёща неожиданно оборачивается и спрашивает в щелку:
- Сергей, у тебя есть жевачка или что-нибудь такое… ну чтоб в автобусе не тошнило?
- Нет, - растерявшись от неожиданности напора, мямлю я.
- А две конфетки, что я тебе давала? Где они?!
Финальная сцена.
«Ревизор» отдыхает.


Странный порок

Идёт по жизни человек, и собирает в мешок всё дерьмо, попадающееся ему на пути (а то ещё и порядочный круг сделает, - лишь бы побольше лепёшку подобрать); наклеивает на собранное дерьмо ярлыки (время, место, обстоятельства…); бережно несёт мешок на своих натруженных плечах; на привале развязывает его, смакуя, перебирает содержимое, сверяет по реестру (ревизия!); и снова: собирает, наклеивает, пересчитывает, сортирует…
Не думайте, что за свою деятельность он получает какое-то вознаграждение, - всё держится на голом энтузиазме!
Конечно, - это аллегория. Притча. Но притча – наипрозрачнейшая! И речь в ней идёт о злопамятных людях, кои суть (читайте притчу) дерьмоносы. Золотари по призванию. Им нравится сам процесс.
Сразу за злопамятностью идёт мстительность. Мстительные идут дальше: они взамен собранного чужого дерьма щедро раскидывают своё. Именно таким был граф Монте-Кристо. А запутавшийся в дерьме пушкинский Сильвио! - помните, как он, горячо желая отомстить за одно оскорбление, вынужден был снести другое!
Вот так посмотришь, посмотришь, и, даже не имея религиозных позывов, всем сердцем принимаешь слова Христа:
Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.
И ум не сопротивляется, - он понимает: любить врагов, в конце концов, просто выгоднее, хотя бы с точки зрения чистоплотности.


Внезапное решение

Начало стандартное, а именно: «Выпили мы изрядно».
Выпили мы изрядно (Брусницына, Демидов, я (вот Вам минус местоимений: себя приходится писать с маленькой буквы)). На ночлег, в логово Демидова, шли уже ночью. Дабы избежать избитых метафорических оборотов, скажу просто: было темно. Пока мои спутники прикуривали, я успел спрятаться за какой-то куст, возможно желая пугнуть их.
- А где Усов? – обнаружила пропажу Брусницына – Серёжка!
Рычать зверем было ещё рано (дистанция большая), и я затаился как мышь.
- Серёжка, ты где-е?!
За пять шагов до моего укрытия подаёт голос и Демидов:
- Да пошли уже! Куда он к чёрту денется? Здесь ему идти больше некуда.
«Как это некуда?», - вспыхивает в моём мозгу, - «Домой пойду!». И забыв, что хотел испугать спутников, что до дома больше пятидесяти километров, что в сумке у меня лежит бутылка водки и пачка пельменей, я тихо выбрался из укрытия и отправился домой.
В семь утра меня подобрал рейсовый автобус; я был уставший, но счастливый: как хорошо когда есть куда идти!


Любовь и дружба

Демидов влюбился. Он кинулся в пламя захватывающего чувства, даже не очертя головы. Очерчивать было некогда, да и… чем, собственно? Предки наши, кидаясь в бой, пользовались для этой цели ратным оружием - мечом то бишь. А тут… Пик любви пришёлся на канун дня рождения Демидова. Конечно, ему больше всего на свете хотелось провести его наедине со своей новой возлюбленной. Но как быть со старым другом?..
Приглашение я получил в устной форме, по телефону. Его формальность, общая вялость не могли не почувствоваться. Так как мне всё было понятно, я стал сетовать на занятость. Ах! если бы Вы слышали с какой радостью, попирая все правила этикета (всё-таки это было приглашение), утешал меня Демидов:
- Да ладно!.. чё там… не последний день живём! Ну давай, Серёжка, пока!
На коротких дистанциях любовь всегда шустрее дружбы.

Пропуск

Тем, у кого нет постоянного пропуска, для того чтобы пройти, требуется выписать пропуск разовый. А это означает: предъявить паспорт, подождать пока с него занесут данные в амбарную книгу, заполнят графы серенькой бумажки, которая и есть пропуск. Опаздывающим вся эта волокита конечно не по нраву. Они ноют, скулят, возмущаются, нетерпеливо переминаются с ноги на ногу… ждут когда охранник соберёт детальку их судьбы. На несколько тысяч подобных нытиков пришлось лишь одно исключение – убийственная статистика! Бойкая, фонтанирующая  девица, вне зависимости от того опаздывает она или нет, всегда хватает без очереди пустой пропуск и начинает его заполнять на своё имя, так что охраннику остаётся в нём только расписаться. В предыдущем предложении смысл слова «очередь» плавает: очередь за пропуском есть, и порой немалая, но очереди желающих самостоятельно заполнить свой пропуск нет!
Я стал приглядываться, чем же эта девица отличается от прочего люда? Ни у кого! ни у кого глаза не блестят такой любовью  к жизни как у неё! Этот мир – её мир. Другие ждут когда охранник выпишет пропуск, как жертва насилия ждёт когда её закончат насиловать; она же и в этом любит мир, и отдаётся ему как страстная любовница, не боясь взять на себя инициативу, не скупясь на ласки, не жалея силы для объятий…
Интересно, что импотентов от жизни этот пример ничему не учит: они так и не понимают что «ад – есть сожаление о том, что уже нельзя любить». Ф.М. Достоевский. За точность цитаты не ручаюсь.


Храбрость за чужой счёт

Бутько Владимир Семёнович, Карпенко Вова и его брат Санек (назвал всех так, как называю про себя) перекрывали у нас крышу, меняли потолок.
Ситуация:
Мы с Саньком подаём брус; чтобы его принять Вове Карпенко надо либо пройти по шаткой доске, либо спуститься по лестнице, перетащить лестницу, вновь подняться по ней. Вова решает рискнуть. Когда одна его нога была уже на сомнительном пути, он решает подстраховаться нашим мнением:
- Выдержит?
Явно не желая дожидаться окончания более длительного манёвра, мы с Саньком в один голос закричали:
- Да, да! Конечно выдержит!
Как в ультрафиолетовом свете определяются фальшивые купюры, так в присутствии Владимира Семёновича была видна фальшивость нашей уверенности, что доска выдержит.
Пояснение для тех кто не знаком с Владимиром Семёновичем: он бы никогда не стал
а) перекладывать ответственность за принятие решения на чужие плечи;
б) подталкивать кого-либо к рискованным действиям (хотя сам риска не чурается!).


Рассказ из пяти слов

Одуванчика попросили оценить прелесть бури…


Страшная история

Зашёл я как-то к Кощенковой в аптеку (она тогда работала зав. аптекой). Там в бытовке уже сидел Шемель, а перед ним стояла бутылка какого-то бальзама.
- Будешь? – спросил Шемель.
- Буду, - ответил я столь же коротко.
Лаконизм разговоров предвосхищающих выпивку, видимо объясняется боязнью пролить энергию не в то русло.
Опрокинув полную стопку тёмной вязкой жидкости, я понял что произошло нечто ужасное. Но в чём именно заключалось это ужасное до меня долго не доходило. Наконец подсознание определило сектор поиска: я уткнулся взглядом в этикетку на бутылке. Там было написано крупным сочным шрифтом: «Бальзам 40%», далее, мелким шрифтом цветом близким к цвету фона (мимикрия): «сухих веществ», и в самом низу, мельчайшим бледным шрифтом: «безалкогольный». Какой изощрённый садизм!


Под опекой дочери

Когда дети дома, а жена на работе, мой отдых после ночной смены обычно выглядит так.
Приняв душ, ложусь спать; лечу в бездну сна, едва голова коснулась подушки; проваливаюсь до запредельных глубин, в самую середину царства Морфея. И вдруг (знаю, что это будет, но всегда вдруг!):
- Папа, ты спишь?
Не перестаю удивляться, как этот тихий Полин голосок с поразительной лёгкостью возвращает меня в реальность. Я утвердительно киваю головой. И тут тихий голосок оборачивается звонким криком над моим ухом:
- Я вам казала тихо!... Папа спит!
Так Полинка призывает к порядку Катю с Родиком. Надобно заметить, что шум, производимый последними, на несколько порядков ниже Полиных призывов к тишине.
Я снова проваливаюсь в сон, но теперь уже не успеваю далеко улететь, - мой сон стал предметом Полиных забот. Всё чаще и чаще она спрашивает:
- Папа, ты спишь? - и пронзительно, с упоением - Я кому казала тише!? Папа спит!
Я