Ленин жЫв!

Кирилл. – Только и вас можно кое о чем попросить?
– Просите.
– Позовите заведующего отделением.
Девушка вздрогнула и отстранилась от Лучинского. Она внимательно и тревожно посмотрела ему в глаза:
– Зачем? Вы, знаете кто она?
Кирилл ухмыльнулся и пожал плечами:
– Я даже не знаю, что это она. Я думал, что это мужик.
Лиза покачала головой и грустно сказала:
– Вот с кем не надо говорить, так это с ней!
– Почему?
– Позже узнаете!
– Да что такое?! Честное слово! Какие-то загадки! Я уже начинаю вас бояться! Извините, но мне надо еще с кем-то увидится! С главврачом например!
Девушка неожиданно улыбнулась и кивнула головой:
– Вот с ним действительно надо и в ближайшее время увидеться, я все устрою, а пока, пока притворитесь, что вы спите и не с кем не разговаривайте! Ни с кем!
Кирилл вновь хмыкнул и, махнув рукой, подошел к умывальнику. Открыв кран, он посмотрел через зеркало на Лизу и, сполоснув лицо, тихо сказал:
– Это хоть, что за больница? Из окна ничего не видно окна не прозрачные. Где хоть я лечусь?
Лиза вновь стала грустной. Она тревожно смотрела на Лучинского и молчала. Тот тяжело вздохнул и повторил вопрос, уже злым голосом:
– Да вы, что?! Вы что себе позволяете?! Я, что тут, у вас заключенный?! Я больной, а вы относитесь ко мне, будто я под арестом! Говорите не медленно, где я нахожусь? Может в дурдоме?!
Лиза задумалась. Она прикусила губу и замерла, будто львица перед атакой. Кирилл насторожился. Что сейчас последует. Но, девушка тихо ответила:
– Нет, вы не в дурдоме. Вы находитесь в государственном диагностическом медицинском центре  имени Кости Топорыжкина.
Кирилл даже перестал дышать. Он посмотрел на девушку пытаясь понять, в своем ли она уме?! Затем, нахмурив брови, переспросил:
– Кого, кого? Кого еще Топтыжкина?
Лиза улыбнулась и, махнув рукой, поправила:
– Не Топтыжкина, а Топорыжкина.
– А это еще что за хрен? Что-то я такого не знаю и вообще не знаю такого диагностического центра! – Кирилл недовольный прошел к унитазу, опустив крышку, уселся на него, словно на стул, ему было немного тяжело от напряжения, кружилась голова от слабости.
– Вы и не могли знать, в ваше время, его, конечно, не было, – добавила Лиза.
– Что?! – Кирилл прикрыл глаза ладонью. – Вы опять меня пугаете. Вы точно ненормальная. Как вас зовут? Я обязательно справлюсь о вас у главврача.
– Меня зовут Елизавета Палкина. Я старший помощник главврача. Вот и все. Я в совершенно здравом уме и памяти. А вот вы...
– А что я?! - вздрогнул  Лучинский. – Значит я все-таки в дурдоме? Вы мне просто не решаетесь сказать. Я напился этой гадости у меня пошли галлюцинации и вот меня сюда к вам привезли? Так ведь? Скажите, что это так?!
Лиза покосилась на дверь и, приложив палец к губам, прошептала:
– Я же просила вам говорите тише. Тише. Тут все прослушивается.
Кирилл отмахнулся и, вздохнув, молвил:
– Значит все-таки в дурдоме. Поздравляю вас Лучинский, вы еще и буйный, и вас слушают, кабы чего... – пробормотал он под нос сам себе.
Лиза подошла к Кириллу и, положив ему руку на плечо, ласково сказала:
– Да успокойтесь, успокойтесь. Вы нормальный. Как вас зовут?
– Меня? Вы, что ж не знаете, как меня зовут?
– Нет, у вас только литер. И все.
– Литер? Это что?
– Это номер.
– Твою мать!  – хлопнул себя по коленке Лучинский. – Я еще и потерял свою личность и память. Мать твою, вот выпил гадости. Сука! Ну, козел, кореец долбанный, я тебя ведь найду, когда меня выпустят!
Лиза вновь погладила Кирилла по плечу:
– Так как вас зовут?
– Кирилл...
– Хм, Кирилл, красивое имя. А я, почему-то думала, что вы Владимир...
– Владимир? Я, что похож на Вовку? – в конец обиделся Кирилл.
– Нет, просто...
Слушайте, девушка, когда меня выпишут? Что мне прописали? Долго тут держать будут.
– Боюсь. Что правда для вас окажется очень жестокой, – печально выдохнула Палкина.
Кирилл внимательно посмотрел снизу вверх на девушку и растерянно спросил:
– Что значит жестокая? Я что тут надолго? Почему? Я ведь в норме. Нормальный, все помню. Что надо-то?
Лиза вновь вздохнула и присела на корточки возле Кирилла. Она не глядя на него, вымолвила:
– Да не в этом дело, вы-то в норме, только вот...
– Что еще? Не понял? Что происходит?
– Дело в том, что вы не там где жили.
– Чего? – Кирилл, вскочил с унитаза и просмотрел на девушку, как на змею смотрит мангуст. – Меня, что, в другой город еще отвезли? На опыты что ли отправили? Вы это... кончайте тут меня пугать!
– Да нет, город-то тот, вот только страна другая... – Лиза встала, и вплотную подойдя к Кириллу, пристально посмотрела ему в глаза.
Он несколько секунд молчал, соображая, что она ему сказала. Затем улыбнулся как-то беззащитно и обреченно:
– Хм, страна другая. Как это..., как это, другая?! Что, власть поменялась, что ли, пока я в отключке был?!
– Вроде того...
– Нет..., не может быть! Нет, скажите, что вы шутите! – бормотал Лучинский. – И сколько же это я в отключке-то был?  Что, долго?
– Да...
– Месяц?
Лиза молчала, она опустила глаза и, отвернувшись, подошла к зеркалу. Затем поправив волосы, вновь  посмотрела на Кирилла. Тот стоял в ожидании:
– Два месяца? – удивленно спросил он.
Лиза грустно улыбнулась.
– Что больше? Скажите, не томите. Не томите мне душу! – взмолился Лучинский.
– Вы пробыли в коме почти девяносто....
– Девяносто дней? Три месяца! Мать твою! – схватился за голову Лучинский.
– Да нет, вы не поняли, вы пробыли в коме, в литургическом сне, в анабиозе, или еще как хотите, назовите свое состояние, почти девяносто... лет...
Кирилл, вздрогнул и замер. На его устах, застыла нелепая и уродливо-смешная улыбка. Лучинский не моргая, смотрел на Палкину и не дышал. Он не мог двигаться.
– Да, Кирилл, такова вот, правда. Так что...
Оцепененье у Кирилла прошло через несколько секунд. Он опустился на унитаз и тихо и как то жалобно сказал:
– Господи, прошу тебя, я хочу проснуться. Нет. Нет. Я хочу проснуться!
Палкина вздохнула и медленно подошла к Кириллу. Она стояла, не решаясь к нему дотронуться. Она боялась, что он сейчас сорвется и у него будет нервный стресс. Наконец Лиза взяла себя в руки и тихо молвила:
– Правду придется пережить. Но, ни это самое страшное...
Кирилл поднял голову и жалобно посмотрел на девушку:
– Что это еще не самое страшное? Что может быть еще страшнее?
– Вы теперь объект государственной важности и, по сути, себе не принадлежите...
– Что?!!! – совсем обомлел Кирилл.
У него вдруг потемнело в глазах и пересохло во рту. Он почувствовал, что теряет сознание от слабости и напряжения. Лиза подхватила его под руку и потащила обратно в палату.
На ходу она ласково ему шептала:
– Ничего, ничего надо прилечь, мы что ни будь придумаем, ничего, вы главное совсем не падайте духом. Знайте, вас не бросят!



***



– Слушай, Михаил Альфредович, я тебе сейчас одну вещь скажу, которую в принципе говорить не обязан! Слушай, я знаю. Про всю эту патетику доверия, и все же я тебе скажу, я тебе тут как никому доверяю, и поэтому считаю, что тебе можно сказать информацию государственной важности! – тревожно шептал Сикора.
Он, сидел как-то по-мальчишески, сдвинув свои короткие ножки и сложив на колени руки. Его было немного жаль, Щупп грустно ухмыльнулся и тяжело вздохнул. Михаил Альфредович решил пока молчать и выслушать этот странный и тревожный монолог фимобщика.
– Ты мне, конечно, не доверяешь, понимаю. Нам сотрудникам министерства безопасности конечно трудно как то говорить о доверии. Я это тоже понимаю, но вот видишь, я крамолу говорю тебе. Да, не думай что это капкан. Не думай, не всегда сотрудник фимоба все делает по инструкции и по требованиям своего начальства. Не всегда Михаил. Ты должен знать, что мы тоже люди, и у меня порой закипает кровь, когда я вижу определенную несправедливость. И когда я чувствую что человек вполне порядочный и ему можно доверять и его ломать ни в коем случае, не надо.
Щупп вновь тяжело вздохнул, он покосился на потолок, а точнее на люстру сикорского кабинета. Лаврентий Васильевич понял его намек и, махнув рукой, брезгливо продолжил:
– Да нет, не бойся, я тебе слово офицера даю, этот разговор не пишется и вообще его никто не услышит. Я включил специальную систему анти прослушки. Так, что глушилки все слова перековеркают твою мать, так что никто ничего не поймет.
Михаил Альфредович кивнул головой, но промолчал. Сикора понял, что ему еще нужно немного напрячься, что бы раскачать главврача на диалог:
– Я тебе вот что скажу. У меня есть приказ, приготовить твоего пациента ноль девяносто восьмого к транспортировке в Москву. Вот! Так что ты скоро его совсем потеряешь и никогда наверное больше не увидишь.
Щупп вздрогнул и с тревогой посмотрел в глаза Лаврентию Васильевичу. Тот грустно улыбнулся и кивнул головой:
– Да, Миша. Да. Вот так. Труды всей твоей жизни, а вернее цель может вот так банально улететь в столицу и растаять в дымке.
Михаил Альфредович тяжело и часто задышал. Сикора понял, что попал в цель и решил додавить.
– Думаешь, Миша, я не знаю, что за метод долгожительства ты разрабатываешь? Думаешь, я не в курсе, что у тебя уже все готово и все можно применять, и все бы ты уже применил, если бы, не этот чертов пациент ноль девяносто восьмой. Который, тебя сбил с толку и лишил уверенности?
Щупп закрыл глаза и тихонько простонал. Сикора дотронулся до его плеча рукой и, похлопав по плечу, сочувственно продолжил:
– Я читал твой трактат. И не спрашивай, где я его взял. И мне, в принципе, стало все понятно, как ты собираешься продлить человеку жизнь. Ты там говоришь, что он сможет жить примерно сто восемьдесят, двести лет, и это здорово, но вот Миша! Ноль девяносто восьмой, как я понимаю, сможет прожить дольше?! Дольше, а это значит, что твоя система проигрывает! Миша, у тебя в руках ключ от бессмертия который ты вот–вот выронишь.
Щупп вновь вздрогнул и, открыв глаза, тихо и зло процедил сквозь зубы:
– И который подхватят ублюдки и сволочи которые не достойны этого самого бессмертия! Мой метод ничем не хуже. Но я, как здравомыслящий человек, понимаю, что человека все равно нужно ограничить смертью. Нужно! Нельзя допускать, что бы человек жил вечно! Нельзя! Это против природы! Это хаос! Я просто высчитал, что оптимально человек должен жить двести лет. А иначе катастрофа, иначе никаких земных ресурсов для этой бессмертной толпы не хватит!
Сикора замахал руками и согласно закивал головой:
– Дорогой мой, Миша, я полностью согласен, согласен с тобой, вот поэтому я и хочу тебе сообщить очень важную весть, очень важную. Послезавтра я отправляю ноль девяносто восьмого в Москву, но я хочу, что бы ты поехал с ним. Ты Миша, что бы ты поехал и доделал то, что задумал! Задумал свою систему так сделай ее и внедри! И я готов тебе помочь, а иначе... – Сикора осекся.
Щупп обомлел. Он никак не ожидал услышать такие слова от старого и хитрого фимобщика. Что это - провокация?! Попытка вызвать его на откровение, ну зачем?! Щупп не мог поверить и не мог понять, он лихорадочно барахтался в своих мыслях.
Сикора, видя растерянность Михаила Альфредовича, улыбнулся и добавил:
– Ты можешь поехать, но для этого нам нужно будет заявить о твоем методе. Вот тогда тебя тоже вызовут в Москву, вместе с ноль девяносто восьмым. По моей информации, сейчас там, в столице, не все гладко с программой этого вот долгожительства. Там есть