Записки опера особого отдела

завершения полетов в коллективе группы был настоящий пир. Теперь, когда своим временем он распоряжался самостоятельно, этому увлечению стал уделять гораздо больше времени, чем прежде, и делил трофеи только с членами своей семьи.
  Взяв тетрадь из рук начальника, Сергей вернулся в свою комнату и достал тетрадь для писем. Сначала он сделал записи формул и цифр, которые были в диссертации. Но потом, посчитав, что может перепутать конечные результаты, переписал из тетради пояснения к ним. Процедура просчетов заняла небольшое время, но результат получился в виде внушительного рулона бумаги. Лобанов повторил операцию, чтобы перепроверить точность первых расчетов. Закончив работу, он один из рулонов положил к себе в стол и пошел к начальнику доложить о завершении работ.
  - Что, так быстро? - удивился Бондаренко.
  - А что там сложного? - ответил Сергей. - Вводить данные долго, потому что нельзя допустить ошибку, а машина считает быстро.
  - Молодец, - похвалил матроса Бондаренко. Он быстро надел куртку, положил тетрадь в портфель и поспешил в штаб.
  Командир, увидев опять на пороге кабинета капитана, уже не ожидая ничего хорошего, устало спросил:
  - Ну что еще, Владимир Федорович? Чем ты опять меня хочешь расстроить?
  - Наоборот, порадовать, - довольно ответил Бондаренко. - Ваше приказание выполнено. Вот, - он протянул тетрадь и рулон с расчетами владельцу.
  - Ну, не приказание, а просьбу, - улыбаясь, поправил офицера командир. - Большое спасибо, Владимир Федорович.
  Он взял в руки свою работу и расчеты. Немного подумав, как поступить с рулоном, он развернул его, а затем, как газету, свернул его в несколько раз и положил в рабочую папку.
  - Ну, как ты, за аэродромом не скучаешь?
  Бондаренко насторожился. Уходить с вычислительного центра он уже никуда не хотел.
  - Я человек военный, где прикажут, там и буду служить, - дипломатично ответил капитан.
  - Ладно, свободен, не буду тебя больше задерживать, - улыбнулся Шкилев и пожал руку Бондаренко.
  Последний понял команду командира дословно и поэтому, выйдя из штаба, направился домой, хотя рабочий день еще не закончился. Бондаренко рассудил так, что командир с ним в этот день и так уже пообщался вдоволь, а для всех остальных он - у командира.
  Сергей Лобанов вечером вернулся с ужина, замкнул изнутри вычислительный центр, переоделся в спортивный костюм и, как гражданский человек, лег на диван смотреть телевизор. Поздно вечером началась программа "Взгляд". На экране трое молодых и энергичных ведущих обсуждали с приглашенными на передачу сотрудниками КГБ и политиками последние заявления генерала Калугина. Одни называли его реформатором новой волны, другие - предателем и изменником Родины. Доводы одних и других Сергею казались убедительными. С одной стороны, он поддерживал стремление сломать старую систему КГБ, хотя об этой организации почти не знал ничего. С другой стороны, понимал, что Калугин разгласил секретные сведения, в результате чего пострадали люди. Слушать полемику на экране он устал и погрузился в свои мысли. Он размышлял над сутью предательства. Как человек, который воспитывался в СССР, был пионером и комсомольцем, предательство считал самым страшным преступлением. Но теперь, когда в предательстве обвиняют генерала КГБ, а общественность считает его, чуть ли не героем, значит, по мнению Сергея, должна быть какая-то грань между добром и злом в этом вопросе. Он вспомнил об авиаконструкторе Игоре Сикорском, о котором слушал лекцию замполита в клубе в один из недавних выходных дней. Этот человек внес серьезный вклад в развитие русской авиации. Но в 1919 году эмигрировал в США и внес существенный вклад уже в развитие гражданской и военной авиации США, в частности, в вертолетостроение. Конечно, при этом он преследовал и свою выгоду. В США за одни и те же разработки платили гораздо больше, чем в Советской России, но главное - конечная цель. Там он сделал гораздо больше, чем мог сделать на Родине. В итоге его изобретение используется практически во всех станах мира. Можно ли считать его предателем? В свое время его труды могли и должны были быть секретными, но своей эмиграцией он не нанес ущерба своему Отечеству, более того, по его чертежам были созданы и отечественные вертолеты в СССР. Сегодня плодами его труда пользуется все человечество. Поэтому Сикорского нужно считать не предателем, а великим ученым, который работал на благо человечества.
  Генерал Калугин наверняка тоже преследовал корыстную цель. Но в результате его действий пострадали люди, а польза весьма иллюзорна. Следовательно, его действия можно классифицировать как преступление. Невольно цепь его размышлений перешла на личность командира полка полковника Шкилева, чью диссертацию совсем недавно Лобанов держал в руках. "Если свою диссертацию он продаст за границу, то кем он будет, предателем или ученым?" - размышлял Сергей. Диссертация пока не является собственностью государства, идея, изложенная в ней, еще не принята на вооружение и неизвестно, будет ли принята вообще. Если она попадет за рубеж и будет там внедрена, то, как любую военную разработку, ее, в конечном итоге, запустят в мирных целях. И тогда, труд командира пойдет на пользу человечеству. Но Шкилев вряд ли пойдет на это, коммунистическое воспитание не позволит. Под эти мысли Лобанов погрузился в сон.
  Утром, когда на объект пришел капитан Бондаренко, он доложил ему:
  - Товарищ капитан, за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Дежурный по вычислительному центру матрос Лобанов.
  - Вечный дежурный, - усмехнулся капитан, лишний раз, подчеркивая, что кроме Лобанова никого другого здесь быть не может.
  - Владимир Федорович, можно вопрос? - спросил Сергей.
  - Можно Машку за ляжку, а на флоте просят разрешения. Уже ведь не "салага". Распустил я тебя здесь. - В ответ матрос молча потупил взгляд в пол. - Ладно, говори, что там у тебя.
  - Я по поводу своей вечности. Уже почти полтора года прошло, как я служу, а в отпуске еще ни разу не был: то в мае вы уходили, летом женщины были в отпуске, тоже нельзя было. А мне что, все два года без отпуска? У меня ведь взысканий нет. Да и родители переживают.
  Бондаренко задумался. Этот вопрос его ранее не волновал, точнее, он забыл о нем.
  - Ладно, я переговорю с командиром, хотя не представляю, кто будет охранять центр, в твое отсутствие.
  - А кто его охранял до меня, - резонно заметил Сергей.
  - Ты не сравнивай, тогда здесь никому ничего не надо было, а сейчас нам постоянно какую-то работу подбрасывают. Ладно, не переживай, что-нибудь придумаем, - обнадежил матроса начальник.
  Через час капитан Бондаренко уже был в строевой части.
  - Федорович, каким ветром тебя занесло в наши края? - обратился к нему начальник строевой части капитан Вишневский.
  - Забота о личном составе привела, - многозначительно, но с улыбкой произнес Бондаренко. - У меня ведь на объекте матрос Лобанов служит. Ему уже скоро на дембель, а в отпуске еще ни разу не был. Как этот вопрос решить?
  - Элементарно, пиши рапорт на имя командира части от своего имени. Вот форма, - Вишневский протянул образец рапорта. - Когда напишешь, командир завизирует, так и сразу можно твоего бойца собирать в дорогу.
  Бондаренко взял лист бумаги, быстро переписал текст, а затем вновь обратился к начальнику строевой части:
  - А можно я сам подпишу рапорт у командира?
  Вишневский с удивлением посмотрел на него. Носить документы на подпись командиру части было прерогативой сотрудников строе-
вой части. Подобное отступление от правил позволяли себе лишь заместители командира и командиры подразделений. Но иногда для особо избранных Шкилев делал исключения.
  - Ну, если уверен, что он тебя не пошлет... - Вишневский сделал театральную паузу: - опять ко мне, то, пожалуйста, неси сам.
  Капитан схватил рапорт и поспешил в кабинет командира.
  - Владимир Федорович, ну что у тебя еще? - оторвался от изучения документов Шкилев, глядя на вошедшего Бондаренко. За время нахождения в должности он приучил личный состав к правилу: "Подойдя к кабинету командира, подумай, сможет ли твой вопрос решить его заместитель". Поэтому он всегда настороженно относился к непрошенным визитерам. Бондаренко в свою очередь хотел предстать перед командиром уже в новом качестве, не только как исполнительный офицер, но и как заботливый руководитель. В свете последних событий он тайно тешил себя надеждой, что теперь сможет получить очередное звание.
  - Товарищ командир, матрос Лобанов служит уже полтора года и ни разу не был в отпуске. Взысканий у него нет, претензий от меня тоже, надо бы поощрить парня, - выдал как свою инициативу капитан. - Тем более что вам, как я понимаю, он уже не нужен.
  - Как это не нужен? - возмутился полковник. - Я на следующей неделе намерен передать новые расчеты. Давай так, я рапорт подпишу, но с одним условием: он поедет в отпуск только после того, как все мне просчитает. Все ясно?
  Бондаренко молча кивнул в знак согласия. Командир быстро наложил резолюцию на рапорте, пожал на прощание руку Бондаренко и вернулся к работе с документами.
  На следующей неделе Лобанову не суждено было отправиться в отпуск. В этот период времени один из вертолетных отрядов полка нес боевую службу в Средиземном море на БПК "Адмирал Левченко". Во время плановых полетов один из вертолетов Ка-25 упал в море. К счастью, экипажу удалось спастись. Сразу же по приказу командующего были запрещены полеты вертолетов до выяснения причины аварии. В полку начали работать следственные комиссии то из ВВС флота, то из Министерства обороны, была даже направлена комиссия к месту несения боевой службы. Вывод оказался неутешительным для командования полка: авария произошла по вине экипажа, причем обоих членов. Из-за значительного удаления от корабля штурман не смог правильно определить свое местоположение относительно базы и дал ошибочный курс на итальянский корабль. В результате запаса топлива не хватило на возвращение, летчик не смог приводниться и задел лопастью о воду, что привело к разрушению вертолета и последующему его затоплению.
  В этой ситуации командиру полка было не до диссертации и тем более не до отпуска Лобанова. Он только и был занят тем, что встречал и провожал проверяющих, писал объяснительные записки и по мере возможностей пытался защитить других подчиненных, на которых пытались повесить всех собак. Но, как и следовало ожидать, понесли наказание руководители всех ступеней, кто отвечал за подготовку авиагруппы к боевой службе, а весь летный состав сел в классы для сдачи зачетов по теории. Отсрочка в проведении полетов после выводов комиссии дала возможность полковнику Шкилеву вернуться к работе над своей диссертацией.
  Сергей понимал, что в этот период командиру не до него. Но он рассуждал по-другому. Если командиру сейчас не до него, то ничего ему не мешает в этот период поехать в отпуск. Свою идею он попытался изложить Бондаренко:
  - Владимир Федорович, поговорите с командиром, может, он меня отпустит, пока комиссия работает. Все равно ведь он диссертацией заниматься не будет. А когда все успокоится, то и я уже вернусь из отпуска.
  - Ты в своем уме? Хочешь,