ЧАРОДЕЙКИ (пишется)

1. Неудачница

Когда-то моя жизнь была обыкновенной. Мы с семьей жили в одном из спальных районов столицы. Ничем не примечательный панельный дом по улице Червякова с баскетбольной площадкой и клумбой у подъезда. В детстве нам с Марго казалось, что наша улица названа в честь червяков, которых мы в изобилии находили в песочнице. Но повзрослев, мы поняли, что, к сожалению, улицы не носят названия фауны их населяющей, поскольку чаще им дают фамилии усопших  партийных деятелей.  
Пожилые соседки -- постоянные обитательницы лавочек -- провожали неодобрительными взглядами каждую мини-юбку и вели жаркие дискуссии о политике и лекарствах. А весной под окнами пахло жасмином и черемухой.  
Наша квартира была небольшой. Всего-то три маленьких спальни и проходная комната, именуемая в народе «залом». Для кого-то это могло  показаться роскошью. Семьи из четырех человек частенько обитали в двушках с кухней два на три метра.
У родителей была собственная спальня, в которую еле уместилась кровать, небольшой платяной шкаф и пара старых тумбочек со скрипящими дверцами. Одна их них мешала открываться балконной двери, и маме приходилось каждый раз боком продираться на балкон, чтобы развесить белье. В родительской спальне всегда царил сумрак, не позволяя солнечному свету проникнуть через череду подсыхающих простыней и наволочек. Но маму вряд ли это беспокоило, учитывая, что в спальню она приходила затемно, и засыпала с книгой в руках при свете ночника.
В другой комнате жила бабушка. Здесь царил запах земли, плесени и кислого молока, поскольку бабушка, помешанная на экономии, собирала пустые тетрапаки и пластиковые пакеты от сливок, чтобы высаживать в них рассаду. Весной на подоконниках рядами стояли подросшие помидоры, а на полу в ящике из-под цитрусовых, обернутых газетами, росли будущие перцы. В детстве мы с сестрой любили проводить время в этой комнате, заставленной самыми разнообразными вещами. Бабушка старалась ничего не выбрасывать, и поэтому ее жилище  представляло собой настоящий склад всякого хлама. Мама долго не могла прийти в себя, когда нашла за шкафом бабушкиной комнаты сломанное коромысло. Она бурно жестикулировала, рассказывая об этом соседкам, которые в ответ лишь сочувственно качали головами. Все знали, что с бабушкиным накопительством ничего нельзя поделать. А папа в тихую называл тещу «гобсеком». Под ее старой рассохшейся кроватью лежала потемневшая от времени старая круглая раковина. Когда-то мы с сестрой усаживались в нее и раскручивали друг дружку до головокружения. И бабушка ругалась, что мы поцарапаем паркет, а раковина очень нужна на даче. С тех пор прошло много лет, сменилось как минимум три президента, но я уверена, что раковина и по сей пылится на том же месте.
У нас с сестрой тоже была своя спальня. Здесь стояла двухъярусная кровать для экономии пространства, длинный стол на двоих и новенький компьютер, подаренный родителями на наши дни рождения. Нам часто дарили общие подарки, поскольку родились мы в один месяц. На стенах красовались ядовито-розовые обои с ромашками, которые мы сами выбрали еще в детсадовском возрасте, и вырезанные из журналов картинки с изображением диснеевской Белоснежки. С последней нам до сих пор не хотелось расставаться,  несмотря на смешки друзей, комнаты которых украшали неизменные поп-идолы обоих полов. Мы с Марго считали это банальностью и безвкусицей. Вероятно, мы думали так с подачи мамы, которая полагала, что певцы и актеры не должны быть кумирами ее детей. И работа в индустрии развлечений не дает права требовать поклонения.
-- Какие же они звезды? Кто из этих модных фифочек принес реальную пользу человечеству?» -- с возмущением спрашивала она, -- И почему актеры зарабатывают больше инженеров и врачей?
Низкая зарплата в сфере здравоохранения была особенно больной темой в нашей семье. Мама работала участковым педиатром в местной поликлинике и жаловалась, что объем работы никак не совпадает с объемами оплаты. Мы старались по возможности не затрагивать эту тему, во избежание услышать двухчасовую лекцию о вселенской несправедливости.
Вечерами наша семья собиралась за ужином для того, чтобы обсудить прошедший день. Папа, работавший в больнице офтальмологом, смешно рассказывал совсем не смешные истории о вываливающихся глазах и травил любимые медицинские анекдоты, мама  вздыхала об очередных эпидемиях ротавирусных инфекций, а бабушка жаловалась на цены в магазинах. Следом шел допрос: «наши с Марго успехи в школе». Мы учились хорошо, но без должного энтузиазма, как уверяла мама. Моим слабым местом была алгебра, у Марго страдала грамматика. После долгих маминых увещеваний на тему «без родного языка и золотой медали только в дворники» более вспыльчивая сестра взрывалась:
-- В интернете все пишут с ошибками! И что? Никого это не волнует!
Бабушка – учитель химии на пенсии – предлагала свои репетиторские услуги, а папа только вздыхал, что в неуспехах Марго виновата исключительно генетика. Мама в наказание отлучала нас (для солидарности) от компьютера на неделю, и все успокаивались.
Так мы и жили до того памятного дня, когда я, с чувством неизбежности, положила на обеденный стол дневник с годовыми оценками. Мы с Марго были погодками и учились в одном классе. Марго пошла в школу в семь лет, дожидаясь пока я подрасту. Но в критических ситуациях мы все время оказывались порознь. Учителя рассаживали нас не то, чтобы за разные парты, но и через ряд. Марго прекрасно знала, что увидят родители в моем дневнике. Я тянула момент истины до последнего, однако прощальная линейка состоялась. И единственным, что радовало в моем дневнике – это исписанные разноцветными ручками последние странички, где одноклассники традиционно оставляли пожелания весело провести лето. Но мы с Марго учитывали: в нашей семье наказания исключительно парные, поэтому каникулы нас ждут безрадостные. Развлечением будет разве что прополка моркови и подвязывание помидоров с бабушкой на даче. Мы даже хотели подделать оценки, но поскольку в прошлом году кто-то на этом попался, теперь в школе рядом с отметками за четверть и за год стояла директорская печать. О том, чтобы мамы и папы проверяли ее наличие, было объявлено на трех родительских собраниях подряд.
Марго безумно злилась, и пыталась как-то помочь, но тщетно. Казалось, что все в этом мире против меня, и любые старания исправить ситуацию приводят к еще большим неудачам. Мы никак не могли понять, отчего при отличных ответах мне ставят низкие оценки, почему выгоняют из класса за болтовню, стоит лишь попросить у соседа по парте карандаш. И даже самостоятельные работы оценивались хуже некуда: учителя придирались и снижали оценки за  списывание, которого и в помине не было.
В моей жизни настала черная полоса. Создавалось впечатление, что только одно мое присутствие раздражает окружающих. Причем, практически всех, за исключением домашних. А подруги общаются лишь из уважения к Марго. Но ужаснее всего будет увидеть разочарование на лицах родных. Я столько раз себе это представляла за последние дни, что страх перед неминуемым наказанием куда-то испарился. «Будь, что будет, -- думала я, доставая из рюкзака дневник, -- В конце-концов, не убьют же меня за какие-то годовые оценки, пусть и очень плохие».
Первым делом мы решили продемонстрировать дневник Марго. Сестра постаралась на славу. Самой низкой ее оценкой была «восемь» по русскому языку, а со всем остальным Марго справилась на «отлично». Мама сияла, а папа пожал младшей дочери руку и выдал свою высшую похвалу «Молодчина!». Бабушка ни разу не заикнулась о репетиторстве.
Когда пришла моя очередь, я понурив голову, протянула довольным родителям свидетельство моего позора. И, как мы с Марго и ожидали, мама мгновенно завелась:
-- Женя, ты только посмотри!, -- восклицала мама, размахивая перед папиным носом моим дневником. -- Зато куча пожеланий: «отлично оторваться этим летом»! – с ехидцей продолжала она. – В голове одни мальчики! Вот тут -- Вадик желает ей любви… А как закончил год Вадик? Небось, так же как и ты?!
Это был не тот вопрос, на который следовало отвечать. Наша мама, как американская полиция: «все, что вы скажете, будет использовано против вас». Лучше просто дождаться, пока она успокоится и примется за решение проблемы.
-- «Четыре» даже по географии! И это по десятибалльной системе! Какой позор! А по биологии!.. По биологии «три»! Ты дочь врачей! Как тебе не стыдно! Смотри, Женя!
Вероятно, отметка по биологии послужила последней каплей в мамином негодовании, и она встала из-за стола, звонко ударив вилкой по тарелке.
-- Ты принимаешь наркотики? --  прорычала родительница, пытаясь заглянуть мне в глаза. – А ну, покажи зрачки?
Я подняла голову и посмотрела на нее. Марго затаилась рядом не дыша. Мама, видимо, убедилась, что я ничего такого не принимаю, и продолжила свой монолог. Сестре не удалось тихонько переждать бурю:
-- А ты почему молчала, что у Яры проблемы в школе?! Почему не помогла сестре?
-- Я пыталась…-- начала было Марго, но я ощутимо толкнула ее в бок.
-- Это все ваши заседания с подругами до ночи, косметика, шмотки… Вот, что вас интересует! Учиться не нужно! Зачем? Можно же стать певичкой или актриской!  Вы на это надеетесь?! Одна на танцульки бегает, другая бесконечно пресс качает… Заботитесь только о своей внешности!
Это было самое страшное обвинение в родительском арсенале, и поэтому Марго решила вступиться за меня:  
-- Нет, мама, просто у Яры ничего не получается в последнее время. Она учит, я же вижу, что учит, но оценки ей ставят плохие.
-- Значит, огрызаешься и споришь с учителями! – вынесла вердикт мама.
-- Не спорит, и ведет себя хорошо. И все равно, как будто обозлились на нее за что-то, а за что – непонятно.
-- Может, вы чего натворили, а теперь боитесь признаться? – испуганным тоном продолжала родительница.
-- Нет. Учителя придираются к Яре, снижают оценки, говорят, что она лентяйка. Но я знаю, что это не так! К ней относятся несправедливо! И в некоторых предметах она разбирается намного лучше меня.
Мама присела на край табуретки и задумалась. И тут подал голос папа:
-- Яра, учителя действительно относятся к тебе негативно, несмотря на все твои старания?
-- И я не знаю, почему так происходит, -- тихо сказала я, -- Все было прекрасно, а потом началось…
-- И когда же?
-- Несколько месяцев назад, -- ответила за меня Марго.
-- Что ж, Аня, это меняет дело, -- говорил отец, обращаясь к маме. – Я думаю, следует поговорить с учителями.
Но мама лишь подозрительно на нас смотрела. Она не могла до конца поверить в обычное тотальное невезение или беспочвенные придирки.
И тут вмешалась бабушка:
-- Очевидно, ребенка сглазили! – торжественно изрекла она.
Папа вздохнул, а мама с раздражением заметила:
-- Это просто бред! Средневековье какое-то! Ты действительно в это веришь? Если бы в плохих оценках наших детей был виноваты сглазы, проклятия и колдуны, то страна процветала бы! Во всем виновата исключительно лень и легкомыслие.
-- Вот ты не веришь, а это и на самом деле существует! Помню, когда ты маленькой совсем была, соседка наша – Нинка, как посмотрит, посюсюкает, так ребенок потом криком заливается всю ночь! И