Сказ про Ивана Огнищанина

умом и сердцем. И во сне, наверное, тоже молился. Однако не приходит решение. К тому же, проходя всякий раз мимо склянки с водой, что отдельно под образами стояла, не мог Иван отделаться от чувства, что чего-то в ней, все же, не хватает. Но здесь случай Ивану помог. Чистил Иван картошку к ужину и малость ножом палец зацепил. Не успел порезанный палец по привычке в рот сунуть, как пришел ему на память сон последний про Митрича. Вспомнился ему старик, окровавленную ладонь показывающий...
Не раздумывая, Иван склянку с полки снял, пробку отвинтил и, по правой ладони ножом полоснув, впустил в бутылку несколько алых капель. Поглотила прозрачная вода кровь, и мигом, как это не странно, чувство неполноты у Ивана улетучилось. «Так-то», - подумал Иван, - «Если надо, до смерти биться буду».
Невмоготу стало ему ждать. Взял Иван воду свою заветную, да к проклятому дому пошел, рассчитывая, что может по дороге и осенит его. Шагах в десяти от знакомого дома придумал Иван довольно нехитрый план. Раскрыл калитку, пнул ногой дверь входную и в сени вошел. Пахнуло Ивану в лицо тяжелым воздухом, дымом терпким и травами неизвестными. Из темных сеней проследовал Иван в большую горницу, где всех трех сестричек и застал плечом к плечу стоявших, словно бы ожидавших Ивана долго и терпеливо. Однако не подивился этому Иван, не до удивления ему было, странная овладела им отрешенность. Сказал Иван тихо и даже, как показалось, вполне по-будничному такие слова: «Изгоняет вас Господь!». Замерли ведьмы на мгновение, а потом старшая из них изподтишка рукой взмахнула. Одной только кистью. Стукнуло Ивана что-то в грудь и прочь отскочило. Не то горошина, не то зерно кукурузное. Тут же это место холодом обдало, недобрым холодом. Иван на то место взглянул с безразличием, а потом бутыль из-за пазухи достал и на всех троих ведьм, что, в свою очередь, как в столбняке застыли, все содержимое выплеснул, акурат на всех троих угодил, да еще с десяток черных свечей погасло. Повернулся  к дверям не спеша и вон вышел.

С неделю уже странная боль расползалась под ребрами, то давя, а то дергая. Стал Иван уставать, вставал и ходил только по крайней необходимости, что называется «шаг по рублю». Всякое усилие чрезмерное бросало его в испарину. Разумеется, знал Иван, что зерно то ведьмовское наговоренным было, а боль под ребром не простая и тяжким недугом, а, вернее всего, и раковой болезнью ему обернулось. И понимал Иван, что дни его сочтены. Однако это Ивана растревожить более не могло, к тому же и знал он подспудно, что за ошибку свою, за катькину смерть воздаяние принимает. А потому ни к врачам, ни к знахарям не собирался Иван, готовясь принять судьбу сваю сам, в полном одиночестве.
Но вот, однажды проснулся Иван посреди ночи от шума отдаленного. К окну подошел и занавеску отдернул. По улице, отчаянно грохоча по ухабам и сигналя редким автомобилям, мчался под сиреной пожарный ЗИЛ. Ивану тут же догадка пришла, где, собственно, гореть должно. Оделся тщательно и не спеша, закурил, захлопнул дверь и направился по известному адресу. Как и предчувствовал Иван, полыхал тот самый дом на отшибе. Яростно горел, с треском, выкидывая в темное ночное небо высокие столбы искр. Остановился Иван поодаль, в толпе не приметен, благо зевак на улице хватало. Перекрестился вслед за охающими старушками, по другому, правда, поводу. Уж разбредаться народ стал, огонь хоть с трудом, но залили, с пожарища повалил едкий густой дым. Иван же, сам хладнокровию своему удивляясь, терпеливо дождался пока пожарные все три трупа найдут. Вот, услышал, как офицер о находке кому-то по рации сообщил. Только тогда потихоньку к дому двинулся, усталость и ломоту невыносимую во всем теле превозмогая.

                                                          12
Исход иванов уж близок был, это теперь не только он, но и все немногочисленные его приятели и соседи замечать стали. Посыпались на Ивана советы, рекомендации, рецепты народные и адреса всевозможных целителей, как из рога изобилия. Понял Иван, что тут уж верно спокойного житья больше не будет. А время, как видно, поджимало. Понимал Иван, что счет на недели пошел. Тут и зародилась у него светлая мысль. Отправился Иван в родную деревню и стал у дачников свой ветхий домик назад торговать. Сторговался скоро, еще бы - отвалил удивленным горожанам денег акурат вдвое больше того, что они ему тогда заплатили. Продал Иван комнату в городе, продал мебель, из утвари кое-что, словом, все, что можно продать. А все что нельзя, соседям раздал на добрую память.
Вот и явился Иван в родную деревню так же, как уехал оттуда, с одним только рюкзачком за плечами и без гроша в кармане. Впрочем, теперь, как и тогда, Ивана его имущественное состояние вовсе не трогало. Немногочисленные односельчане также бледность и худобу иванову приметили, сунулись раз-другой, но отстраненность иванову почувствовав, больше приставать не стали. В деревнях, в этом смысле, народ поделикатнее.
Жадно теперь пил Иван холодный и чистый утренний воздух на рассвете, благоговейно смотрел, как раскаленный солнечный шар выкатывает из-за горизонта. Шелест листвы на ветру звучал теперь чарующей музыкой. Запах сена казался теперь утонченным ароматом. Вспомнил Иван, что сам не раз слышал, как на краю гибели люди упиваются жизнью, ее простыми и привычными явлениями да радостями. Однако ни тоски, ни страха не испытывал больше он, все самое главное, к чему привязан был, все, кого жаждал он увидеть и услышать ждали его там, за Порогом.
И вот, в последний раз приснился Ивану лучезарный сон, будто Катя снова невеста ему, и стоит она  в белом своем платье на церковных ступенях, улыбка ее счастьем лучится, и манит она Ивана к себе, хохочет звонко. Стоит Иван, не может с места сдвинуться, но не от робости, а как бы не в силах счастью своему поверить, уместить его в распахнутом сердце...

На утро ушел Иван из дома своего навсегда. Ушел, подпалив покосившуюся хату с четырех концов. Побрел он к лесу, опираясь на палку, ни разу не обернувшись на занимающееся  сзади пожарище. Кто знает, может быть, так и должно уходить огнищанам-то. Иван шел в то место, что с детства знал, где мощно вырывалась из земли светящимся родником невидимая сила, словно бы пуповина, связующая небо с землей. Здесь и лег Иван, раскидав руки, обняв Землю, как мог крепко. Он бы и небо обнял, но рук не хватило...
Замер ветерок в густой зеленой листве, остановились, словно в мертвом штиле, белые пушистые облака, замолчала щебетавшая без умолку птаха. Лишь на мгновение. А потом все началось вновь.

                                                                             Орел, 2003 г.