Маленький утонувший кораблик

ужас сковал её по рукам и ногам. Стало душно, невозможно дышать. Какая-то неосознанная обида сотрясала её изнутри, пытаясь вырваться наружу, но пересиленная страхом, возвращалась обратно, внутрь, выпадая в осадок первых оксидантов её души.

Наконец, всё закончилось. Хлопнула дверь в прихожей. Света тотчас очутилась у окна, прилипнув носом к стеклу. Уркнул мотор старенькой «Волги» с шашечками на крыше. Автомобиль развернулся и укатил, выплёвывая вслед себе белесую струйку дыма.

Света ещё долго смотрела на улицу, где высоко в небе медленно растворялся длиннющий инверсионный след улетающего самолёта. Казалось, это папирус оставил исчезающий в голубом безмолвии след, как шрам в своей крови и плоти, который конечно же, когда-то затянется и исчезнет. Исчезнет вместе с обидой и воспоминаниями о нём.
Солнце уже припекало через стекло так, что ей стало жарко.

И только теперь, отлипнув от окна, она заметила, как Шура, вскрыв прозрачные целлофановые пакеты, молча улыбаясь, обследовала их содержимое. В одном было красивое розовое платьице с кружевами, в другом — голубая вязаная кофточка.
«Это мне?», – вырвалось у Светы. Глаза её загорелись лучистой радостью. На детских губах остановилась светлая улыбка. Ручонки потянулись к обновкам.

«Эх, зайчишка-трусишка, что же ты своего папируса-то испугалась… Он так хотел посмотреть на тебя», – с насмешливым укором пропела Шура, – «На, примеряй скорей».
Но Света уже не слышала её. Она, как маленький забавный котёнок, осторожно обнюхивала глянцевые сапожки, источавшие запах резиновой новизны, и пробовала на ощупь маленький бумажный кораблик изумительной красоты, точно такой же, только намного красивее, чем тот, который прошедшей зимой смастерил для неё папирус прямо в машине, прямо у неё на глазах.

Радости Светланкиной не было предела. Ведь она так мечтала о новом кораблике, таком маленьком, похожем на старый, который уже давно куда-то потерялся. Забыв о платье и кофточке, она пристала к Шуре с требованием, не терпящем возражений, отпустить её погулять. Новенькие сапожки, одетые на босу ногу, левый на правую, правый — на левую, как близнецы, уже вызывающе смотрели вокруг, а мятые трусики прятались от стыда в подворотне ночной рубашки.

Осознав своё бессилие повлиять на последовательность событий и нецелесообразность запрета — на улице было уже тепло и стояла замечательная погода — она лишь выдохнула: «Одевайся!», и подала Светланке вязаные колготки.

Процесс одевания продлился мгновение, и лишь только была застёгнута молния на комбинезончике, а новые сапожки глубоко упрятаны в обшарпанные штанинки, она уже была во дворе.
«Не ходи далеко. И чтоб я тебя постоянно видела», – проголосила Шура вдогонку нарочито и неестественно строго.
«Ко-ко-ко, ко-ко-ко, не ходите далеко», – передразнила Света.
Она уже примеряла кораблик на густом штакетнике луковых перьев, ёжиком вставших из под земли. Кораблик никак не хотел удерживаться на их кончиках и плыть по зелёному морю. Он то и дело проваливался между луковками, падая боком на сырую грядку. Тогда Света аккуратно пересадила его в грязевую жижу, где кораблику очень понравилось, и стала посыпать его кончиками оторванных луковых пёрышек.

Но это занятие ей быстро наскучило, и она отправилась на улицу, где прямо у ограды их двора и до знакомой берёзки плескалось огромное озеро. Вдруг её осенило. Она бегом вернулась к кораблику, подобрала его и понесла к озеру, выбирая место, где его спустить на воду. Она прошла вдоль забора, где была натоптана тропинка, и за берёзкой вышла к ручейку, который, играя солнечными зайчиками и журча, стекал в озеро. По нему плыли прошлогодние листочки и всякие травинки, неизменно попадавшие в озеро, образуя в нём большую корабельную флотилию. Среди них, как флагманский корабль, уже величаво плыл её маленький бумажный кораблик.

В воображении Светы всплывали образы отважных морских путешественников, отправившихся в далёкое и опасное странствие. Она живо представила себе, как сам доктор Айболит возглавил команду спасателей, и они поплыли в далёкую Африку на помощь больным зверушкам.

Она взяла хворостинку и стала делать волны, как будто в море поднялся шторм. Кораблик покачивало на них, создавая впечатление буйства стихии. Но у Светланки не было ни малейшего сомнения в том, что её мореплаватели благополучно достигнут берегов Лимпопо. Ведь отважный капитан в полосатой морской рубашке, глядя в подзорную трубу, уже задавал курс и командовал матросами, которые бегом исполняли приказы, чтобы успеть помочь плачущим зверушкам.

Кораблик доплыл до середины озера, и прочая лиственная флотилия уже не поспевала за ним. Он летел по волнам, как «летучий голландец», убегающий за горизонт. Но вдруг, когда, казалось бы, ничто не могло помешать ему достигнуть намеченной цели, кораблик почему-то стал кружиться на одном месте и даже накренился на бок. Наверное, он налетел на рифы и получил пробоину. Но ведь отважный капитан и его команда были опытными мореходами, они должны были устранить течь, отремонтировать корабль и плыть дальше. По другому просто не могло быть. Ведь если не они, то кто же ещё поможет бедным жителям Африки.

Светланка уже представляла себя на палубе корабля, как она подбадривала матросов и оказывала помощь раненым, когда почувствовала, как набежавшая волна захлестнула её новые глянцевые сапожки, и ледяная влага стала подниматься по вязаным колготкам всё выше и выше.

Она не заметила, как зашла глубоко, но, отпрянув назад, вся сырая, продолжала с ужасом наблюдать, как её красавец кораблик сначала ещё сильнее накренился, а затем стал медленно погружаться и уходить под воду.

Бедный ребёнок не мог поверить произошедшему. Ведь этого просто не должно быть. Казалось, вот сейчас кораблик вынырнет из набежавшей волны и вновь поплывёт к неведомым берегам. Но время шло, а кораблик не выныривал. И не было больше ни Айболита… ни сил Светланкиных.

Когда всё закончилось, и на поверхности озера остался лишь безжизненный кусочек разбухшей бумаги, сливающийся с серой противной гладью, как бы подтверждающий факт кораблекрушения, непроизвольно, сами собой из глаз Светланки крупными капельками, как бусинки из дождя, покатились слезинки, а улица огласилась громким неудержимым плачем.

Насмерть перепуганная Шура, в мгновение ока очутившаяся на месте трагедии, со словами «Горе ты моё луковое…» уже тащила несчастного, замёрзшего, промокшего от слёз, воды и сопелек ребёнка домой.

Света ещё несколько раз оглянулась на опустевшую гладь злополучного моря-озера, как бы не веря в произошедшее, выискивая глазами свой маленький утонувший кораблик и, не найдя, окончательно впала в истерику, вся красная, мокрая, перепачканная.


… «Сэ-ля-ви…» – подумала про себя Света, повзрослевшая на полгода. Прокрутив в памяти и как бы пережив заново свою личную драму, она повзрослела значительно больше, чем могло бы показаться на первый взгляд.

«Сэ-ля-ви…» – повторила она вслух многозначительно и серьёзно это странное слово, услышанное однажды у мамы на репетиции, но вряд ли осознаваемое ею до этого дня. В глазах её отражалась задумчивая печаль. Может быть, по прошествии многих лет, нечто подобное повторится, и ещё не один раз ей придётся сказать «Сэ-ля-ви…», чтобы окончательно осознать суровые реалии жизни.

Что наша жизнь? – Лишь маленький утонувший кораблик в пучине преходящего бытия, увядающая былинка, на мгновение вечности появившаяся на свет, чтобы передать кому-то себя как частичку живой природы, своей любовью и добротой очеловечивая другую былинку, такую же слабую и беззащитную перед стихией вечного хаоса.

Не испытав однажды горечь утраты, не осознаешь истинной цены приобретения, не пролив никогда слёзы, не почувствуешь истинную радость бытия. И маленький утонувший кораблик из твоего далёкого детства, который ты оплакивал горючими слезами – лишь необходимая жертва, принесённая на алтарь твоего будущего Великодушия, способности сострадать людям, братьям нашим меньшим и увядающей былинке, а значит, способности и таланту любить…
.
Сэ-ля-ви… Да благословит судьба её счастливое будущее!
И да ниспошлют силы небесные каждому в его жизни свой маленький утонувший кораблик!